– Коли в ставке не укроешься, никуда не пойду, – заупрямился страж.
– Добро. Пока не воротишься, буду тут дожидаться. Ну, ступай.
Васька упал на колени и поцеловал полу походного кафтана царя. Ему до холода в груди боязно было покидать своего маленького подопечного. Но там, в огне и дыму, умирал тот, кого он почитал больше родного отца. И страж, перекрестив напоследок Петра, поспешно вышел.
У ставки толпились стрельцы, вполголоса тревожно переговариваясь. Василий кивнул в сторону города и крикнул:
– Пошли, робята!
– За-а мной! – рявкнул сотник, и стрельцы горохом посыпались с насыпи.
Васька последний раз обернулся на царскую ставку – все спокойно. Охранники стоят рядом с шатром, а самого Петра не видать.
– Держит слово государь, – благодарно улыбнулся страж и переключился на предстоящую задачу.
А была она непроста. Спотыкаясь и падая, Василий и стрельцы бежали под огнем городской артиллерии, ядра свистели над головой, где-то впереди стрекотала картечь. Человек двадцать из отряда упали, не добежав до стены.
У пролома все еще шла жаркая битва. Гусары отчаянно размахивали кончарами и карабелами[17], пытаясь выбраться из гущи русского войска. Вот один из них ранил саблей казака, тот упал и тут же попал под копыта чьей-то лошади. С отвратительным хрустом треснул череп.
Василий сглотнул, чтобы подавить накатившую тошноту. Помочь бы! Но нет, задерживаться здесь нельзя. Князь хочет сказать что-то важное перед смертью, значит, нужно спешить. Протолкнувшись сквозь плотные ряды русских, он со стрельцами оказался у стены.
Пролом уже никто не защищал, бои с гарнизоном переместились в город. Васька вскарабкался на насыпь, образованную рухнувшими камнями. Вот он – Смоленск! Разгромленный, окровавленный – но уже почти наш! Сердце радостно забилось. Он оглянулся, но царской ставки не увидел, все вокруг застилал дым. И в это мгновение боль обожгла руку, скользнула к плечу. Василий схватился за рану – из-под пальцев медленно расплывалось красное пятно.
«Хорошо шуйца, не десница», – подумал царский страж и рванулся вперед.
Тут и там горели избы, завалы из пылающих бревен перегораживали проходы, город застилал сизый дым. Повсюду лежали убитые, корчились раненые. Размахивая саблями и бердышами, отстреливаясь из самопалов, стрельцы прокладывали себе дорогу на узких улочках города в поисках Пожарского. Чей-то клинок слегка достал Василия, но он, возбужденный битвой, даже не заметил этого.
Но вот поляков стало меньше, и вскоре отряд уже мог бежать беспрепятственно. Миновав очередной поворот, Васька в изумлении замер: невдалеке стоял князь Пожарский и уверенно отдавал приказы. Живой и почти невредимый.
Глава 7
Царь сидел в своем шатре, опустив голову. Как?! Как Пожарский может умереть?! Ведь ему же еще жить да жить в реальной истории! Служить Руси, воеводить… Выходит, все изменилось, потому что он, Петр, так неразумно вмешался? Зачем, зачем он задумал этот проклятый штурм?! Такого человека потерял! Если все это – испытание, то для результатов смерть князя станет огромным минусом, а если нет – и того хуже.
Его размышления прервали громкие крики и лязг оружия. Дурное предчувствие прокатилось в груди, ледяной рукой сжало сердце. Петр осторожно приоткрыл край полога и поначалу ничего не понял – перед глазами метались ноги, задницы. Он присел, чтобы лучше видеть, и обомлел: у ставки шла настоящая битва. Немногочисленные стрельцы стеной стояли у входа в царский шатер, а со всех сторон на них наседали иноземцы. Все вокруг окутывал дым, гораздо более густой, чем раньше. Врагов было намного больше, и охранники, как подкошенные, валились на землю.
Зажав рот ладонью, Петр заметался по шатру: куда спрятаться?! Схватил лежавший на походном сундуке кинжал и с размаху воткнул в ткань на противоположной от входа стороне – вдруг удастся выбраться? В нетерпении прильнул к дыре, глянул – и там бой! Господи, да это ж раненые бьются!
И точно – из больничного шатра один за другим появлялись окровавленные ратники. Шатаясь и едва держа оружие, они вступали в битву, чтобы даже не защитить государя, а просто ценой своих жизней хоть немного задержать врага – быть может, основные силы увидят опасность, придут на помощь и успеют спасти царя-батюшку! Но лагерь окутал густой дым, и трудно было надеяться, что кто-то от города сможет разглядеть, что здесь творится. Да и услышать крики о помощи в той мясорубке, что шла у стен Смоленска, было невозможно.
Кусая губы, Петр смотрел через узкую щель, как один за другим падают храбрые воины. Господи, сколько же у них силы духа! Это вовсе не те русские, какими он их воспринимал, живя в Париже. Совсем другой глубины люди! Такое самоотречение, такая преданность, что и слов не подберешь!
Не в силах смотреть на смерть заступников, он встал. Дьявол, как случилось, что ляхи напали именно в тот момент, когда у него почти нет охраны?! И, как назло, этот дым… Откуда он? Или… Да, все это не случайно. Его предали, и поляки специально пришли за ним. Что ж, пусть это конец, но вы, сволочи, увидите, как умеет умирать русский царь!
Он отряхнул кафтан и сел на свой походный трон. Сердце бешено колотилось, но подбородок упрямо поднимался вверх, а глаза смотрели гордо и смело. Через несколько мгновений чья-то рука откинула полог, в шатер влетел высокий, усатый поляк в кирасе поверх перепачканного кафтана и, увидев царя, радостно осклабился. Насмешливо поклонился и пропел:
– Ваше величество…
Вслед за ним в ставку ввалились с десяток человек в немецких одеждах, все в крови и в пыли, и… Козлов. Он кивнул на Петра и горделиво сказал усатому:
– Вот, пан Самборский, как князь и обещал, отдаю вам царя московского.
Тот кивнул и ответил:
– Благодарствую. А это тебе подарок от твоего князя!
И, резко взмахнув саблей, пронзил ею Козлова. Кровь брызнула во все стороны, и Петр с отвращением отвернулся. На его глазах впервые столь подло убивали человека. Пусть он и предатель, но к нападению был не готов. Звери!
В это мгновение другая мысль пришла ему в голову – а что за князь? Неужели Пожарский?! Быть не может!
Между тем один из стоявших у входа шагнул вперед.
– Что вы делаете, полковник?!
– Прошу не вмешиваться, пан Маржерет! Князю не нужны свидетели!
Петр во все глаза уставился на подошедшего. Батюшки, капитан Жак Маржерет! Неужто тот самый француз, служивший наемником еще у Годунова?! Седые волосы до плеч, бородка клинышком, на вид лет шестьдесят… Да, безусловно, он! А может, шанс еще есть? Нужно попытаться! Он приосанился и, величественно махнув рукой, громко произнес:
– Подойдите, мессир Жак Маржерет!
Это было сказано по-французски. Пораженный старик уставился на юного царя и невольно сделал шаг к нему. Откуда этот мальчик знает его?!
Петр удовлетворенно кивнул и продолжил:
– Я ждал вас, капитан. Да-да, именно так. Полагаю, вы слышали обо мне?
Стоявшие за спиной Маржерета удивленно зашушукались, из чего Петр сделал вывод, что они тоже французы и состоят под началом капитана.
– Конечно, слышал, ваше величество. Но я не думал, что в самом деле… Прошу простить.
Пан Самборский не понимал ни слова и в недоумении переводил взгляд с царя на француза. Заметив, как вытянулось лицо капитана, он занервничал.
– Что происходит, сударь? Нам надо спешить!
Тот мельком глянул на поляка и снова повернулся к Петру, разглядывая его с неподдельным удивлением. Неужели слухи правдивы?!
– Мне известно, что вы, мессир, год назад просились на русскую службу и не получили ответа, – продолжал юный царь. – Я читал ваше «Состояние великой державы» и должен сказать, что впечатлен. Моя страна описана с искренней симпатией. А посему я даю свое согласие и прошу вас возглавить работу по созданию в Москве полков иноземного строя.
Маржерет замер – этот малыш читал его работу?! Как?! И говорит, словно взрослый… И по-французски! Несколько секунд он не мог вымолвить ни слова, потом все же взял себя в руки и с достоинством произнес:
– Это невозможно, сир. Теперь я служу польскому королю.
Петр грустно усмехнулся: ну, вот и все. Идея настолько поразить француза, чтобы тот перешел на его сторону, не сработала. Надеяться больше не на что.
Между тем Самборский, нервно прикусив губу, в нетерпении смотрел на Маржерета. Он видел, как в глазах француза удивление сменяется растерянностью и даже каким-то священным трепетом. Не может же этот маленький необразованный московит говорить по-французски?! Или это какой-то дьявольский заговор? Еще чуть-чуть, и проклятый малыш своим колдовством сделает из капитана послушную куклу! И все сорвется!
– Нет времени болтать, сударь, вот-вот подойдут московиты! – рявкнул пан. – У меня приказ привезти его в Варшаву живым или мертвым!
Снаружи раздались крики, и поляк побледнел.
– Московиты! Предупреждал я вас, пан болван! Что ж…
Одним прыжком он подскочил к царю и занес над ним саблю. Увы, сохранить самообладание Петру не удалось: он невольно зажмурился и втянул голову в плечи. Сердце стучало как бешеное, душу рвал холодный ужас. Все, конец!
Василий растерянно смотрел на Пожарского. Жив! Князь стоял возле дымящегося палисада, отдавая приказы конникам.
– Кузьма, скачи в лагерь, передай Молодцову, пущай перестанут метать. Город наш! Вы трое – с ним! Ты, Устин, сту…
– Дмитрий Михалыч! – завопил Васька и рванулся к князю.
Пожарский обернулся – на шишаке трещина, лицо в пыли, крови и копоти, а глаза сияют. Но тут же их свет померк, брови нахмурились.
– Ты чаво тут?! Где царь?!
Васька, на радостях забывший обо всем на свете, встал как вкопанный.
– Да как же, Дмитрий Михалыч, – в растерянности забормотал он. – От тебя человек пришел, сказывал, ты, мол, к себе кличешь. Кольцо вот порукой дал.
Страж поспешно выковырял из поясного мешочка перстень и протянул Пожарскому. Тот взглянул, поднял левую руку – на пальце красной звездочкой сверкнул рубин. Лицо его перекосилось.