Вика несмело кивает и присаживается на край стула в ожидании моего рассказа.
Я закрываю глаза и переношусь в тот самый день, когда меня, двадцатилетнего пацана, арестовала полиция во время облавы, в то время, когда я и ещё пара молодых ребят, работавших на Костенко, попали под раздачу.
***
Сижу в холодной камере, пропахшей мочой и отчаянием. Бетонные стены давят со всех сторон, а единственное окошко под потолком пропускает жалкий свет, который только подчёркивает безысходность происходящего. В животе крутит от голода и страха – не за себя, за маму. Именно этого она и боялась, именно об этом говорил брат: «Закончишь в тюрьме».
Камера набита до отказа. Вонь человеческого пота смешивается с запахом страха. Кто-то в углу бормочет молитвы, кто-то стучит кулаком по стене. Время тянется как резиновое – каждая минута кажется часом.
За мной вот-вот придут и заберут на допрос. Я готов к нему, точно знаю, что говорить. Никого не сдам, не пойду на сделку со следствием. Да и кого я могу сдать? Как выглядит Костенко, никто не знает, даже Богдан.
На допросе меня испытывают известными психологическими приёмами: не дают воды, задают одни и те же вопросы по кругу, включают яркий свет прямо в лицо. Меня держат до утра, не позволяют спать, мучают, снова и снова заставляя говорить, пытаясь подловить на лжи.
На следующий день всё повторяется, голова гудит, во рту пересохло, руки дрожат от усталости и нервов. Меня оставили на час в одиночестве, то ли, чтобы дать мне подумать и принять «верное» решение, то ли чтобы провести пересменку и с новыми силами приступить к пыткам.
Однако, вместо сотрудника полиции в сырое помещение входит мужчина в костюме – он совсем не похож на остальных. Спокоен, как будто доброжелателен. От него исходит какая-то особенная уверенность.
– Денис Андреевич Куртов, – начинает он, бросая на стол несколько папок, верхняя из которых с моим личным делом. – Какие у вас планы на жизнь? Планируете закончить её в тюрьме? – буднично спрашивает он, открывая верхнюю папку.
– Не хотелось бы, – устало отвечаю. Видимо, решили сменить плохого полицейского на хорошего.
– И мне бы не хотелось этого, правда, – он откладывает открытую папку, сцепляет руки в замок и устремляет на меня острый взгляд. – Я могу помочь вам.
– Вы теряете время, – начинаю я, закатывая глаза. – Я ничего не знаю, правда. Вы нашли у меня траву – факт, но откуда она у меня, понятия не имею. – Развожу руками, мастерски отыгрывая дурачка.
– Мне не нужно ваше признание.
Снова какой-то психологический ход.
– На самом деле то, что вы даже не выдали Богдана, заставило меня появиться здесь.
– Какого Богдана? – не заглатываю я наживку.
– Браво, Куртов, браво, – тихо смеётся мужик, вставая с места. – Денис, ты же пришёл к Костенко, чтобы наскрести денег и свалить от отца-тирана, верно?
– Я не понимаю, о ком вы говорите. – держусь своей линии и понимаю, что мужик даже не представился – Эм… А, кто вы вообще такой?
– Можешь звать меня Ким, – он откашливается и продолжает. – Так вот, я могу решить все твои проблемы.
– У меня нет никаких проблем, – выплёвываю я, демонстрируя полную неуязвимость.
– Я посажу твоего отца за решётку уже завтра, и ты его никогда больше не увидишь.
Нам со Стасом миллион раз обещали посадить его, но почему-то у нашей судебной системы каждый раз не хватало улик.
– Помогу с поступлением в университет и карьерой. Никакой больше торговли на улицах – спокойная обеспеченная жизнь для тебя, твоего брата и матери.
– Я не верю в сказки, офицер. Вы теряете время.
– Уверен, что нет, – он садится напротив меня, и я чувствую, как воздух в комнате сгущается. – Ты хорошо обучен, не повёлся ни на одну провокацию следователя и вычислил все мои уловки. – Ким опирается на локти и наклоняется ко мне так близко, что я различаю запах его одеколона, смешанный с табаком. – Нам нужны такие люди. Нам нужен ты, Денис Куртов!
– Кому – вам? – с усмешкой хулигана переспрашиваю я, хотя в груди уже начинает скрести неприятное предчувствие.
– ФСБ, – коротко бросает он и отстраняется, ожидая моей реакции.
Он что, вербует меня?
– Вы сейчас серьёзно? – смеюсь ему в лицо, но смех получается натянутым.
– Абсолютно. Мы ищем человека, которого внедрим в синдикат сербской мафии. Это долгоиграющая операция, поэтому нам нужен кто-то, кому легенду мы не просто придумаем, а воспроизведём в реальности. Настоящая карьера, навыки и мотивация. Нам нужен тот, кто сумеет приблизиться к дону настолько близко, чтобы в решающий момент у него не было возможности уйти от правосудия.
– Я вам не подхожу, серьёзно. Я просто пацан, которого подставили.
– Хватит! – он резко ударяет по столу, и звук эхом отдаётся в моих висках. Снова нависает надо мной, и я чувствую его дыхание на лице. – Со мной твоя комедия не пройдёт, парень. Я вижу тебя насквозь!
– Ну раз видите, то стоит быть предусмотрительнее и не выкладывать секретную операцию случайному заключённому.
В ответ Ким только усмехается, достаёт сигарету зубами и закуривает. Дым медленно поднимается к потолку, затуманивая мой разум ещё сильнее.
– Я рассказал тебе, потому что знаю – ты согласишься.
– Самоуверенно, – хмыкаю я, ёрзая на стуле. Металл холодит спину даже через рубашку.
Ким подходит к столу, достаёт нижнюю папку, распахивает её и поворачивает ко мне. Я вижу лицо какого-то мужика и его персональные данные.
Стефан Арула, владелец международного холдинга "Арула Компани". Судя по досье – магнат алкогольной и логистической индустрии Балканского полуострова, но между строк читается совсем другое. Этот человек – теневой глава сербской мафии.
– Этот ублюдок зашёл слишком далеко! – Ким тычет пальцем в морду мужика на фото, и в его голосе слышится нескрываемая злость. – Ты пойми, мне плевать, на кого ты работаешь. Я не гоняюсь за Костенко, как эти голодные псы из отдела по борьбе с наркотиками, пока он играет по правилам мне он не интересен. Но этот человек очень опасен. Если мы впустим его в свою страну, нам придётся столкнуться с проблемами посерьёзнее, чем продажа травки подросткам!
Я сглатываю. О чём он говорит? О каких-то тяжёлых смертельных наркотиках? В животе всё сжимается в тугой комок.
– Если ты не хочешь, чтобы через пару лет все, кого ты знаешь, погибли от биологического оружия, ты согласишься на моё предложение. Тем более выбора у тебя нет – только что оперативная группа накрыла точку по изготовлению кокаина. Там нашли твои отпечатки. Ты сядешь, и надолго.
Я молчу. Это может быть блеф чистой воды – эти уловки я тоже изучил и легко раскусываю. Но кое-что меня всё же настораживает. По языку тела понимаю: насчёт биологического оружия он не врёт. Угроза реальна, и от этого осознания по спине пробегает леденящий ужас.
Ким бросает мне пачку сигарет и произносит:
– Если завтра, когда за тобой придут, найдут пустую пачку, значит, ты принял верное решение. Это будет знаком для меня, что ты согласен. Если нет – добро пожаловать на нары, парень!
С этими словами он выходит из допросной, оставляя меня одного наедине с бомбой замедленного действия. А пачка сигарет, лежащая на столе, навсегда отпечатается в моей памяти как вечное напоминание выбора, который изменит всё.
***
Вика всё это время внимательно слушала меня, стараясь уловить каждое слово. Пауза затягивается, и тут она произносит:
– Наутро пачка оказалась пустой?
– Да, – коротко отвечаю. – Все сигареты я разорвал и смыл в унитаз.
Горло пересыхает, когда вспоминаю тот момент. Руки дрожали, сердце колотилось, меня знобило и трясло, но я ни секунды не сомневался в своем выборе.
– Через сутки мне накинули мешок на голову и отвезли на инструктаж. После этого я официально стал работать под прикрытием – вёл двойную жизнь. Был примерным студентом днём и лучшим стрелком ночью, перспективным архитектором под солнцем и одним из самых эффективных бойцов при свете луны.
– Разве ты имеешь право всё это мне рассказывать?
– Нет. Я нарушаю протокол уже во второй раз. Первый – когда рассказал тебе, что вообще работаю на Арула.
– Всё это время… – Вика качает головой, не в силах вымолвить что-то ещё. – Ты не представляешь, как рисковал…
– Представляю, но это неважно.
– Денис, он убьёт тебя, если почувствует подвох! Тебе нужно бежать!
В её голосе слышу панику. Это меня удивляет – после всего, что я ей рассказал, она всё ещё волнуется за меня, а не за своего отца.
– Нет, нет. Скоро всё закончится.
– Что это значит?
– У нас достаточно улик. Мы можем его арестовать!
– Не может быть! У него связи по всему миру. Откуда такая уверенность? – Вика вскакивает на ноги и нервно начинает расхаживать по комнате.
– У Интерпола есть ордер на его арест, правда, есть одна проблема.
– Какая? – нетерпеливо спрашивает она.
– Он гражданин Черногории, а это государство отказывается от экстрадиции своих граждан. Думаем, он подкормил там, кого надо, поэтому там у нас нет шансов его взять.
Вика смотрит на меня стеклянными глазами. Я боялся, что увижу в них ненависть ко мне и сострадание к отцу, но вместо этого читаю страх за мою жизнь. Она искренне боится, что будет со мной, если отец узнает, кто крыса.
– А где есть? – задаёт вопрос, который ставит меня в тупик.
– В любой стране Евросоюза.
– Кипр подойдёт?
Глава 23. Покер с жизнью
Вика.
За неделю до свадьбы.
Можно ли назвать домом место, откуда ты бежал не оглядываясь? Можно ли скучать по напыщенной роскоши, когда ты в ней родился и никогда не считал её прекрасной?
Можно ли ощутить что-то тёплое, трепетное от дома, который построен на чужих слабостях, крови и человеческой безысходности?
Мой ответ: можно.
Парадоксально, но с того момента, как я выхожу из бронированного мерседеса, который послал за мной отец, и ступаю на порог просторного двора, залитого солнечным светом и украшенного экзотическими растениями, я ощущаю не тошноту и не страх перед скорой встречей с отцом-тираном. Нет. Я ощущаю ностальгию. Запах цветов и прогретого солнцем камня под ногами накрывает волной воспоминаний. Забавно – первое, что я вспоминаю, это не то, как маленькой девочкой бегала по этому двору, играла в прятки в саду, заводила друзей в виде мраморных скульптур, рисовала и создавала альтернативную реальность. Нет, я вспоминаю, как жила в своём мире и, кажется, была счастлива.