Настроение толпы мгновенно изменилось. Невесть откуда в руках горожан появились цветы и разноцветные ленты. Словно из-под земли возник небольшой оркестр. С музыкой и танцами народ двинул по Централ стрит в сторону клиники. Бизнесмену подали лимузин, но Белькоф им не воспользовался. Зашагал, как все, пешком.
Успели вовремя. Только подошли, как на вертолетную площадку клиники опустились два вертолета. В одном – профессор и его команда. В другом – пресса.
Первыми на землю штата Паноптикум ступили Лыкарин, Водиняпин и Косых. За ними аспиранты Тарутян и Дружников. И только потом профессор и его девы. Румяные хохлушки поддерживали Александра Ильича под руки. Ни многочасовой перелет через океан, ни унизительные таможенные процедуры в Нью-Йоркском аэропорту не смогли лишить двойняшек обычной веселости. Сестрицы улыбались и ластились к ученому. Последней из-за дверцы появилась Катерина Суркова. В отличие от бывших проституток, молодая женщина от усталости едва держалась на ногах. Но взяла себя в руки и решительно спустилась по трапу. Журналисты уже успели выбраться из своего вертолета и, беспрерывно щелкая камерами и сверкая вспышками фотоаппаратов, встречали русских. Оркестрик грянул что-то торжественное, и толпа незнакомых людей бросилась вперед, окружив заморских гостей плотным кольцом.
Но столь рьяно рвались встречать прибывших иностранцев не все. С десяток дам и мужчин, одетых в дорогие меховые шубы и манто, остались поодаль, у своих лимузинов. Тех самых, что недавно Том Белькоф предлагал вниманию протестующих на парковке гостиницы. Держалась эта публика солидно – ни криков, ни жестикуляций. Люди из толпы, напротив, эмоций не скрывали. Александр Ильич устал. Восторг янки и их громкая музыка вызвали у него досаду. Том Белькоф, не замечая реакции профессора, под вспышки камер оскалился улыбкой и пожал ученому руку:
– Поздравил с прибытием на землю штата Паноптикум, дорогой друг!
Бородин, вместо ответной улыбки, поморщился:
– Том, чем вызван такой ажиотаж? Я не звезда цирка, и мои сотрудники не клоуны. К чему все это?
– Дорогой профессор, нашим людям все равно, в какой области вы достигли успеха. Артист вы или спортсмен, ученый или звезда шоу-бизнеса. Важно, что вы знаменитость, и американцы пришли выразить вам свое восхищение.
– Очень мило с их стороны. Но я бы предпочел спокойно осмотреть место нашей будущей работы и отдохнуть с дороги.
Белькоф продолжал натянуто улыбаться:
– О-кей, профессор. Но пять-десять слов людям слушать надо. Так у нас принято.
Бородин умоляюще воззрился на Суркову:
– Катя, скажи ты. Мой английский воистину ужасен. – Что отчасти являлось правдой. Статьи в научных журналах на языке Шекспира Александр Ильич читал сносно. Но выучить за полгода сленг янки настолько, чтобы выступать перед их глубинкой, в его возрасте затруднительно.
Белькоф запротестовал:
– Произношать речь надо вам, профессор. Болтайте по-русски. Я перевожу.
Бородин оглядел толпу. Оркестр смолк. Около сотни глаз взирали на москвича с наивным любопытством. Лица здесь были другие, непривычные, темнокожие, смуглые. Много и белокожих, голубоглазых. Но и их физиономии не походили на русские лица. Особенно разнились молодые женщины. Бородин напрягся, пытаясь понять, чем? И понял – днем американки не обводили черным карандашом глаз и не мазали губы кровавой помадой. Если их девы и пользовались косметикой, заметить макияж ему не удалось. Мужчины тоже выглядели иначе. Определить признаков мужского различия Бородин сходу не сумел, но вывод сделал – лица здесь были другие, но при этом открытые, милые и доброжелательные. Профессор сказал:
– Друзья, спасибо, что пришли меня встретить. Но я ученый, а не оратор. Поэтому не знаю, что вам и сказать. Я приехал в Америку активизировать ген «h». Этот ген в мозгу человека отвечает за его честность. Кто захочет проверить это на себе, обязательно приходите. А теперь разрешите нам отдохнуть. Мы долго летели в самолете и уже общались с прессой в Нью-Йорке. Еще раз спасибо.
Бородин закончил под внимательное молчание. Но когда Белькоф перевел его слова, послышались одобрительные возгласы, и к русским потянулись руки с цветами. Разноцветные букетики на фоне зимней серости пейзажа казались особенно яркими. Во время этой трогательной сцены Суркова потянулась к уху профессора:
– Он перевел совсем не то, что вы говорили.
– В каком смысле?
– В прямом. Он сказал, что вы великий доктор и собираетесь лечить их неизлечимые болезни… Про активизацию гена ни слова. Странно…
Бородин пожал плечами:
– Возможно, он выразился иносказательно…
Возразить Катерина не успела. Том Белькоф взял профессора под руку и потянул к группе стоящих поодаль господ. Сотрудников Бородина он попросил остаться на месте. По дороге предупредил:
– Профессор, сейчас я вас буду представить вашим будущим пациентам. Они сделали визит сюда за несколько дней раньше. Они ждали вас. Это очень богатые и уважаемые люди. Если вы им сумеете помогать, это будет большой успех и хорошие деньги.
– Они гангстеры? – Спросил Бородин, с опаской оглядев солидных американцев.
– Что вы, профессор?! Это есть представители из очень уважаемых семей.
Бородин снова не понял:
– Больны клептоманией?
– С чего вы взяли?
– Если не воруют, зачем им активизировать ген честности? – Продолжал недоумевать Александр Ильич.
– Я вам все потом объясняю. А сейчас я просто вас представлю. Вы готовы завтра начать делать вашу работу?
– Естественно, если оборудование в порядке…
– Оно есть в порядке.
Белькоф представил профессора. Леди и джентльмены молча пожали ему руку. Пожилой американец, закутанный в теплый клетчатый шарф, протянул Бородину небольшую сафьяновую коробочку. Александр Ильич нерешительно повертел ее в руках:
– Что это?
– Ит из д-д-доллар. – Ответил даритель и широко улыбнулся.
– Доллар? – Переспросил профессор: – А зачем он мне?
Белькоф поспешил объяснить:
– Когда хороший человек начинает хороший бизнес в нашей стране, ему делают в презент доллар. Это как пожелать много денег.
– Передайте ему мою благодарность. Мне показалось, что он заикается. Или я ошибся?
Белькоф обворожительно улыбнулся:
– Вы не ошиблись, дорогой друг. И это есть очень хорошо.
– Что же хорошего в дефекте речи? – Удивился Бородин.
– Скоро поймете. – Заверил бизнесмен, и повел ученого назад к его сотрудникам.
Александр Ильич сунул коробочку с презентом в карман и тяжело вздохнул – Америка особая страна и за один день в ней не разобраться…
В Москве снова цвели тополя, и надвигалось пыльное московское лето. Мария Николаевна играла с Клавой в карты и ждала сына обедать. С тех пор, как уехал отец, Арсений каждый день в обеденный перерыв приезжал домой.
– Ты меня опять оставила дурой, – беззлобно констатировала профессорша, посмотрела на часы и отодвинула колоду: – Пора накрывать, скоро мальчик заявится.
Клава накрыла стол на две персоны и стала собираться. Прислуживала за столом хозяйка сама, и молодая женщина понимала – матери приятно побыть с сыном вдвоем.
«…при обрушении перекрытий здания погибли семь человек и пятеро доставлены в реанимацию. Причиной обвала, по словам следователя, стал некачественный бетон, использованный строителями. Из бюджета возводимого объекта украдено семьдесят пять миллионов рублей. По факту хищения заведено уголовное дело. Если вы стали свидете…»
Мария Николаевна убрала звук в телевизоре и надела фартук. Обычно сын входил в квартиру ровно в тринадцать тридцать. Увы, сегодня приехать домой не смог, но позвонил минута в минуту:
– Мама, обедай без меня. Тут наехали проверяющие, и мне пока не вырваться.
Мария Николаевна имела представление о проблемах сына. В городе сменился начальник ОБЭП, и Арсению предстояло наладить с новым чиновником добрые отношения. Прежнего, генерала Никиту Васильевича Потапова, посадили за взятку. Ей стало грустно, но обижаться было не на что. Звонок в дверь женщину озадачил. Гостей она не ждала, а посторонних, после появления в доме лжемастера телевизионного ателье, не пускала. Но, войдя в прихожую, посмотрела на экран монитора и тут же распахнула дверь. На пороге стояла Катерина Суркова с внушительным пакетом.
– Катя, какими судьбами!? Ты же в Америке…
– Здравствуйте, Мария Николаевна. Я уже в Москве и хочу с вами поговорить.
– Заходи, дорогая. Ты очень кстати! Я ждала Арсика, а он занят. Будем обедать вдвоем. Дай я на тебя хоть посмотрю.
Хозяйка отстранила Суркову от себя и придирчиво оглядела. Путешественница выглядела эффектно – прекрасный деловой костюм выгодно оттенял загар молодого тела, глаза светились непривычным для молодой женщины блеском, а маленькая фетровая шляпка смотрелась просто бесподобно.
– Ну и как я вам?
– Прекрасно, но нет голливудской улыбки.
– Еще появится….
Мария Николаевна приняла из рук гостьи пакет, проводила ее в ванную, подала полотенце и усадила за стол.
Профессоршу так и подмывало спросить о муже, но она держалась:
– Сколько же мы с тобой не виделись?
– Чуть больше года.
– Ты ешь, потом расскажешь. Супчик с шампиньонами мне сегодня удался. Даже Клава не смогла испортить.
– Помню. У вас всегда вкусно. А рассказывать особенно нечего. Штат Паноптикум жуткая дыра, а наш городок и подавно. До ближайшего супермаркета двадцать миль на машине.
– Господи, и что вы там делаете?
– У нас частная клиника по исправлению дефектов речи с планом в сто богатеньких заик в год. Это бизнес Тома Белькофа. Наукой у нас и не пахнет. Оказалось, при просмотре диска его больше всего и потрясло выздоровление Коли Тарутяна от заикания. Поэтому он и предложил контракт.
– Бедный Саша! Он хоть счастлив со своими нимфами?
– Нимф давно нет. Роза и Оксана на гамбургерах пустили сок, превратились в жирных американских коров. Но это им не помешало – повыскакивали замуж. Одна за местного владельца фермы бычков, другая за префекта полиции. Они иногда заходят к нам в клинику, но последнее время нечасто. Обе беременны.