Паны кое-как расселись, но продолжали браниться.
– А теперь пусть встанут те, кто согласен на избрание царя Петра.
Больше половины присутствующих, в том числе и два архиепископа, дружно поднялись, кто охотно, кто нехотя. Один из оставшихся сидеть удивленно присвистнул:
– Ничего себе!
Принимай сейм решения простым большинством голосов, сторонникам царя и напрягаться бы не стоило. Но гордые паны имели свой закон: здесь даже один несогласный мог заблокировать решение остальных, использовав liberum veto. И потому Воротынский и его польские сторонники продолжали убеждать остальных.
Боярину вспомнились странные слова государя, мол, как бы ляхи не затянули выборы и не обманули его, как Алексея Михайловича. Кто такой этот таинственный Алексей Михайлович, Воротынский не понял, но четко уловил: все надо сделать как можно быстрее. И потому не скупился на обещания:
– Государь наш посулил дать панам наделы за Большим Камнем. Злата там рудознатцами найдено – не счесть!
Он прекрасно понимал, что царь не отдаст земли в вечное владение – только во временное управление, да и то лишь тем, кто построит на них полезные для страны предприятия. Но упоминать об этом сейчас не обязательно. Как там говорил царь – устрой им золотую лихорадку? Что ж, добро, сделаем: о недавно открытых месторождениях золота и серебра знали все.
– Верно, Московия – страна несметных богатств! – поддержал его Радзивилл.
Воротынский с удовольствием подмечал, как загораются глаза шляхтичей. Да, после упоминания о золоте число противников царя явно поубавилось.
Но вот паны опять повскакивали, пытаясь криком доказать свое мнение.
– Не уживемся мы с ним! Тирания у русских царей в крови!
– Да он не наследный царь! Он пришел из ниоткуда, с небес спустился.
– Кстати, слышал, он как-то летал над Кремлем, словно ангел. Многие видели, у боярина спросите.
– Давайте совсем без монарха!
– Три войны да плюс намерения Парижа неясны!
– Что вы глупости говорите, ясновельможный пан, Франция воюет с Габсбургами!
– Конечно, но если победит, то следующими можем стать мы. Ибо Людовик на стороне протестантов.
– Петр нас всех тут в православие обратит!
– Я не согласен с изгнанием иезуитов!
Споры продолжались до позднего вечера. И, наконец, в двенадцатом часу Сапега объявил:
– Готовится решение об избрании царя московского Петра Федоровича Богданова королем Польским и Великим князем Литовским. Кто-нибудь желает применить liberum veto?
Воцарилось молчание. Выждав положенное время, канцлер торжественно провозгласил:
– Решение принято!
Глава 4
Ранним утром Петр сидел в кресле в покоях Вавельского замка и с теплотой смотрел на Воротынского, примостившегося рядом на стуле. За последние годы царь сблизился с регентами. Если к Пожарскому он относился как к другу, сильному и справедливому, готовому защитить от любого обидчика, то к Воротынскому – скорее как к отцу, доброму, понимающему, мудрому.
Боярин эмоционально пересказывал последние новости. На роскошной, как у Санта-Клауса, седой бороде играли разноцветные блики утреннего солнца, пробивающегося через витражные окна, в умных глазах блестели хитрые искорки.
После коронации прошло несколько недель. Петр не уставал радоваться: он – король польский и Великий князь Литовский! Фантастика! Впрочем, в этом была не столько доля случайности, сколько его собственная заслуга. Поставив Русь на ноги, он приказал разослать сотни лазутчиков-подстрекателей, которые прекрасно выполнили свою задачу.
Да, теперь, конечно, его родная страна будет развиваться гораздо быстрее. Здесь и воздух посвободнее, и к Европе ближе.
В Варшаве отгремели коронационные торжества, и Петр перед возвращением в Москву решил съездить в Краков, древнюю столицу Польши. Город поразил его своей красотой: строгие готические соборы, мощная крепостная стена и прекрасный Вавельский замок. Он не раз видел его фотографии в Интернете, но разве они могли сравниться с реальностью?
– Ох, и благоволят тебе паны, батюшка, особливо опосля того, как Радзивилл с Пожарским разбили свеев под Вильно. Да-а, у нас теперича силушка немалая, не зря ж король Густав поспешает с нами мир-то учинить. Его ноне война в закатных странах заботит. А у нас иная печаль – османцы.
Собственно, ради этого Петр и вызвал Воротынского в такую рань.
– Что ж, Иван Михалыч, вот и до них очередь дошла. Пора Крым воевать!
– Да как же, государь, – запротестовал боярин, – где силушку-то взять? Это ж те же османцы. А под ними вон, пол-Европы стонет, как же мы их одолеем?
– Поверь, османцы – это полбеды, – усмехнулся Петр. – Меня французы боле тревожат. Они вон уже под себя и Англию, и Испанию подмяли, да как быстро! И Священная Римская империя, поди, долго не продержится. А куда они опосля двинутся? Не на Речь ли Посполитую? Свергнутый Жигимонт не зря во Францию бежал. Теперича, чай, Людовика подзуживает, богатства и земли сулит.
Воротынский заерзал на стуле. Да, мимо внимания юного царя ничего не проходит.
– Французы зело сильны, но сколь еще минет, пока они с Габсбургами-то будут воевать. Нам бы покуда с османцами совладать, из Подолья их выдавить.
– Есть у меня план. Направь-ка ты, Иван Михалыч, вестника к Аббасу. Пущай персы к концу лета ударят всей мощью, на какую способны, и отвлекут султана.
– Так вот ты почто людишек-то евоных привечал!
– А то как же, – усмехнулся Петр. – Теперича мы с шахом большие друзья. И к патриарху Константинопольскому человека пошли. Передай, чтоб учинял, как сговаривались, – надобно разжечь бунты в Греции, Сербии и Болгарии.
Воротынский знал, что Кирилл давно помышляет прослыть возродителем истинной веры. Чтобы если не при его жизни, так хоть при потомках вернулись православные государи в Константинополь. Ох и умен Петр Федорович, ох умен!
Боярин с улыбкой покачал головой и пригладил бороду.
– Вот османцам-то лихо придется!
– А в Азове пущай позволят Джанибек-Гирею бежать, но токмо скрытно, – продолжал царь. – Надобно, чтоб он не догадался.
– Да почто ж его выпускать-то, государь-батюшка? Обменять, чай, можно на православных пленников.
– Можно. Но это нашему плану прибытку не даст. А так пойдет он в свой Бахчисарай, и начнется там маленькая война за ханский престол. Ослабятся татары, ну а мы в это время вместе с ляхами на них и нападем.
Воротынский хмыкнул. А ведь верно. Он сам читал письма Джанибека, переписанные Охранной избой. Пленник с Мансурами и с другими беями договаривался о поддержке. Ох и каша у татарвы заварится, если он в Крым вернется!
– Заруцкий со своими казачками тоже пущай на стругах по Дону спускаются, ноне султану, верно, не до него будет. А они на той войне подкормятся немного. Ну а возьмем Крым, тысячи православных из полона вытащим, не то что при обмене. Опосля Азов под нашу руку возьмем, и станет атаман воеводою знатным. Дворянство ему пожалую.
– Добро, государь, – отвечал Воротынский, не переставая удивляться разумности одиннадцатилетнего мальчика. Подумать только, как он все предусмотрел!
План и в самом деле был хорош, но, увы, вскоре его пришлось отложить. Сбылись самые худшие опасения Петра: Франция, окончательно сломив сопротивление Габсбургов, напала на Польшу. В считаные дни войска Людовика подошли к Кракову, находившемуся всего в сорока верстах от границы, расположились лагерем под его стенами и стали готовиться к штурму.
Несмотря на уговоры и русских, и поляков, Петр решил остаться в городе. Конечно, он не считал, что сможет руководить обороной, но хотел своим присутствием воодушевить защитников Кракова.
– У них все готово, ваше величество, – озабоченно кивнул гетман Конецпольский, глядя на раскинувшийся неподалеку лагерь французов. – Утром пойдут на штурм.
Они с Петром стояли на стене, осторожно оглядывая окрестности. Лучи заходящего солнца светили прямо в глаза. В отдалении от города расположились французские шатры, между ними виднелись сотни лошадей, а на возвышениях стояли пушки. В центре лагеря были свалены непонятного предназначения ящики.
– Почему их так мало? Тысяч пять человек, не больше ведь?
– Примерно так.
– Как же они планируют взять крепость?
– Говорят, применяют какие-то новшества. Возможно, рассчитывают на них. – Конецпольский с беспокойством посмотрел на юного короля: – Не изволите ли вернуться, ваше величество? Темнеет, здесь опасно.
По винтовой лестнице Сандомирской башни они спустились вниз, и вскоре Петр уже вернулся в свои покои в Вавельском замке. Здесь все было не так, как в Теремном. Стены отделаны гранитом и мрамором, золоченые потолки, картины в тяжелых рамах, гобелены, камины, роскошная мебель. Но до всего этого юному королю сейчас не было никакого дела, он нервно ходил из угла в угол.
В большом зале проходил военный совет, но Петр туда не пошел, решив, что толку от него не будет. Ему хотелось подумать в одиночестве и понять, что, собственно, происходит? Как Франция умудрилась захватить за месяц половину Европы? Даже Наполеону такое было не под силу. Какой странный и неожиданный блицкриг… Ничего подобного в книгах описано не было. Неужели своим появлением он настолько изменил ход истории, что даже на далекий Париж повлиял?
Петр, наблюдая за успехами Людовика, уже давно пребывал в беспокойстве и не раз пытался узнать, в чем заключается его секрет. Увы, безуспешно. Лазутчики приносили лишь обрывочные сведения об улучшенном оружии. Но вряд ли этого достаточно, чтобы завоевать немалый кусок континента. Так что за тайну хранит король Людовик?
В дверь постучали, и в комнату вошел Ежи Стрык, лейтенант гвардейцев.
– Ваше величество, – поклонился он. – Задержали французского офицера, пытался проникнуть в крепость. Говорит, что ему необходимо встретиться с вами, но я не рискнул его привести. Думаю, соглядатай.
– Как его имя?
– Он представился полковником Жаком Маржеретом, ваше величество.