– Арс, чему ты радуешься?!
– Расскажу при встрече. Я готов идти с тобой до конца.
– Спасибо, дружок. Но что случилось?
– Чудо, отец, – ответил Бородин-младший и пригласил родителя отужинать с ним в ресторане.
– Мария Николаевна, вам ходить.
– Почему мне?
– Вы же проиграли. – Клава выглядела весьма довольной, она три раза подряд оставила хозяйку «дурой». Но поводом для ее хорошего настроения стало не это. Утром она проводила своего Гришу. Любимый сверхсрочник в этот приезд уделил подружке все время, пока находился в Москве. Половину из него они провели в постели. Лиловатые тени под глазами молодой женщины возникли не от косметики, а от удовлетворенной усталости любовного свойства. Да и вся она излучала спокойное счастье востребованной женщины, напоминая сытую кошку. Только что не мурлыкала.
– Ты специально так тасуешь карты, чтобы мне ни одного козыря не досталось? – ворчала Мария Николаевна, стараясь «отбиться».
– Ой, будет вам придираться. Не корову же проигрываем.
«…контрольным выстрелом в голову …убийство генерального директора компании стало… …неделю назад при похожих обстоятельствах погиб владелец оптового склада минеральных удобрений в Подмосковье. У следствия нет сомнений в заказном характере убийств всех бизнесменов. …станет еще более нежной. Опыт профессионалов для вашей кожи».
– Господи, опять кого-то убили. Клавочка, что же делается в стране?
– Да не слушайте вы их. По телевизору каждый день кошмарики. У вас есть козыри?
– Нету.
– Тогда берите. Чего зря сидеть?
– Я опять проиграла.
– Не везет в картах, повезет в любви. Да вам и так везет – муж столько лет рядом и налево не смотрит.
Мария Николаевна бросила карты и, поджав губы, посмотрела на домработницу:
– Надеюсь…
– Да будет вам. Как будто по нему не видно.
– А что тебе видно?
– Ой, Мария Николаевна, не смешите. Я же не маленькая.
– А можно поконкретнее? Как-никак о моем муже речь ведем.
– Ну, если вам так хочется, пожалуйста. Помните, неделю назад вы в сберкассу ходили, я тут полы начала мыть?
– Помню. Мне пенсию неверно насчитали, пошла выяснять.
– Точно. Ну чего мне одной стесняться, сняла юбку, блузку, и с тряпкой в одном белье. Тут ваш Александр Ильич является. Никогда днем не приходил, и вот на тебе, как назло. Увидел меня, поздоровался, и про вас начал спрашивать. Я сказала, куда вы пошли и зачем. А он со мной говорит, на меня смотрит и даже не замечает, что я почти голая. Я ему тогда и говорю: «Александр Ильич, вы бы хоть отвернулись, я оденусь». А он мне: «Ты разве раздета?» А когда до него дошло, смутился, и шмыг к себе в кабинет. Тут я и поняла, ваш муж бабу в упор не видит.
– Почему мне не сказала, что он приходил?
– А они ничего не передали.
– Ладно, психолог, давай обедать.
– Нет, Мария Николаевна, если я вам больше не нужна – побегу. Я с Гришей все домашние дела запустила. Простыни чистой нет.
– Иди, голубцы на ужин сама сделаю. Александр Ильич мои голубцы давно просит. Считает, что они неотразимы. Обычно еду не замечает, а к голубцам почему-то относится трепетно.
– Хотите, помогу. Ну, хоть капусту развалю.
– Не надо, голубушка. Управлюсь. Не сидеть же до вечера у телевизора.
Отпустив домработницу, Мария Николаевна надела фартук и направилась к холодильнику за капустой, но, услыхав звонок в дверь, уверенная, что Клава что-то забыла, вернулась в прихожую. На пороге стояла не Клава, а молодая красивая женщина. Лицо ее показалось Марии Николаевне знакомым, но где ее видела раньше, с ходу вспомнить не смогла.
– Простите, ради бога, что я без звонка. Вы меня не узнаете? Я Катерина Суркова.
– Теперь припоминаю. Но Саши дома нет.
– А я именно к вам.
– Ко мне? Тогда милости просим. – Мария Николаевна усадила гостью в кресло и предложила: – Могу обедом кормить, могу чаем поить.
– Не беспокойтесь. Я сыта, мне поговорить с вами надо.
– Надо, говорите. – Мария Николаевна сняла фартук, уселась напротив и приготовилась слушать.
– Не знаю, как и начать?
– Просто. Я не кусаюсь.
– Да, я знаю, вы прекрасная женщина. Это я гадина.
– Что это вы о себе так резко?
– Мария Николаевна, я давно люблю вашего мужа.
В наступившей паузе голоса в телевизоре звучали особенно громко. «Очередной коррупционный скандал потряс страну. Снова высокие чиновники, и снова украденные из бюджета миллиарды…». Мария Николаевна убрала звук и стала нервно перебирать карты. Колода оставалась на столе после игры с домработницей в «подкидного».
– И как мне на это реагировать?
– Не знаю. Дело в том, что между нами ничего нет. Александр Ильич считает, что это ерунда и глупости. А я не пойму, как мне жить дальше.
– И что вы хотите от меня?
– Ничего. Просто я ему сегодня открылась и вдруг почувствовала себя воровкой. Это мой ген нужно активизировать. Вот и пришла с повинной, чтобы не носить этот камень в себе.
– Девочка, это очень благородно, но если тебе Саша не смог помочь, как я могу это сделать?
– Я не прошу помощи. Я прошу прощения.
– Я на тебя зла не держу. Даже сочувствую, насколько это в моем положении возможно. Саша, Александр Ильич, человек увлеченный. Я не уверена, что его, кроме науки, что-то еще волнует. Но я пошла на это сознательно и посвятила ему жизнь. Мне кажется, он это ценит.
– Не говорите так. Он вас любит. Ему никто больше не нужен. И я постараюсь со своей любовью справиться.
– Девочка, любовь штука странная, но вы тоже ученый. Саше почти шестьдесят, а вам, наверное, нет и тридцати. Представьте себе его через десять, пятнадцать, двадцать лет. Вы еще молодая женщина, а он дряхлая развалина. Может, сам Господь помогает вам избежать испытания.
– Я об этом никогда не думала. Я вообще не думала о бытовой стороне. Александр Ильич человек необыкновенный, и его возраст я не воспринимаю. Он для меня гений, а гений – продукт вечности.
– Когда этому продукту вечности потребуется клизма, я к этому готова. А ты?
– Мне кажется, и я бы с этим справилась. Но что говорить о вещах, заранее невозможных.
– Девочка, ты еще встретишь свою любовь. Но мне кажется, тебе она и не нужна. Ты тоже сумасшедшая, как и Саша. И муж тебе нужен всепрощающий и заботливый. Недаром в народе говорят – два медведя в одной берлоге не живут. Хотя я не так умна, чтобы кого-то учить. Я выбрала свою судьбу. И не уверена, знай ее наперед, что повторила бы свой путь снова. Он не очень легкий.
– Но вы счастливы с ним?
– Я с ним спокойна. А это что-то другое… Вот, к примеру, моя Клава счастлива.
– Кто такая Клава?
– Наша домработница. У нее дружок воюет на Кавказе. Она два месяца трясется, убьют его или нет, а две недели, когда он является, улетает в небо. Такого бабьего счастья я не знала.
– Странно… Вот вы говорите, я смотрю на вас и думаю, о чем еще можно мечтать? Бородин с вами рядом. Рядом столько лет. Вы спокойны, потому что уверены, так будет завтра, через месяц, через год, до самой смерти. А вы про Клаву…
– Девочка, да ты за три года, что вы вместе работаете, провела с моим мужем больше времени, чем я за всю жизнь. Ты хоть это понимаешь?
– Я об этом и не думала…
– А ты подумай. Мало того, что вы столько вместе. Он делится с тобой каждой мелочью, потому что интересы у вас общие. А я ничего не знаю. Мне из него пару слов о ваших делах клещами не вытащить. Вот только спим в одной спальне, но это еще не значит, что и ночью мы вдвоем, а не каждый сам по себе.
– Простите…
– Причем тут это. Я не жалуюсь, я объясняю. Никогда нельзя завидовать чужому счастью, поскольку оно у всех разное. Не верь тому, кто сказал, будто счастливы все одинаково. Это глупость. Постарайся найти свое.
– Спасибо.
– За что?
– За то, что выслушали. За то, что не прогнали.
Катерина поднялась и пошла к двери. Мария Николаевна отправилась следом. В прихожей Суркова остановилась, посмотрела сопернице в глаза и, неожиданно, ее обняла.
– Не говорите ему, что я приходила.
– Не скажу.
– Прощайте…
Мария Николаевна вернулась в столовую и машинально взяла в руки пульт.
«…известный бизнесмен избил и выгнал из дома жену с ребенком. Женщина умерла не приходя в сознание …если вы стали свидетелем… Берегите себя».
Она не слышала. Сидела в кресле и смотрела в стену. Потом поднялась, надела фартук и пошла к холодильнику за капустой.
На закрытом корте при санатории «Новая Барвиха» играли двое – сенатор Владимир Антонович Паскунов и его брат Кирилл.
– Ты хоть раз можешь попасть по мячу, мудила.
– А ты не закручивай. Тоже мне, Метревели нашелся.
Владимир Антонович теперь и сам угодил в сетку. Незлобно обматерив фортуну, стянул с себя майку, вытер вспотевшие лицо и грудь. Кирилл Антонович сделал то же самое:
– Тебе не надоело?
– Давай постучим еще минут десять. Я же за время плачу, – проворчал Владимир Антонович, но лень в споре с жадностью взяла верх, и он отложил ракетку на скамейку и уселся рядом.
Кирилл облегченно вздохнул. Его организм уже потерял достаточно влаги, а время на корте его не тревожило – за корт платил брат. Два телохранителя сенатора, служившие мальчиками для подноса мячей, рубашек с галстуками не снимали и теперь могли удалиться в тенек. И прохладу получить, и такт соблюсти – дать братьям пообщаться без посторонних ушец.
– Что ты там вякнул о Духарикове? – напомнил Владимир Антонович, смахивая со лба пот. Эту фамилию брат произнес, когда они только шли на корт.
– Желает издать учебники под казенный заказ.
– Сколько?
– Что, сколько?
– Тираж какой, спрашиваю?
– Речь идет о десяти миллионах книжиц.
Сенатор зачехлил ракетку и задумчиво заметил:
– Поступим так – по пятерке с учебника даст – помогу. Меньше – не стоит мараться.
– Куда он денется – книжный бизнес в загоне. Теперь читают в Интернете.