Дальше задавать вопросы поостерёгся, припомнив недавние слова Джунковского о приобретённых сегодняшней ночью своих новых врагах. Сказано лететь туда-то, забрать того-то, так лети и забирай. А умные мысли пока придержи при себе. Забудется сегодняшняя тревога, улягутся страсти, вот тогда можно будет снова поумничать. А пока слишком много в начальстве раздражения. И не нужно его усугублять…
Остаток дня посвятили подготовке. Заправили бак под пробку — перед вылетом прогрею мотор и ещё дозаправлю. Самым придирчивым образом вынюхал в кабине стрелка все жестянки на предмет возможных протечек. Высоко забираться в этом полёте не стану, поэтому опасаться раздутия ёмкостей из-за уменьшившегося атмосферного давления за бортом не нужно. Ничего не унюхал, бензином не пахнет. Хоть это хорошо. С тщанием осмотрел пневматики колёс и особое внимание уделил стойкам. Выдержат ли? Нагрузка на них при разбеге получается весьма значительная. А потом будет проще. Часика через два с половиной полёта придётся где-нибудь садиться на дозаправку. Ничего, найду какое-нибудь безлюдное и подходящее для этой цели тихое местечко. А после опустошения жестянок и самолёт легче станет. На экономичном режиме до столицы Австро-Венгрии свободно дотяну и обратно уйду. Стоило только о Вене вспомнить, и вновь всколыхнулось беспокойство. Не заблудиться бы во всех её многочисленных площадях и улицах, не промахнуться бы мимо цели. А там обещали каким-то образом обозначить место посадки. Сказали, сразу увижу и пойму. Секреты разведки, никуда не денешься. Чушь, как по мне. И глупость полная. Ладно был бы кто другой, но я-то? Это я так похихикивал над всей этой ситуацией. Задание-то опасное, в большей мере действительно сильной авантюрой отдаёт. На здоровую наглость рассчитано. Ну и на элемент внезапности и неожиданности. Не ждут от нас подобной наглости, не было ещё подобного в этом времени. А теперь будет…
Но, как мне сказал в своём кабинете Батюшин, эта авантюра как раз в моём духе, и мне ли возмущаться?
Взлетел за полтора часа до рассвета. Самолёт тяжёлый, разбегается валко, с трудом. Колёса грунт режут, проваливаются и немного вязнут. Малейшая неровность заставляет тревожно замирать сердце: а ну как стойки не выдержат такой нагрузки и подломятся? Техника-то трофейная, не своя родная. Хоть я и говорил как-то в её сторону после одной тяжёлой посадки, что, мол, «слава немецким сталеварам», но кто их знает, вдруг рабочие именно на этой машине взяли и схалтурили?
Прожекторы за спиной направление разбега подсвечивают, причудливая чёрная тень от самолёта изломанным силуэтом далеко впереди прыгает, мечется из стороны в сторону. Вдобавок и предутренний холодный туман видимость ограничивает, на ветровом щитке конденсируется, сверкает ярко в свете прожекторов — ничего не видно. Высунулся в сторону, так он каплями на стёклах очков оседает, приходится тыльной стороной перчатки их смахивать, отвлекаться. Направление разбега выдерживаю приблизительное, как бы по лучу прожектора и компасу, а так, на самом-то деле, просто разгоняемся куда-то в ту сторону. Да и неважно это, поле здесь широкое, от камней и всяких других опасных препятствий очищенное, можно в любую сторону взлетать. Кроме как назад, само собой. Там всё-таки стоянка с прожекторами…
Вот когда в очередной раз помянул добрым словом наши новые самолёты — на них и обзор куда как лучше, и приборы более современные стоят, не то что на этом. Так что взлетать буду по ощущениям. Как? Да как всегда…
Вот и сейчас самолёт тяжело подпрыгивает на очередной неровности, зависает в воздухе на короткое мгновение и так же тяжело опускается на жалобно заскрипевшие стойки колёс, заставляя тревожно сжаться сердце. Гудят рассерженно дутики, ругаются в полный голос на такую непомерную нагрузку. Всё у нас на пределе работает. И ведь ничего не сделаешь. Как ни уговаривал я Батюшина поспособствовать и выделить нам для выполнения этого задания одну из новых машин Сикорского, а так и не уговорил. Подозреваю, не выделили из опасения — а ну как попадёт она в руки противника? Не я, а она! Да уж…
Хотя всё и так предельно ясно. В моих способностях никто не сомневается. Я, если что, выкручусь, как всегда.
Тем временем разогнались до взлётной скорости — самолёт в очередной раз подпрыгнул в воздух и решил на эту грешную землю не опускаться. Качнулся с крыла на крыло, выровнялся по горизонту, встряхнулся, начал потихонечку разгоняться. И воздух сразу уплотнился, поддержал машину за крылья словно под руки. И ручка перестала свободно гулять в моих руках от борта к борту — рули и элероны стали более эффективными. Всё, можно потихоньку разворачиваться строго на запад. Курс почти что двести семьдесят. Ну, чуть больше, но это, право, сейчас такая ерунда. Рассветёт, тогда сориентируюсь и определюсь более точно с направлением. А один-два градуса на такой скорости и расстоянии это почти что и ни о чём. Главное, лечу в ту сторону, в нужную…
Над линией фронта так и прошёл в наборе высоты. Да и высоты-то той, считай, что и не было. И никакой активности под крылом! Похоже, всем внизу надоело воевать, особенно ночью. И это у нас. А союзники, по слухам, по выходным с противником даже в футбол играют…
Рокочет мотор, тянет нас вперёд, а вокруг ночь. Туман остался на земле, погода же… Погода пока радует. Хорошо, что дождя нет и ветра как такового. Нет, совсем без ветра не обойдёшься, но особо сильного встречного не наблюдается. По крайней мере, так в штабе дивизии мне перед вылетом сообщили. Информацию-то я принял, но и полностью доверять ей не стал. Те ещё у нас метеорологи. Вот развиднеется внизу, рассветёт, тогда и будем визуально определяться на местности, посмотрим, куда нас линия фактического пути завела. Нет, само собой, к этому полёту я подготовился по мере сил и возможностей — курсы посчитал, маршрут проложил, основные ориентиры обозначил, с высотами разобрался, потребное время вычислил. Но это всё в теории, а вот как оно выйдет на практике… Ночь же, а с навигационным оборудованием тут никак. Хорошо ещё, что часы с компасом есть… Хоть что-то. Ну а карта у меня ещё батюшевская, генштабовская, специально под этот вылет полученная. Правда, с твёрдым обещанием в случае чего эту карту первым делом уничтожить. Как будто у немцев этих карт нет. Да у них и собственные карты гораздо лучше наших, а мы всё секреты на пустом месте разводим. Но эти мысли я при себе удержал, потому как озвучивать их было бы глупо. Плетью обуха не перешибёшь. Короче, как всегда — летаем и прицеливаемся «по сапогу»!
С рассветом вплотную занялся восстановлением ориентировки. Ну и по сторонам оглядываться не забывал, мало ли кого нанесёт? Но небо было чистым — облака за ночь разбежались, ушли куда-то за спину, на восток, а утренний воздух радовал своей прозрачностью и отличной видимостью.
Так, с местом я определился, довернул на новый курс. Какой? А на глазок по карте прикинул направление и угол, так и довернул. А вообще-то лечу я сейчас чисто по правилам визуальных полётов. И хоть ты о стену головой бейся, по-другому у меня никак не получится. Потому что нет сейчас времени расчётами заниматься — небо-то вокруг враждебное, вот всё время и кручу головой во все стороны и вверх после наступления рассвета. Вижу и понимаю, что там, внизу у самой земли, темно и основная часть населения ещё спит, но война же, и сбрасывать её со счёта нельзя. Где-то же кто-то должен дежурить? ПВО же не должно спать? Тем более, рокот мотора моего аппарата далеко разносится в этой утренней тишине и его внизу прекрасно слышно, вдобавок и весьма хорошо видно в стремительно светлеющем небе.
Поэтому искушать судьбу не стал, снизился ещё, пошёл на совсем малой высоте. Ну и что, что ориентировку вести сложнее? Для этого есть счисление пути. А с ветром я уже разобрался, и теперь его вполне можно учитывать в своих мысленных расчётах.
Населённых пунктов мало, праздно шатающихся жителей ещё меньше. Пастухи головы вверх задирают, провожают взглядами самолёт, кое-кто даже вслед руками машет. Получается, на опознавательные знаки внимания не обращают. Ну и коровы в стороны разбегаются, стоит только над каким-нибудь стадом пролететь. Можно было бы и обойти их, но зачем? Топливо-то кто будет беречь?
Ещё через час выбрал подходящее для приземления безлюдное и ровное место, прошёл над ним, осмотрелся внимательно, развернулся на сто восемьдесят градусов и сразу пошёл на посадку.
Перед самым приземлением выключил двигатель. Скорость быстро упала, поэтому пришлось весьма энергично дёрнуть ручку на себя, задрать нос и поддержать аппарат в воздухе. Колёса нырнули в густую траву, зашелестели-загудели пневматики. Скорость посыпалась вниз, ещё поддёрнул ручку на себя — с громким шелестом высокая и густая трава расступилась, приняла в свои объятия машину. Сел, как в кисель, оттого и скорость на пробеге вообще быстро упала. Только и успел, что развернуться немного, градусов на сто в направлении взлёта. А ведь взлетать мне придётся по своим следам в целях безопасности, а то ещё запросто колёса в траве завязнут.
Сижу, тишину слушаю. Уши потихонечку отходят от рёва мотора. Начинаю слышать, как стрекочут кузнечики, как потрескивает остывающий мотор, как возвращается к своей обычной жизни всполошенная моим вторжением местная природа. Вон и птички зачирикали. Пока прислушиваюсь и осматриваюсь, раскладываю карту, ещё раз измеряю расстояние до цели и рассчитываю в уме время полёта. Меня будут ждать в строго определённый час. Пока всё получается. Да и странно было бы, если бы не получилось. Уж что-что, а выходу на цель в заданное время нас хорошо обучили. Так что своих учителей я не посрамлю. Убрал карту, револьвер в кобуру сунул. Сразу после посадки он каким-то волшебным образом в руке оказался. Уже рефлекс выработался…
Спрыгнул на землю, в росу. Галифе выше сапог моментом вымокли. А не спрыгивать нельзя. Есть такая необходимость, живой же человек. Нет, можно было бы и из кабины всё это отлично проделать, но как-то… Нет уж, лучше промокнуть немного, но отойти чуть в сторону.