Доверием молодежи злоупотреблял Вебер, бригадир на коссинском заводе. Сея недовольство нормами социалистического труда, он считал достойным доверия «всякого, кто упорно противился новому государству». Итак, доверие поднимают на щит и головорезы, и диверсанты, и более высокопоставленные мошенники. Они спекулируют на доверии, чтобы снискать милость своих боссов. Совсем иначе складывается атмосфера доверия в трудовом заводском коллективе. Она опирается на сознательное отношение к труду, которое еще только зарождалось в первые годы строительства ГДР, а в 50-х годах уже для многих становится нормой. И для Томаса Хельгера и для инженера Ридля труд не просто источник существования, но и источник больших духовных радостей. В условиях капиталистического общества у рабочих в основе доверия лежала их солидарность в борьбе против предпринимателей — сейчас, в условиях строительства социализма, доверие укрепляется в повседневных отношениях между людьми, в их работе и в личной жизни. Последнее обстоятельство весьма примечательно, так как Анна Зегерс твердо считает, что личная жизнь людей находится в тесной взаимосвязи с их общественным лицом. Отсюда пристальное внимание романистки к поведению своих персонажей в быту. Нельзя создать светлое будущее, не выработав новых нравственных устоев. Заслужить доверие может лишь тот, кто серьезно относится к своим обязательствам и в общественной и в личной сфере жизни.
Проблема доверия становится особенно острой, когда ее переносят в область политики. Здесь она чаще, чем в какой-либо другой сфере, осложняется недоверием, подозрительностью или же, напротив, слепой, безграничной верой. Анна Зегерс смело ставит вопрос о политическом доверии к отдельному человеку, партии, государству и не обходит при этом острых углов. Доверие не должно вырождаться в благодушие и беспечность. К чему приводят подобные издержки доверия, отмечает Ульшпергер утром 17 июня: «Значит, мы с Рихардом Хагеном… верно почувствовали, что надвигается беда. Но мы обязаны были знать, а не только чувствовать… Враги-то заранее стакнулись. И у нас на заводе. Внутренние и внешние. Опять, и в который раз, глупость обвела ум вокруг пальца, а лицемерие надуло правду».
Здесь и во многих других местах своего романа Анна Зегерс подчеркивает, что в условиях классовой борьбы доверие к людям не исключает, а, наоборот, требует высокой бдительности. Однако бдительность не следует путать с недоверием. Этот тезис приобрел в наши дни большую актуальность, его затрагивают многие писатели и в Германии, и в других странах. Так, например, в «Актовом зале» Германа Канта секретарь райкома партии следующим образом объясняет суть дела пришедшим к нему рабфаковцам: «…Недоверие отравляет атмосферу, бдительность очищает ее. Человек бдительный пристально наблюдает, точно рассчитывает, а главное — всегда думает, думает о последствиях, к которым приведет тот или иной поступок. Бдительность ведет его вперед, иногда заставляет сделать шаг в сторону или даже назад, но в целом ведет вперед. Бдительность — сестра храбрости. Недоверие — порождение трусости!»
Стремясь с наибольшей честностью, с наибольшей искренностью осветить тему доверия, Анна Зегерс заводит речь и о событиях не столь далекого прошлого (культ личности, процесс врачей и т. п.). Писательница показывает, с какой злобной радостью смакуют наши ошибки обыватели и враги. С такими она в полемику не вступает, следуя мудрому совету: «они не стоят слов, взгляни — и мимо!» Но стремление Томаса Хельгера и его друзей уяснить себе всю правду, понять суть ошибок, чтобы сделать их невозможными в будущем, Анна Зегерс считает закономерным. Томас идет с вопросами и сомнениями к своей близкой приятельнице Лине, играющей активную роль в Союзе свободной немецкой молодежи. Однако Лина привыкла мыслить готовыми категориями и не способна анализировать конкретные ситуации. Слепая вера заменяет ей убежденность, и поэтому даже склонность к вопросам кажется ей чем-то подозрительным. Веря в коллектив в целом, она не сохранила доверия к человеку в отдельности. Таким же предстает в романе партийный работник Пауль Меезеберг. Он не представляет себе возможности конфликтов в новом государстве, он не умеет подойти к человеку с учетом его особенностей и слабостей. Он считает, что у члена партии никаких недостатков и ошибок быть не может. Всякий, кто усомнился, заколебался или, упаси бог, оступился, — враг. Есть в Меезеберге что-то и от былых сектантов и от современных догматиков. Рассуждая по принципу «не может быть того, чего быть не должно», и он и Лина не в состоянии оказать влияние на массы в тревожный «день Икс», так как они не пользуются достаточным авторитетом и доверием.
Из другого теста сделан директор завода Ульшпергер. Он прошел через горнило серьезнейших испытаний. Только в самом конце романа об этом узнает Рихард Хаген и ощущает глубокую симпатию к этому несгибаемому, последовательному коммунисту, который, несмотря ни на что, твердо верит в правильность избранного им пути. «Вот почему он вдруг замолк, — думал Рихард, шагая вдоль реки… — Несправедливость, ему причиненную, он попросту стряхивает с себя, словно это пустяк, ошибка, случайно его коснувшаяся. Прошлое не мешает ему, не может помешать целиком и полностью быть с нами. Все эти годы он молчал. Правильно ли это было? Да, правильно. Нельзя ему было говорить. Многих это бы вконец сбило с толку. А с Ульшпергером что бы ни случилось, его с толку не собьешь, его доверие ничто подорвать не может». Чувство, которое Ульшпергер питает к своей партии, — это доверие высшего порядка. Оно предполагает глубокое знание жизни и ее теневых сторон. Ульшпергер постиг, что люди еще далеки от совершенства и дела, которые они творят, отнюдь не всегда безупречны. Но слабости, ошибки и преступления отдельных лиц не могут поколебать его веры в святое дело, которому он служит. От него лично и от миллионов таких, как он, зависит сделать так, чтобы правонарушения и ошибки прошлого больше не повторились.
В «Доверии», как и в других своих книгах, Анна Зегерс выдвигает на первый план необходимость чувства общности, солидарности, дружбы людей. Помогая один другому, проявляя внимательность, чуткость и терпимость друг к другу, люди смогут создать ту «дисциплину доверия», о которой говорил В. И. Ленин, и построить наконец жизнь, о которой они мечтали веками. Писательница показывает, какой замечательный эффект дает дружеская помощь, людская отзывчивость даже в самых трудных случаях жизни. Благородной, неназойливой дружбе с русским коммунистом Кожевниковым был обязан Ульшпергер своим освобождением. Он «лишь задним числом узнал, как часто и где ручался за него Кожевников в те времена, когда доверие означало жизнь, а недоверие было равносильно смерти». Однако и в быту, в повседневной, обыденной жизни товарищеское участие сохраняет огромное значение. В «Решении» и в «Доверии» мы видели немало примеров этому. Невнимание к людям, душевную черствость, прикрывающуюся загруженностью по работе, писательница осуждает. В романе не раз звучит своеобразная тема вины по отношению к людям, вины, отягощенной подчас трагическими последствиями. Это сознание вины основывается на высокой требовательности к себе. Ярче всего проявилось оно у Рихарда Хагена после тревожных июньских событий: «Оставаясь один, Рихард мучился своими думами. В конце концов все кончилось хорошо. Но почему до этого дошло? Чем так глубоко были уязвлены наши люди? Подпали под влияние врагов?.. Может быть, я сам виноват? Конечно. Но в чем моя вина? И тут же в глубине его души, еще здесь, на кладбище, тихо, но настойчиво прозвучал ответ: ты был далек от них. Ты мало знал. О жизни этих людей, об их работе».
Аналогичные чувства обуревают Томаса после суда над его бывшими дружками. Этот «маленький Хаген» начинает понимать, что в их падении есть доля и его вины. Заботясь о своем духовном росте, Томас не интересовался судьбой Пими, видя в ней лишь приятельницу для веселого времяпрепровождения.
Чувство вины по отношению к Катарине, которая так трагически погибла еще в конце «Решения», сопровождает Ридля с первых и до последних страниц «Доверия». Косвенная вина за то, что старый кадровый рабочий Янауш попал на удочку провокаторов, ложится на Роберта Лозе: у него так и не нашлось времени поговорить по душам со стариком, который любил с ним откровенничать. Анна Зегерс не приукрашивает своих героев, так же как она не замазывает конфликтов и противоречий, возникающих в ходе социалистического строительства. Эту сознательную линию своего творчества романистка мотивировала в одной из дискуссий следующим образом: «Автору веришь больше, если он описывает не только положительные явления. Ему веришь, когда он изображает что-то положительное, потому что ему верил, когда он изображал и нечто отрицательное». Поэтому стопроцентно положительных героев в романах Анны Зегерс нет, но персонажи в ее книгах способны изменяться к лучшему, морально и политически расти, приближаясь тем самым к героям идеальным.
Проблема доверия достигает в романе своего апогея, когда писательница подходит к взаимоотношениям между старшим и младшим поколением и к отношению всех в целом к новому государству, первому в истории Германии государству рабочих и крестьян. Проблема молодого поколения имеет огромное значение для дальнейшего развития этой республики. Кто придет на смену Ульшпергеру, Хагену, Лозе и другим стойким антифашистам? Сумеют ли их преемники выполнить историческую миссию, возложенную на них? На эти вопросы книга Анны Зегерс дает обнадеживающий ответ. В этом плане полна глубокого смысла искренняя, крепкая дружба Роберта Лозе и Томаса Хельгера, их взаимная помощь и поддержка, их неколебимое доверие друг к другу. Томас Хельгер, Тони Эндерс, Ушши, Эрнст Крюгер и некоторые другие юные герои романа внушают читателю уверенность в том, что немецким антифашистам растет достойная смена.
Вопрос о доверии к новому государству, который определяет пафос всего романа, решался в те трудные годы не просто. Сейчас, когда Германской Демократической Республике исполнилось 20 лет, некоторые из нас склонны забывать тревожную напряженность того времени. Но те, кто был в эти годы в Германии и помогал немецкому народу создавать новую демократию, строить социалистическую республику, запомнят эти суровые дни надолго. И дело здесь не только в многочисленных диверсиях, политических провокациях, злобной и хитрой вражеской пропаганде, не только в трудностях строительства, невысоком жизненном уровне и всяческих технических неполадках. Новый государственный строй мог доказать свое превосходство над старым, капиталистическим лишь в том случае, если приводил народ и к материальному благополучию и к подъему в духовной жизни страны. Необходимо было преодолеть разрушительные последствия войны не только в промышленности, но и в людских душах. Надо было помочь каждому труженику найти себе место в новой жизни и обрести устойчивую моральную опору. Без этого социализм не смог бы победить окончательно.