— Мы дома, — повторила она, потому что она никак не могла в это поверить.
Глава 26
До Дня благодарения оставалось всего два дня. Диана и Люсинда возились на кухне, занимаясь приготовлением праздничного ужина. У каждой из них было свое коронное блюдо. Диана всегда варила клюквенный соус, а Люсинда специализировалась на тыквенных пирогах. По старой традиции они начистили серебро и перемыли до блеска хрустальные бокалы. На столе лежала уже готовая начинка для индейки, поэтому в кухне пахло луком и шалфеем. Автором этих давних обычаев была, конечно же, Люсинда.
— Мама, я так счастлива, — стоя возле раковины, говорила Диана. В ее голосе слышалось изумление вперемешку с радостью, и это продолжалось с тех самых пор, как пару дней назад она объявила Люсинде о том, что Алан сделал ей предложение.
Люсинда кивнула, ее руки были покрыты вязким тестом. Уж она-то ни капли не удивилась. Она просто пребывала в состоянии пьянящего восторга, в котором чувствовался легкий налет горечи из-за того, что ее дочери понадобилось столько лет, чтобы найти свое счастье.
— Со мной еще никогда ничего подобного не было, — говорила Диана. — Я ни жила в счастливом браке и просто не знаю, с чего начать.
— Что именно тебя интересует? — спросила Люсинда.
— Все, — ответила Диана. — Я же почти всю свою жизнь прожила здесь, с тобой и Джулией.
— Не всю, — напомнила ей Люсинда.
Диана кивнула. Размешав клюквенный соус, она поднесла к губам деревянную ложку.
— Когда мы с Тимом жили у пристани, — сказала она, — это было так просто. Мы взяли немного мебели из твоего подвала, и Алан отдал нам… — Она осеклась.
— Это было черт знает когда.
— И все же… — промямлила Диана. Она нахмурила брови, словно что-то очень беспокоило ее, и теперь ей не оставалось ничего другого, как поделиться этим с другим человеком. — Я так жалею о том, что вообще вышла замуж за его брата. Хотела бы я, чтобы мы с Аланом могли все начать с чистого листа. Меня тяготит мое прошлое.
— Я понимаю тебя, милочка, — сказала Люсинда. Она раскатывала тесто для пирога, но теперь остановилась. Ей хотелось изречь какую-нибудь житейскую мудрость насчет того, что прошлое следует оставить в прошлом, но в душе она соглашалась с дочерью.
Она подумала о тех далеких днях, когда они с Эмметом ступили на путь самостоятельного существования. После венчания они укатили от церкви на его грузовике, позвякивая привязанными к бамперу консервными банками. Они поселились в доме, который он же и построил, обставили его мебелью, и у них не было проблем с бывшими мужьями или соперничающими братьями. Их жизнь ничем не отличалась от замужества миллионов других пар. Брак и так был непростой штукой, даже без кошмаров из прошлого обоих супругов.
— Он купил мне дом, — сказала Диана.
— Чудеснейший дом Хоторна, — подтвердила Люсинда.
— Он такой огромный, — сказала Диана. — Рассказывая ему о нем, я и не предполагала, что он его купит. Никогда не ожидала ничего подобного, но он купил!
— Я помню, как мы ездили по городу и ты всегда хотела посмотреть поближе на этот дом, — улыбалась Люсинда. — Ты просила отца сбросить скорость, и он сворачивал прямо к тротуару напротив.
— Мой игрушечный домик… — сказала Диана.
Люсинда кивнула. Она помнила, как Эммет удивил ее на Рождество, смастерив дочке детский домик по образцу и подобию большого. Он досконально изучил мельчайшие детали и сделал все точь-в-точь. Люсинда знала, как он был бы счастлив, если бы знал, что Алан осуществил для его дочери ее невероятную мечту.
— Я собирала игрушечные домики для людей, которые теперь станут моими соседями, — сказала Диана.
— Они даже не подозревают о том, как им повезло, — ответила Люсинда, поглядывая на Диану. Она уловила нотки неуверенности в ее голосе. Люсинда и Эммет были скромными людьми: библиотекарь и плотник. Диана многие годы содержала себя и Джулию, изготовляя игрушечные домики для тех, кто жил в роскошных особняках. На ладонях у нее были мозоли, а сколько раз они на пару вытаскивали занозы из ее пальцев! Доставляя свои работы заказчикам, Диана проходила по подъездным дорожкам великолепных домов с высокими колоннами, домов с собственными названиями.
— Все приводят лечить своих детей к Алану, — сказала Диана. — Они не удивятся тому, что он там поселится.
— С тобой и Джулией, — добавила Люсинда.
Диана кивнула, светясь от любви и счастья.
Люсинда покосилась на свою внучку. Последнюю неделю Джулия почти не открывала глаза. Она качалась и спала, пытаясь еще туже свернуться в позу эмбриона, словно стремясь превратиться в улитку. Диана проявляла недюжинную выдержку. Она постоянно старалась развернуть Джулию из ее клубка — следуя совету, давным-давно полученному от одного физиотерапевта, — чтобы мышцы Джулии не сводило судорогами.
— Алан хочет удочерить ее, — сказала Диана, проследив за взглядом матери.
— Я знаю.
— Больше всего мне нравится то, что он хочет, чтобы мы стали семьей.
— Он мечтал об этом целых двенадцать лет, — добавила Люсинда.
— Мам, — обратилась к ней Диана, обхватив себя руками, словно ее обдало дуновением холодного ветра.
— Что, милочка?
— Разве я заслуживаю всего этого?
— Диана!
— Так долго, — тихо сказала Диана, и Люсинде пришлось немного наклониться вперед, чтобы расслышать ее слова. — Я гадала, чем навлекла на себя эту кару. Я думала, что первоисточник всех бед был во мне, в моих поступках, которые стали причиной того, что Джулия родилась такой больной.
— Ты в этом не виновата, — сказала Люсинда.
— Но ведь я ее мать, — продолжала Диана. — Наверняка что-нибудь да было. Пища, которую я ела, или, наоборот, не ела. Пакости, что я натворила в детстве…
— Не было никаких пакостей.
— Грехи, — сказала Диана. — Странно. Я никогда не думала ни о чем таком в отношении других людей — калек, слепых, меня не интересовало, какие грехи совершили их матери, прежде чем произвели своих детей на свет. Но тогда почему же я размышляла об этом в моем случае?
— Но ты уже перестала размышлять об этом, правда? — с надеждой спросила Люсинда.
— Я пытаюсь, — ответила Диана. — Но мне очень тяжело. Когда я вижу страдания Джулии, ее припадки. Когда я думаю о том, что вместо Джулии беру на «Щелкунчика» Эми, потому как Джулия не в состоянии поехать… Я думаю об этом, и меня одолевают сомнения. Мне кажется, что есть причина, по которой кто-то свыше наказал меня.
— Но сейчас-то, — возразила Люсинда, — тебя вознаградили?
— Да, Аланом, — сказала Диана. Стоило ей произнести его имя, как она тут же переменилась в лице. Люсинда видела, как улетучилось ее волнение. Она почувствовала, что тревожные мысли покинули комнату. Внезапно лицо Дианы просияло.
— Любовью, — поправила ее Люсинда. Потому что не только Диана получила Алана. Он тоже был вознагражден ею. Родственные души обрели друг друга. Справившись с трудностями, они наконец были вместе.
— А мы можем ее сохранить? — спросила Диана.
Люсинда взяла ее за руку. В детстве Диана была маленькой почемучкой. Она безоговорочно доверяла своим родителям, и Люсинда помнила, как Диана спрашивала о чем-нибудь невообразимом — например, на какой высоте находится небо, — и глядела в глаза Люсинды с таким же доверчивым выражением, как и в эту минуту.
— Диана, дорогая моя, — сказала Люсинда, — начинай говорить себе, что ты заслуживаешь любви, что ты достойна быть счастливой. Точно так же, как и все остальные. Я. Эми. Джулия. Мы не должны упускать то, что само дается нам в руки. Будь то поездка на «виннебаго» или жизнь в большом белом доме у гавани. Или здесь.
Диана обхватила себя руками, обведя взглядом скромное убранство своего родного дома.
— Вообще везде где угодно, — добавила Люсинда.
— Моя родственная душа, — проговорила Диана, задумчиво.
— Эми обрадуется, когда узнает, — сказала Люсинда.
— Как же хорошо, что праздник совсем близко, — сказал Диана.
Люсинда притянула ее к себе:
— Раскрою тебе свой секрет. Будь благодарна каждому божьему дню. Так мы и жили с твоим отцом и именно поэтому были счастливы. Потому что нам не дано узнать, когда нашему счастью придет конец.
Завтра ее рассказ должны были принять на участие в конкурсе. Эми спрятала его в самое надежное место — за фотографию отца, висящую на стене своей спальни. Оттуда ей улыбался Рассел Брукс, симпатичный продавец автомобилей. А сразу за снимком, словно в стенном сейфе, лежал рассказ Эми. Теперь она вынула его из тайника. Она нервничала, боясь, что в ее рассказе было полно недостатков, и ей хотелось узнать чужое мнение на этот счет.
— Мам, — позвала Эми, подойдя к двери в комнату матери.
— Тссс, дорогая, — лежа на кровати, проговорила мама. — Мне не удалось выспаться прошлой ночью. Я очень устала.
— Прочтешь вот это? — спросила Эми.
— Не сейчас, — простонала из-под покрывала Тесс.
— Пожалуйста, мам. Это важно, — просила Эми, ощутив прилив гнева. Ну как же так: в рассказе мама Кэтрин справилась с депрессией, а в реальной жизни мама Эми, наоборот, погружалась в нее еще больше. Эми ужасно переживала, но в то же время жутко злилась.
— Позже, — простонала ее мать, и Эми могла поклясться, что услышала, как она всхлипнула.
Эми сжала кулаки. Люсинда с Дианой так гордились ею, и почему ее родная мать не могла хоть как-то поддержать ее? Флакончик с антидепрессантами, которые принимала ее мама, стоял на полке в ванной. Вчера Эми их пересчитала, желая убедиться в том, что мать их принимает. Она пошла в ванную комнату и снова пересчитала пилюли: их количество не изменилось.
— Мам, — сказала она, тряся мать за плечо.
— Что случилось, Эми? — недовольно пробормотала мать.
— Почему ты не принимаешь свое лекарство? Разве ты не хочешь поправиться?
— Хочу, Эми.
— Но ты же не пьешь свои таблетки! — вскричала Эми. — Я посчитала, так что не обманывай меня. Жизнь прекрасна, мы вместе, наступает День благодарения! Почему ты не принимаешь лекарство? — Она с силой потрясла свою маму, но скорее от отчаяния, а не из желания заставить ее покинуть постель.