— Я слышала, как он бил тебя, — сказала Эми.
Ее мать затрясла головой. Неужели она отрицала правду? Это окончательно вывело Эми из себя, она сдернула покрывало и стала искать синяки. И нашла — на плече. Темно-синее пятно. Остальные усеивали грудь ее матери.
— Вот, — сказала Эми, тыча пальцем.
— Эми, ты не знаешь, о чем говоришь. Иди посмотри телевизор.
— Если бы ты работала, то чувствовала бы себя гораздо лучше, — сказала Эми. Глядя на валявшуюся в кровати маму, она подумала о Диане. За Джулией был нужен глаз да глаз — правильно усадить ее в коляску, сменить подгузник, покормить — и тем не менее Диана выкраивала время и не оставляла свою работу. Порой Эми замечала, что Диана выглядела такой же усталой, как и ее мама, но она все равно продолжала работать. В тот момент, вместо того чтобы пожалеть маму, Эми буквально возненавидела ее. Видя эти синяки и то, как она безвольно раскинулась на постели… Ну почему она не встает?
— У нас все хорошо, Эми, — пробормотала мать. — И отцовских денег нам хватит надолго.
— Но не отдавай их Бадди, — сказала Эми. — Чтоб он не покупал свое дурацкое пиво.
— Ты не понимаешь, — ответила мать.
— Он использует тебя, — сказала Эми.
— Тсс, ты не понимаешь.
— Почему мы живем с таким гадом? — спросила Эми, чувствуя, как внутри у нее что-то оборвалось. — Мы же не плохие, разве нет? Или, может быть, дело во мне?
— Эми, дай мне отдохнуть.
— Мама, — сказала Эми, и к горлу у нее подступили слезы. Ненависть улетучилась, осталась лишь любовь. Лишь любовь, хотела сказать она, проклиная себя за то, что, пусть хоть и на мгновение, ненавидела свою собственную мать.
— Иди посмотри телевизор, — повторила мать с болью в голосе.
Эми затаила дыхание. Разве мама не заметила, что сегодня был необычный день? Что Эми провела его дома и не пошла к Диане с Джулией? Неужели она не скучала по Эми, когда ее не было здесь? Или она вообще ни на что не обращала внимание? Но, оставив эти вопросы при себе, Эми горько всхлипнула и быстро выбежала из комнаты.
Музыкальной коллекции Дианы можно было дать два определения: романтическая и старомодная. Что-то принадлежало еще ее родителям, а остальное она слушала сама, будучи молодой девушкой, растрачивавшей свободное время на грезы о мальчиках. Песни, наполненные страстью, о любви недоступной для простых смертных, — и теперь, ставя пластинки на проигрыватель, она пела эти баллады Джулии: «Тот, кто в тебя влюблен», «Милая Каролина», «Если не ты, то кто», «Взгляд любви».
Сейчас у Дианы гремели «Супримс»[9]. И она во весь голос подпевала. Сегодня работа была исключена. Этот день она готовилась посвятить общению с дочкой. Ее маленькая крошка Джулия становилась женщиной. Диана улыбалась, хмурилась, трясла головой, смотрела в окно, пела, мерила комнату шагами, а потом подошла к Джулии. Она взяла в свои руки правую ладошку Джулии.
— Я столько хочу тебе рассказать, — сказала она.
Головка Джулии качнулась, и ее левая рука поплыла по воздуху.
Даяна Росс взяла высокую ноту. Диана рассмеялась.
— Ты одна из нас, милочка, — объявила Диана Джулии.
— Гыыы, — сказала Джулия.
Что дальше, подумала Диана — первые месячные, лифчик? Диана вспомнила себя в возрасте Джулии. Она часами глазела на рекламу дамского белья в журналах матери. Однажды она и ее лучшая подружка Марджи прогуляли школу и весь день примеряли содержимое гардероба старшей сестры Марджи, мечтая, что когда-нибудь тоже смогут носить бюстгальтеры.
Больше всего их волновали груди. Сейчас, когда у нее все давно выросло, Диана не придавала им особого значения. Но в то время… Диана была просто одержима вопросом их скорейшего появления. Как-то днем Люсинда усадила ее за стол. Она поведала ей правду о таинствах жизни. Разговор вышел откровенным и забавным. В качестве наглядного иллюстративного материала она использовала библиотечные книги.
— Значит так, милочка, — сказала Люсинда, указывая на красно-синий рисунок женской репродуктивной системы. Она объяснила ей, что такое менструация, овуляция, колики и кровотечение. Диана не верила своим глазам, придя в ужас от одной только мысли о чем-то настолько отвратительном. Фаллопиевы трубы в ее собственном теле? Ну нет уж, дудки.
— Возможно, в книге это выглядит несколько непонятно, да и звучит устрашающе, — сказала Люсинда, — но на самом деле все наоборот. Просто от тебя требуется ухаживать за своим телом. Заботиться о себе, понимаешь?
— Как при простуде? — спросила Диана.
— Нет, болезни тут совершенно ни при чем! По идее мне следовало бы сказать тебе, что это чудесно и восхитительно, но мелкие неудобства все-таки присутствуют. Но и только-то. Ты идешь в аптеку, покупаешь прокладки, через пару дней они заканчиваются, и тебя это ужасно раздражает. Черт, правительство должно ввести льготы на гигиенические салфетки. Почему каждый месяц женщинам приходится выкладывать кучу денег на то, о чем мужчины не имеют ни малейшего представления?
— А это больно? — спросила Диана.
Люсинда улыбнулась:
— Хотела бы я сказать, что нет, но всякое бывает. Это странное ощущение, его можно сравнить с ожиданием бури. Когда облака разверзнутся, все пройдет и тебе полегчает. Правда-правда.
— И так каждый месяц? — уныло спросила Диана.
— Каждые двадцать восемь дней, — ответила Люсинда, похлопав ее по руке.
— Кошмар.
— Дорогая, взгляни на рисунок, — сказала Люсинда, постучав пальцем по обезглавленному красно-синему изображению женского тела. Художник придал ему форму песочных часов с выпуклыми формами и осиной талией. — Тут показана тайна вселенной, — сказала Диане мать. — Это ты — прямо вот на этой странице. Ты женщина, и ты поразительное создание. Не думай о том, какая ты слабая, привередливая, капризная или что там еще люди — мужчины — будут говорить тебе, когда у тебя начнутся месячные. Не бери пример с тех девушек, которые пропускают занятия в спортзале, чтобы наведаться к врачу.
Диана внимательно слушала.
— Не позволяй людям внушать тебе, что твои чувства ненастоящие и вызваны обыкновенным выбросом гормонов. Не вини во всех бедах свои месячные, потому что так поступают только ограниченные люди. А ты у меня слишком умна для этого, милочка.
— Ох, мама.
— Одни женщины называют это проклятием, — сказала Люсинда, — или своим маленьким секретом. Мне их не понять. Это же просто месячные. Как прибой — это прибой, а ветер — это ветер.
— Похоже, что проклятие — это в самую точку, — сказала Диана, посматривая на испещренную венами картинку в книге по анатомии, все еще не оправившись от ново-приобретенного страха перед наличием в своем организме матки с шейкой и остальными страшными словесами. — Я действительно такая изнутри?
— Ага. И Марджи. И я. Но знаешь, что самое замечательное?
— Что? — спросила Диана.
— Ты появилась оттуда. И когда ты будешь готова родить, твой малыш пойдет тем же путем.
Теперь Диана глазела на этого малыша, который обернулся Джулией. Что случится, когда у Джулии начнутся колики? Как она воспримет перемены там, внизу? Диана хотела показать ей ту же схему с пышным телом и доходчиво разложить все по полочкам. Она поцеловала ладонь Джулии, потом прижалась щекой к ее гладкой коже.
— Джулия, — сказала она. — О чем ты думаешь?
— Гууу, — протянула Джулия.
Диане предстояло отправить бланки со счетами, подшить каталог и пополнить баланс на чековой книжке. Со стороны болот налетел сильный ветер с проливным дождем. Внезапно пришла в голову мысль, а почему бы им не съездить к морю.
— Буря идет с юга, — сказала Диана, неся Джулию к машине. — Чувствуешь ее тепло?
С неба обрушились потоки дождя. Диана решила, что непогоду принесло от Флориды — над верхушками пальм и коралловыми островами — через мыс Хаттерас. Она пристегнула Джулию к сиденью, затем покрутила ручку радио в поисках голосов поющих женщин, потому что сегодня только они могли поддержать ее. Найдя волну, где крутили песню группы «Блонди» «Мечты», она уселась за руль.
Они поехали прямиком в нижнюю часть Хоторна. Океан обрушивал на берег тонны воды, и лодочные мастерские были затоплены. Офис Алана находился в одном из старых кирпичных зданий, и Диана мельком посмотрела наверх. Потом она перевела взгляд в черную глубину бури; шумно вздохнув, она взяла дочь за руку.
А это больно? — спросила Диана у матери. Буря, — ответила Люсинда…
В тринадцать лет Диана почувствовала, как в ее теле разыгралась такая буря. Она проглотила ураган, и ей казалось, что он разорвет ее на части. Вскоре месячные прошли, груди отросли, и она стала тайно сохнуть по мальчикам. Но благодаря матери Диана узнала слова, которыми могла описать свои чувства.
А как же Джулия? Она выглядела такой крохотной. У нее не было знакомых мальчиков, но даже если бы и были, то что бы она подумала? Догадывалась ли она об этом или нет, но ее тело развивалось, как у любой обыкновенной девочки.
— Моя взрослая дочурка, — сказала Диана.
Джулия пискнула.
— Смотри, Джулия, — сказала Диана, указывая на воду. Позади яхт-клуба был сущий ад. Волны разбивались о пристань, посылая в воздух миллионы брызг. Диана наклонилась к дочери и положила правую руку ей на живот.
— Это то же самое, — прошептала Диана. — Здесь и… здесь.
Но понимала ли ее Джулия? Диана хотела сказать ей, чтобы она не переживала. Она хотела объяснить ей, откуда берутся дети, поведать о радостях и печалях менструации и непростом женском счастье.
— Я люблю тебя, Джулия, — сказала Диана. — Не пугайся, хорошо?
Больше Диана ничего не говорила. Она знала, что Джулия все равно не улавливала смысла ее слов. Помахивая одной рукой в направлении ревущего шторма, она снова нежно надавила на пузико Джулии. Это то же самое. То же самое. Не бойся бури внутри себя. Не бойся, любовь моя.
Окна офиса Алана выходили на гавань. Диана гадала, стоял ли он там сейчас, наблюдая из окна за ее грузовичком. От этой мысли она ощутила не только нервозность и волнение, но и облегчение.