Я смотрю на ноги Кузнечика и вижу, что осколки прозрачного кувшина с вином окружили её ножки, залив их вином и, возможно, кровью.
― Вика, прости! ― ринулся я к ней, чтобы подхватить на ноги и быстрее обработать рану.
― Не подходи ко мне! ― она остановила меня на полпути, резко выбросив руку вперёд. ― Не смей!
― Малыш, я…
― Не прикасайся ко мне! ― она сбросила с ног осколок и уверенной походкой направилась в ванную.
― Я вызову скорую! ― я принялся лихорадочно искать телефон в джинсах.
― Не надо скорую, всё в порядке! ― зло отрезала она и звонко хлопнула дверью, дав понять, что ни моей помощи, ни мольбы о прощении она сегодня не примет.
― Кузнечик?
― Стас, оставь меня в покое. Я в порядке. Отстираю платье и поеду в общежитие. ― она ещё раз посылает меня сквозь закрытую в ванную дверь.
― Тебе не обяз…
― Стас, оставь меня в покое! ― её голос срывается.
Она сдерживала слёзы, пока убегала от меня, но сейчас даже сквозь шум воды я слышу, как она всхлипывает.
Скатываюсь по стене и зарываюсь пальцами в волосы. Меня ломает и трясёт, скоро начнётся отходняк и станет ещё хуже. Я могу вырубиться в любой момент и очнусь, скорее всего, уже связанным в гараже Костенко, люди которого сразу примутся меня пытать. У меня есть пара часов на передачу флешки без последствий, а может, и того меньше: после смерти Богдана моя голова становится следующей в очереди на пулю в лоб.
У Вики остаются лёгкие царапины на ногах, которые она заклеивает пластырем и, не подпустив меня ни на метр, уезжает в общежитие. Я добился того, чего хотел. Она увидела монстра, который ей не понравился, и решила держаться от него подальше.
Пусть всё так и остаётся.
Глава 29Истина в вине
Вика
Настоящее
До благотворительного вечера оставалась пара дней, за которые я должна была принять окончательное решение, остаюсь ли со Стасом и больше не возвращаюсь даже мысленно к вопросу, достоин ли он меня, или обрубаю всё на корню и не убиваюсь потом, что упустила любовь всей своей жизни.
Маникюр, ресницы, депиляция… Я не всегда прибегала к услугам бьюти-мастеров, так как это ощутимо бьёт по кошельку, но сейчас был другой случай. Сегодня я хочу выглядеть сногсшибательно, во-первых, потому что этого требовало само мероприятие, а во-вторых, неважно, хочешь ты завоевать парня или, наоборот, послать, ― ты должна выглядеть как голливудская звезда. Кстати, об этом: Эмма умела делать красивую голливудскую волну на волосах. Как бы она мне сейчас пригодилась! Я опускаю глаза на свой телефон: мне не хватает моей подруги. Она незаурядная, прямая, честная. С ней весело не только есть мороженое под мелодрамы, но и обсуждать серьёзные темы, будто мы начинающие стартаперы.
Выйдя в коридор общежития, я направляюсь к выходу, но замечаю фигуру у окна. Может, это знак? Я тихо подхожу к ней и, не контролируя свой язык, выпаливаю:
― Эмс, ты же умеешь делать голливудскую волну? Сможешь мне помочь? ― это звучит максимально мило и в данном случае нелепо: в последний наш разговор Эмма была готова испепелить меня взглядом, а я сейчас прошу её сделать мне причёску, будто мы всё ещё подруги.
― Что? ― она сморит на меня с прищуром: я её явно огорошила своей наигранной обходительностью.
― Я иду на серьёзное мероприятие ― хочу волосы уложить ровной волной, но у меня самой так в жизни не получится. ― я продолжаю свою игру. Кто знает, может, я размягчу её своей вежливостью?
― Что за мероприятие? ― сухо спрашивает она, уставившись обратно в окно.
― Э-э… благотворительный вечер. ― пожалуйста, пожалуйста, не уточняй детали, я не хочу тебе врать.
― А-а, ― понимающе протягивает она и тут же добавляет. ― Знаешь? Нет! ― вот она и вернулась, та, заколдованная, злая Эмма. ― Ты идёшь с ним, верно? Но я не буду своими руками ещё больше подталкивать тебя к этому уроду, ведь ты прекрасно справляешься сама.
― Почему ты его так ненавидишь?
― Есть причины. ― она спокойна, а вот я в бешенстве.
― Не хочешь рассказать? Если он такой негодяй и у тебя есть конкретные причины так говорить, то расскажи мне о них!
― Он приставал ко мне! ― Эмма резко поворачивается и добавляет повышенным тоном. ― Довольна? Приятно слышать?
― Когда? ― я не такая дура, чтобы сразу во всё верить, хоть и не считаю, что у Эммы есть причины врать.
― Пару недель назад. ― она снова отворачивается.
― Хочешь сказать, ты ему тоже симпатична или… точнее… он хочет тебя, а не меня?
― Боже, Вика! Открой глаза! Он абьюзер! Агрессивный, неуравновешенный гад! Он просто хотел меня трахнуть, вот и всё. А тобой он хочет обладать, это очень похоже на любовь, но это не она. Такая зависимость не принесёт тебе ничего хорошего! ― Эмма кидается этими словами так уверенно, будто знает явно больше меня.
― Если даже ты сейчас права, он изменился.
― Какая же ты дура… ― она выдыхает и упирается в оконное стекло лбом. ― Люди не меняются.
― Тогда мы говорим о разных людях. Я уже пару недель встречаюсь с заботливым и понимающем парнем, а вчера он вообще мне сказал, что я могу выбирать: быть с ним или уйти. Он примет любое решение. Скажи мне, собственники так поступают?
― Делай, что хочешь. ― она резко вскакивает и быстрым шагом направляется к выходу.
― Спасибо! Знаешь, ты была отличной подругой до того, как решила стать сукой! ― кричу ей вслед, захлёбываясь своей яростью.
Она останавливается. Я задерживаю дыхание: кажется, перегнула. Но кто меня осудит? Я ничего не понимаю. Она не даёт мне никаких доказательств, а вдруг… вдруг она всё это время была в него влюблена и сейчас просто не может скрыть свою ревность? Секунда, две, три… Эмма не поворачивается корпусом, только головой так, что я вижу её профиль.
― Лучше сукой, но живой, ― тихо произносит она и уходит без злости, скорее, с горечью и принятием чего-то неизбежного.
Я стою перед зеркалом в роскошном бархатном платье. Оно, словно пламя, окутывает моё тело, но не обжигает ― наоборот, придаёт уверенности. Спина открыта, а вырез спускается прямо к пояснице. Знаю, что татуировка, которую я сделала в порыве бунта, будет видна всем: почти на половину моей спины раскинулся свирепый дракон, символизирующий мою силу или, вернее, ту силу, которую я так отчаянно пыталась в себе найти.
Татуировка возле правой лопатки была моим высвобожденным криком, попыткой поставить щит между собой и теми, кто постоянно пытается распоряжаться моей жизнью. Стас не первый. Сначала это был мой отец, который думал, что невозможно желать иной жизни, чем та, которую он может дать. Сбежав из дома с твёрдой уверенностью, что я смогу выжить и без поддержки отца, я забыла, что защищать нужно не только тело, но и своё сердце.
Стас не видел моей татуировки. Во все моменты нашей близости она была прикрыта одеждой. Он их не одобрял, смотрел на них как на испорченные страницы чистой книги. Но книги пишутся, чтобы их читали, а не чтобы держать их закрытыми на полке.
В зеркале отражается не просто девушка, а воительница, которая, наконец, готова встретиться лицом к лицу со страхом быть самой собой. Дракон на спине был моим тихим союзником, напоминанием о том, что быть сильной не означает быть жёсткой. Сила заключалась в праве на выбор, в возможности яростно и трепетно стоять на своём.
Глотаю комок сомнений.
― Стас увидит татуировку, и в этот момент я пойму, оставаться ли с ним, ― шепчу я незнакомке в зеркале. ― Я испытаю его и одновременно брошу вызов самой себе. Я не игрушка в чьих-либо руках, больше нет!
Сегодняшний день перезапустит всё заново. Больше я не позволю своему огню угасать. Сегодня вечером этот зал увидит, как Виктория становится хищницей, госпожой своей судьбы и перестаёт быть жертвой. И пусть моя роль в этом мире ещё только обретает контуры, пусть я ещё учусь летать… но, по крайней мере, я уже почувствовала вкус высоты.
Я уговорила Стаса, что приеду на благотворительный вечер сама, потому что не хотела, чтобы первое впечатление было омрачено совершенно неподходящей верхней одеждой. Моё платье было безупречным, а вот пуховик выглядел так, будто я пробегала сквозь Черкизовский рынок, царство ему небесное. Я вошла в ослепительно-яркий и освещённый банкетный зал. Взгляды множества чужих лиц невзначай оценивали меня, мысленно относя к определённой касте. Всё здесь излучало роскошь. Статус и деньги чувствовались в каждой выглаженной скатерти, в каждом блике фарфора. Я знаю этот мир, я знаю, что за ним скрывается, поэтому меня не впечатляет красота картин и размах фуршета. Провожу пальцами по мягкому красному бархату и невольно задерживаю дыхание, когда вижу его ― Стаса, облачённого в безупречный чёрный костюм с бабочкой. Как же ему идет костюм — мой мужчина уверено передвигается по залу, приковывая к себе взгляды дам.
Непослушный орган в груди сжимается до ноющей боли с каждым его шагом, понимаю, именно здесь, сегодня вечером, мне предстоит решить, готова ли я продолжать наши отношения. Готова ли идти дальше с завязанными глазами, позволяя вести меня этому опасному, но до невозможности притягательному мужчине.
Красивая улыбка расцветает на лице Стаса, как только он оказывается в метре от меня.
― Вот почему ты не захотела, чтобы я за тобой заехал? Хочешь убить меня при свидетелях? ― восторг и желание в его глазах разжигают пламя внутри меня и платье резко начинает казаться тесным. Вот что делает со мной господин Крутов: испепеляет каждый раз, независимо от того, что он делает — просто смотрит, целует или трахает в своей постели.
― Я не принесла с собой холодного оружия, ― шутливо отвечаю я.
― Ты и есть оружие. ― он наклоняется к самому ушку и тихо добавляет. ― Я умру, если не прикоснусь к тебе прямо сейчас. Пойдём танцевать.
Тянет меня к центру зала, притягивает к своей твердой груди и бесцеремонно надавливает грубыми пальцами на обнаженную спину. Мы двигаемся в такт музыке, его прикосновения чувственные и требовательные, будто каждое из них ищет способ сбить меня с ног и заставить забыть обо всём на свете.