ь я люблю и могу слушать музыку в одиночестве.
К тому же сэндвичи делать не трудно.
Постукивая пальцами по ручкам, держу холодильник открытым. Не знаю. Джейк просто выводит меня из себя, он как будто чересчур наслаждается тем, что получил опеку надо мной. Родителям было плевать, даже если бы я устраивала оргии в своей спальне, главное, чтобы компромат потом не всплыл в «Снэпчате».
А этот парень…
Он уже бахвалится своим превосходством. Впрочем, оргии – или мужчины в частности, по крайней мере, на данный момент, – меня не интересуют. Я много лет воспитываю сама себя, и теперь мне придется пойти на попятную. Джейк слишком многого просит. Мне семнадцать лишь по документам.
Черт, почему он хочет ланч прямо сейчас? Они позавтракали час назад.
От этой мысли в животе урчит. Пошатнувшись, прижимаю руку к животу.
Я не завтракала.
И со вчерашнего утра ничего не ела, кроме ягод.
Достав мясную нарезку, соусы и листья салата, принимаюсь за дело. Собираю сэндвичи, один из которых откусываю по кусочку, чтобы хоть что-то попало в желудок, потом разрезаю их по диагонали, кладу треугольники на большую тарелку. В ящике островка нахожу пищевую пленку, накрываю блюдо и убираю в холодильник.
Я не уверена, хватит ли им этого на ланч, но от меня они больше ничего не получат. Спрошу-ка у Джейка, не нужно ли съездить в город за продуктами. Мне не помешает развеяться.
Собираясь закрыть холодильник, я замечаю, как капля воды падает на стеклянную полку над ящиком для овощей. Наклоняюсь и кладу руку в маленькую лужицу воды.
Холодильник протекает.
Заглянув вглубь камеры, пытаюсь найти источник протечки и вижу, что компрессор обледенел.
Выпрямившись, я покусываю уголок рта. Стоит ему сказать? Уверена, Джейк в курсе.
На стойке лежит их iPad. Я беру его, включаю. Всплывает окошко для пароля. Рискнув предположить, сразу же ввожу «НикакойПощады». Блокировка снимается.
Проверив модель холодильника, открываю YouTube и нахожу видеоролики. Достаю все продукты, отодвигаю махину от стены, наваливаясь всем весом, отключаю питание. Затем, подобрав инструменты в мастерской и следуя инструкциям, очищаю компрессор, устраняю протечку в трубке и собираю все обратно. На это уходит час. Не знаю, будет ли он работать и как сильно разозлится Джейк, если я сделала только хуже, однако у богатства есть свои плюсы. Я просто куплю ему новый холодильник.
Внезапно на меня находит озарение, и я замираю с отверткой в руке. А я могу купить ему новый холодильник? В плане того, что несовершеннолетним нельзя наследовать деньги. Опекуны распоряжаются капиталом по доверенности до тех пор, пока наследник не достигнет легального возраста.
Получается, технически все мое наследство в полном распоряжении Джейка. Если родители не открыли трастовый фонд, что их дальновидный адвокат вполне мог сделать…
Должна ли я беспокоиться? Деньги никогда меня не волновали, но лишь потому, что их всегда было вдоволь. Как бы я ни разглагольствовала, если не смогу заплатить за колледж, это многое изменит. Родители искренне доверили ему меня и мое благосостояние или… других кандидатов просто не нашлось? Я понятия не имею, можно ли доверять Джейку, однако в их способности действовать в моих интересах определенно сомневаюсь.
Все мое будущее во власти этого парня.
По крайней мере, еще на десять недель.
Невзирая на участившийся пульс, я погружаюсь в размышления и продолжаю работать – прикручиваю крышку компрессора, снова включаю устройство в розетку. Холодильник оживает, тихо жужжа, в камеру снова поступает холодный воздух. Неплохо для начала.
– Ты сама это сделала? – спрашивает кто-то.
Обернувшись, вижу Ноя, стоящего у островка. Он без рубашки, потный и запыхавшийся, смотрит на iPad, который я установила на стойке.
Направив взгляд туда, где раньше подтекало, парень замечает, что сейчас все сухо.
– Хорошая работа. Мы собирались заняться ремонтом.
Прежде чем отвернуться, еще раз мельком оглядываю Ноя – на его груди и торсе нет татуировок. Не знаю, почему это кажется мне странным. Может, я думала, раз у его отца есть одна, то и у Ноя должна быть.
Я складываю продукты обратно в холодильник. Услышав снаружи приглушенный гул какой-то машины, предполагаю, что это Джейк.
– Ну, и когда тебе исполнится восемнадцать? – интересуется парень. Он смотрит на меня, прислонившись бедром к островку.
– Первого ноября, – отвечаю я, не отрываясь от дела.
– Уедешь после этого?
Бросив на него взгляд, не сразу понимаю, что Ной имеет в виду.
Я вообще могу не оставаться. Разве отец не сказал ему, как предоставил мне выбор во время нашего телефонного разговора?
– Я бы уехал, – предлагает он. – Уехал бы в мгновение ока. Ты здесь, хоть и не обязана быть. А я обязан, но не хочу.
– Тут не хуже, чем в любом другом месте, – говорю тихо, расставляя соусы на полке дверцы.
– Почему?
– Потому что ты останешься собой, куда бы ни уехал, – возражаю я.
Остановившись, смотрю на парня. Его промокшие от пота волосы спадают на глаза, кепка свисает с пальцев. Он до сих пор выглядит озадаченно.
– В Кливленде полно счастливых людей, как и в Париже, – поясняю. – И не меньше несчастных.
– Ага, что ж, я бы предпочел быть несчастным на пляже.
Я прыскаю от смеха, не сдержав улыбку. Даже хихикаю, правда, быстро отворачиваюсь и подавляю свое веселье.
Через мгновение Ной оказывается рядом и ставит на полку соусы A.1. и Heinz.
От его пристального взгляда в животе все переворачивается.
– У тебя красивая улыбка, кузина. Если задержишься у нас, я буду чаще тебя веселить.
О господи. Ну разве он не очарователен?
Пропустив его слова мимо ушей, заканчиваю заполнять холодильник, и мне плевать, что все в беспорядке. Ной смеется себе под нос и принимается помогать. Вдвоем мы справляемся за несколько минут.
Джейк входит в кухню и направляется к холодильнику. Я убираюсь с дороги, пропуская его. Собрав инструменты, которые использовала, я иду в мастерскую, чтобы вернуть их на место. Вдруг слышу хрипловатый голос моего дяди:
– Где сосиски?
Оборачиваюсь и вижу, что он роется на полках, где все разложено не так, как он помнит.
– На них плесень образовалась, – говорю я.
Я их выбросила вместе с некоторыми другими испортившимися продуктами.
Он смотрит на меня, и я выпрямляюсь, мой позвоночник словно превращается в стальной прут.
– Ее можно было срезать.
Срезать?
Какая гадость. Существуют разные стадии гниения. Плесень лишь помогает обнаружить самые плохие части.
– Ты времени зря не теряешь, да? – сетует Джейк, судя по всему, продолжая что-то искать. – Все расставила по-новому.
– Пап… – пытается вступиться Ной, однако отец поднимается и смотрит на него.
– И где, черт побери, ты был? – спрашивает мужчина.
Немногим ранее он куда-то уходил. Ему нельзя было?
Челюсти Ноя плотно сжимаются. Вместо ответа парень качает головой и выходит из комнаты. Не знаю, завидую я ему или нет. Они с отцом тоже не ладят, но Джейк хотя бы обращает на него внимание.
Я опускаю глаза, нажимаю на экран планшета, закрыв страницу YouTube с видео про ремонт холодильников.
– Слушай, – более спокойным тоном обращается ко мне Джейк. – Не нужно из кожи вон лезть, ладно? У нас здесь все отлажено, поэтому делай то, что я прошу. Перестановка продуктов в холодильнике или шкафах, смена декора и все в таком духе нам не требуются. И не очень приветствуются, если честно. Хочешь найти работу по дому – я могу предложить кучу идей.
Я киваю.
После чего, положив инструменты на кухонную стойку, ухожу.
Этой ночью, спустя несколько часов бушующей грозы, которая началась после ужина, я резко просыпаюсь. Каждая мышца в моем теле напряжена и горит. Я сжимаю простынь в кулаках, моя грудь вздымается и опадает в такт быстрым вздохам, пот струится по шее.
Поймав ртом воздух, стараюсь вдохнуть, но пошевелиться не получается, мать твою. Пытаюсь сглотнуть. Только с четвертой попытки удается смочить пересохшее горло.
Я окидываю взглядом комнату, изучаю окружающую обстановку. Отголоски страха все еще кружат в голове, однако я не уверена, что его спровоцировало.
В спальне темно, гром до сих пор не унимается за окнами. Капли дождя барабанят по террасе.
Медленно расправляю пальцы, отпускаю простынь и сажусь, поморщившись от боли, пронзившей плечи и шею из-за слишком долгого оцепенения.
Мне приснился сон? Я закрываю глаза, с век на уже мокрое лицо скатываются слезы. Не помню, когда начала плакать. Ничего не помню. Но я, должно быть, рыдала или кричала, потому что в горле саднит, и костяшки пальцев ноют после того, как я сжимала кулаки. Быстро глянув на дверь, с облегчением отмечаю, что она по-прежнему закрыта. Слава богу, я вела себя недостаточно шумно, чтобы всех разбудить.
Сбросив с себя одеяло, подхожу к комоду, достаю мобильник.
В детстве у меня случались ужасные приступы, истинная полночная мания: я кричала и плакала, даже глаза открывала, при этом продолжая спать. Взрослые называли это ночными кошмарами. Когда приступ заканчивался – если Мираи или няни помогали мне опять уснуть, – я ничего не помнила. Утром об этих эпизодах свидетельствовала лишь моя изможденность, пересохший рот и горящие от слез глаза.
Я включаю телефон.
1:15 ночи. В горле покалывает от слез, однако я их подавляю.
Родители говорили, это всегда происходило в районе 1:15 ночи. Что-то вроде внутренних часов.
Только мои ночные кошмары прекратились. Приступов не было… с класса четвертого, по-моему?
Бросив телефон обратно, опираюсь локтями на комод и хватаюсь руками за голову.
Я взрослая. Я одна.
Вновь мельком смотрю на дверь. Не хочу, чтобы они слышали, как я кричу, словно чокнутая.
Наконец-то замечаю, что болит предплечье. Опустив взгляд, вижу три красные раны в форме полумесяца и сразу понимаю, откуда они взялись. Воспоминания мгновенно возвращаются, будто это было вчера.