— Что, Сергей Викторович? Наконец-то приняли правильное решение и сменили свою хлипкую деревянную этажерку на надёжную стальную палубу?
— Не дождётесь, ваше высокопревосходительство, — отшутился в тон. — Я свой пятый океан ни на какой другой не променяю!
Но Михаил Александрович всё равно услышал и оглянулся с любопытством во взгляде. Правда, комментировать ничего не стал, как не стал и задавать уточняющие вопросы. Жаль только, что поговорить нам с адмиралом на этот раз так и не удалось. Занят он был всё время, что та белка в колесе. Ну и я не стал навязываться и отвлекать внимание и время Эссена по пустякам. Ну а как иначе-то? Нового я ему уже ничего сказать не смогу. Просто было такое желание поговорить чисто по-человечески и поблагодарить за участие в моей судьбе. Ничего, надеюсь, будет ещё у меня такая возможность.
Дальше вокзал и знакомая по прежним путешествиям железная дорога. Псков в этот раз проезжали днём, и довольно-таки продолжительная стоянка позволила нам не только прогуляться по перрону и привокзальной площади, но и спокойно пообедать в одном из трёх ресторанов вокзала.
Петроград нас встретил серыми, чуть заснеженными крышами, холодным ветром с Финского залива и стылой позёмкой на заиндевевших площадях и улицах. Погода была настолько мерзопакостная, что город казался совершенно вымершим — жители на улицу даже нос не высовывали.
Ну и куда нам? Хорошо хоть Маяковский сразу по приезде попрощался и быстренько умчался по каким-то своим делам. И механики мои помялись-помялись, но сопроводили меня до гостиницы, в которой я всё время останавливался. Ну а что? Зачем менять то, к чему давно привык? Проводили и тоже быстренько уехали, умчались по домам, оставили в гордом одиночестве.
Устроился, позавтракал или, скорее, пообедал, отзвонился Сикорскому, выслушал закономерные упрёки, дал согласие сегодня же быть с визитом и положил трубку. Позвонить Остроумовым? Начал набирать номер и передумал, дал отбой. Лучше всё-таки нанести визит самому. Лично. Или сначала осмотреться в столице? Скорее всего, последнее. Заодно и подарки хоть какие-то куплю. А то, к своему стыду, как-то я обо всех этих тонкостях забыл. Ну и к товарищу на огонёк загляну.
Вот в гостях у Игоря меня городскими сплетнями и огорошили. Прямо, конечно, ничего не сказали, но по некоторым недомолвкам сразу заподозрил неладное. Спросил прямо и всё равно получил уклончивый ответ. Мол, это же только слухи. Но и слухи никогда на пустом месте не возникают…
Как ни уговаривали меня остаться ночевать хозяева, откланялся и уехал в гостиницу. И попросил, чтобы меня ни с кем больше не соединяли. Всё завтра! И к Батюшину с Джунковским тоже завтра! Сейчас у меня другое срочное и важное дело! Быстренько привёл себя в порядок, переоделся, сменив ставшую привычной черкеску на китель, и выскочил на улицу. Проигнорировал что-то говорящего мне швейцара, махнул рукой извозчику. Назвал адрес и откинулся на спинку сиденья — осталось всего лишь меньше часа потерпеть до места.
В доме у Остроумовых меня не приняли… Дальше холла не пустили. И не вышел навстречу никто, не выбежал встречать радостно… Хорошо хоть не стал выяснять что-то и прорываться наверх. Слухи, говорите? Ну-ну… Развернулся и вышел прочь. И даже не заметил ударившего в лицо снежной крупой холодного пронизывающего ветра!
На улице оглянулся, ни одна занавеска в доме не дрогнула! Выходит, в недомолвках Игоря и его уклончивых ответах на мои вопросы всё-таки была доля истины? И так выходит, что доля та весьма и весьма значительная…
Может, всё-таки вернуться и поговорить с Лизой? А зачем? Чего тебе ещё неясно? Поэтому тревожить звонок и стучать в двери не стал, ещё чего не хватало! Лишь постоял мгновение перед парадной, ещё разок оглянулся на безжизненные отныне для меня окна… Всё равно непонятно. Ну, значит, так тому и быть!
Поехать в Адмиралтейство? Лично поговорить с Сергеем Васильевичем? Потребовать объяснения причин отказа? Зачем? Пустое всё! Никуда я не поеду, ещё не хватало унижаться! Только что же так погано-то на душе…
А поехал я назад, в гостиницу. Не стал бродить по городу и заниматься всякими там переживаниями — нет так нет! Умерла так умерла! И заливать обидное алкоголем тоже не стал, ещё чего не хватало! Спать завалился. Вот так просто взял и заснул! Сразу же! И даже ни разу ночью не проснулся…
В кабинет к Джунковскому входил с ясной головой — все эмоции оставил вчера на той улице.
Разговор получился коротким и продуктивным. Владимир Фёдорович выслушал сжатый рассказ о разговоре с Батюшиным, выказал свою осведомлённость о сделанном мне предложении и коротко поведал о его причинах:
— Сейчас это решение будет являться для вас наилучшим выходом. На меня уже начали коситься за использование моих людей не по назначению. Это я вашу негласную охрану имею в виду. А с Николаем Степановичем вам сейчас гораздо проще будет…
Стоял, слушал и лишь кивал головой утвердительно, соглашаясь со словами жандарма. Ну а про себя, конечно, совсем о другом думал. Ну какое там проще? Наоборот, как бы не хлопотнее было. И тенденция, в общем-то, понятная происходит. Оттирают меня потихоньку в сторону и уже почти совсем оттёрли. Но разве это плохо? Вот для меня лично плохо? Нет. Отлично же! Хватит изо дня в день ходить по краешку, пора выбираться на твёрдую землю. В иносказательном смысле, само собой. Короче, пора становиться на собственные ноги. Прекрасно понимаю, что всё равно от бдительного и всевидящего жандармского ока я никуда не скроюсь и не денусь, жизнь так сложилась, но стать более самостоятельным всё-таки очень хочется. Надоело постоянно зависеть от чьих-то не всегда понятных решений и приказов. А если у Батюшина будет то же самое? Вряд ли. Да и Николай Степанович ясно дал понять, что привлекать меня к своим делам будет лишь в самых необходимых случаях. Встречусь с ним и уточню всё более подробно. Опять же это постоянное перебрасывание из одного места на другое начинает сильно напрягать. Не мальчик ведь уже, чтобы от новизны и перемены мест дух захватывало. Пора бы и остепениться… Хоть немного…
Всё, что я мог сделать для этих людей, сделал. Дальше пусть сами разбираются! Смогу ли что-то ещё сделать для государства? Конечно, смогу. Вот сейчас напишу прошение об отставке и начну делать! И на заводе планов громадьё, и своим мирным проектом пора заниматься — война-то закончилась! Вот только к Батюшину сначала зайду, представлюсь. Ну и послушаю, что он мне скажет…
Нового — ничего. Всё то, что я уже слышал от него ранее или что предполагал. Ну и отлично. Меня пока всё устраивает. Вот только в самом конце разговора Батюшин удивил:
— Смотрю, Сергей Викторович, вы весьма достойно приняли отставку от дома генерала Остроумова…
— Ваше высокопревосходительство, это моё личное дело…
— Ваше, ваше, кто же спорит? Не желаете ли узнать, почему?
— Что почему?
— Не так выразился. Скорее не почему, а в чём причина такой отставки?
Просто нужно выдержать… Перетерпеть какое-то первое время, переждать участливое сочувствие друзей и товарищей. А там всё наладится…
— Отставка и отставка. Какая теперь разница?
— Чтобы не заблуждаться на будущее, так сказать, в причинах подобного. Опыт, знаете ли, дело необходимое…
— Вы правы. Так в чём же причина моей, как вы говорите, отставки?
— Расположение государя вы потеряли, во дворце вас видеть по понятным причинам не желают, опять же именно поэтому и убирали из столицы куда подальше. Если вы рассчитываете на расположение и заступничество Марии Фёдоровны, то уверяю вас, зря. Сейчас уже не то, что год назад… Останетесь на службе, задвинут вообще в какую-нибудь дыру и будете там сидеть безвылазно. Награды ваши кроме вас никому не нужны, а заслуги… Заслуги тоже быстро позабудутся на фоне происходящих в мире событий. Да уже позабылись, на самом-то деле. Ну и кто согласится после всего вышесказанного отдать за вас свою дочь? Чтобы уехало родное дитя к чёрту на кулички? Никто не желает своему ребёнку подобной участи.
— Что-то этакое я и предполагал. И ни на чьё заступничество, смею вас уверить, не рассчитывал никогда и не рассчитываю впредь.
— Так что лучше бы вам оставить военную службу…
— И пойти служить в ваше ведомство! Под вашу руку!
— А чем так уж плоха моя рука? — и Батюшин демонстративно осмотрел свою правую ладонь, покрутил её перед глазами, даже принюхался. И весело хмыкнул. — Отличная, я вам скажу, рука. Надёжная!
— Хорошо, я вас понял, — улыбнулся я в ответ чуть заметно. — А как же тогда немилость государя ко мне? Вас это не беспокоит?
— Совершенно! Особенно если вы покинете действительную службу. Вы ведь уже подписали прошение об отставке? Подписали. Ну и занимайтесь своими делами на этом вашем заводе на благо своё и Отечества.
— Отечества… — теперь уже я хмыкнул.
— Да. Отечества! — твёрдо ответил Батюшин. — Монархи уходят и приходят, а Отечество остаётся!
И смотрит на меня строго. А я что? Так-то с ним абсолютно согласен. А мои личные обиды никому не интересны. Да и нет никаких обид у меня по большому-то счёту. Ведь и так получил от жизни гораздо больше, чем реально заслуживаю. Это если к самому себе подходить совсем уж с беспристрастной стороны. Так что просто нужно работать дальше, тут Николай Степанович прав. А Лиза… Лиза… Елизавета Сергеевна отныне! Будем считать, что первым делом действительно самолёты! Будут ещё у меня Лизы… Только уточнить бы у генерала пару вещей.
— Хорошо, я вас понял. Буду продолжать работу на заводе. Кстати, а мой проект осуществить задуманные воздушные перевозки? Осуществим ли он вообще? Не станут ли вставлять проекту палки в колёса и всячески препятствовать?
— Осуществим или нет, тут только от вас зависит. А палки в колёса вставлять вам и с хорошим расположением государя будут. Такова уж истинная чиновничья природа. Ну да вы с этим и без меня знакомы, и объяснять вам ничего не нужно. И уверяю вас, что специально тормозить ваш новый проект не станут. Опять же, так понимаю, что моё предложение вы принимаете…