– Они должны знать, что с тобой сделали, – заявляет Джейк таким тоном, будто хорошо меня знает. – Ты причинишь им боль, если покажешь, как они обидели тебя, да? Они должны увидеть, как разрушили твою жизнь. Ты не можешь просто забыть обо всем, словно это пустяки, потому что рассержена. Тебе необходимо, чтобы родители знали. Чтобы хоть кто-то знал.
Нет. Ничего…
У меня есть хобби. Есть вещи, которые мне нравятся. Я…
– В итоге ты зря потратишь свою жизнь, – продолжает он, – поставишь крест на своем будущем, будешь функционировать на автопилоте и топить себя в любом омуте, способном подарить приятные ощущения хотя бы на миг…
Опять качаю головой. В глазах скапливается все больше слез.
Нет. У меня есть интересы. Я не отказываю себе в удовольствии. Я…
– А потом в один прекрасный день, после ссор, ненавистной работы, разводов и детей, которые терпеть тебя не могут…
Я лишь продолжаю трясти головой. Мне плевать на действия моих родителей. Я не нуждаюсь в его лекциях.
Однако в памяти всплывает наша поездка на Фиджи. Мне тогда было одиннадцать, и они взяли меня с собой только потому, что пресса обратила внимание, как редко я сопровождала мать и отца.
Однажды утром я проснулась в номере одна и прождала их два дня – родители отправились в тур по всем островам с ночевкой, а обо мне забыли.
Я ужасно испугалась.
– Ты будешь смотреть в зеркало на семнадцатилетнюю девчонку в пятидесятилетнем теле и поймешь, что израсходовала слишком много времени на страдания из-за ублюдков, которые тебя не любили, при этом забыв о целом мире людей, способных полюбить тебя.
Совершенно потеряв самообладание, закрываю глаза. Мое тело сотрясается. Рыдая, я отпускаю свою злость, боль, усталость. Они чересчур долго полностью господствовали над моими мыслями, ведь я жила лишь для того, чтобы родители меня заметили.
Джейк прав.
Я смотрю на него, слезы катятся по моим щекам.
– Они не оставили мне записку. Почему?
Он приподнимает меня, сажает на стойку и вновь обнимает, одной рукой сжимая мои волосы. Уткнувшись лицом ему в шею, беззвучно реву. Я не смогла бы сдержаться, даже если бы попыталась.
– Потому что они были мудаками, детка, – произносит мужчина сдавленно. – Они были гребаными мудаками.
– Я не знаю, кто я такая, – говорю навзрыд.
– Ш-ш-ш-ш…
Джейк успокаивающе гладит пальцами мою голову и крепко прижимает меня к себе. Мои руки безвольно висят вдоль туловища, энергетически я абсолютно истощена под гнетом всех эмоций, которые годами копила и не хотела чувствовать. Мне больно.
– Ш-ш-ш-ш-ш… – шепчет дядя возле моего уха. – Все в порядке.
Он не отпускает меня. Не знаю, сколько я плачу, однако, когда слезы начинают иссякать, мои щеки вспыхивают от стыда.
Пытаюсь подняться, только Джейк не ослабевает хватку, не давая мне шанса сбежать.
И постепенно я забываю обо всем. О беспокойстве, о сомнениях, о стыде… Мать твою, я просто чокнутая, но его это не отпугивает.
Несмело, я обвиваю руками талию Джейка, сцепляю кисти у него за спиной и вдыхаю его запах.
Теплый. Он такой теплый. От них всех, даже от обстановки, исходит тепло. Пусть мы и не закончим то, что начали, это все равно очень приятно. Наверное, Мираи последняя, кто меня обнимал. Я позволила ей такой жест в свой прошлый день рождения, но по-настоящему обнимать себя не давала уже много лет.
Спустя какое-то время моя истерика утихает, боль притупляется, ведь я знаю правду. Родители не любили меня.
И я в этом не виновата.
«Однако они совершили один правильный поступок», – думаю про себя, цепляясь за своего дядю.
Он спрашивает, до сих пор не прерывая объятий:
– Итак, хочешь, чтобы я уложил тебя спать? Я могу.
Не совладав с собой, смеюсь, и чувствую, как его грудь тоже сотрясается от смеха.
Я поднимаю голову и тру глаза. Заметив на его коже свои высыхающие слезы, пытаясь их стереть.
– Извини.
– Все хорошо.
Шмыгнув носом, беру кухонное полотенце и привожу нас обоих в порядок.
– Знаешь, я пыталась обрести счастье, – сообщаю ему. – Встретиться с парнем и все такое, но ты мне не разрешил.
– Я боялся, что на данном этапе парни станут для тебя лишь формой подросткового протеста. Не хотел, чтобы ты сделала что-нибудь, о чем потом пожалеешь.
Смотрю в его голубые глаза. Значит, если для меня это был протест, что же двигало тобой?
Сглотнув, по-прежнему ощущаю прикосновения его рук.
– А может, испугался, – говорит Джейк с легкой дерзкой улыбкой, – что все захотят тебя и помешают нам проводить время с тобой.
В животе зарождается трепет. Мне нравится слышать от него нечто подобное.
– Ты не против?
Я киваю. Все-таки здорово, когда у тебя есть семья.
Дядя стягивает меня со стойки и шлепает по попе.
– Теперь возвращайся в кровать.
Слабо улыбнувшись, снова ощущаю, как он дотрагивается до моего плеча, пытаясь поднять бретельку, но та падает обратно на грудь.
– И тебе, пожалуй, не следует расхаживать по дому в такой одежде, – тихо произносит Джейк.
Подняв глаза, встречаюсь с ним взглядом.
Он склоняет голову набок.
– Особенно этой зимой.
Глава 12
Я прислоняюсь щекой к спине Джейка, подняв лицо к небу. Маленькие белые облака напоминают пушистые точки на голубом фоне. Прохладный воздух с ароматами древесины и влаги наполняет мои легкие. Не помню, когда в последний раз чувствовала себя настолько расслабленно.
После того, как он отправил меня в постель прошлой ночью, я толком не спала, но усталости не ощущаю. Наоборот, мне стало гораздо легче.
– Перестань перехватывать поводья, – огрызается дядя.
Улыбаясь, крепче обхватываю его талию и сжимаю кожаные ремни.
– Но мне нравится управлять.
– Лошадью не так управляют, – отчитывает он, оглянувшись. – Думал, ты умеешь ездить верхом.
– Я тоже так думала, только ты не позволяешь мне кататься самой, – дразню я, положив подбородок ему на плечо.
Наши винтовки болтаются у меня за спиной. Мы огибаем амбар и подъезжаем к дому. Справившись утром с хозяйственными делами, Ной отвез всех девушек в город, а Джейк взял меня в лес потренироваться в стрельбе. Калеба я не видела – и не слышала – со вчерашнего вечера.
Однако, когда мы минуем огромную кучу гравия, которую дядя доставил утром для выравнивания подъездной дорожки, я замечаю его. Парень стоит на лестнице и меняет разбитую стеклянную панель на крыше теплицы, ни разу не обернувшись к нам.
– Ты голодна? – интересуется Джейк.
Остановившись, он спешивается, берет меня за руку и помогает слезть с лошади.
– Да. – Меня мучил голод с тех пор, как я перекусила во время завтрака. Достаточно плотно перекусила, вообще-то. Я могла бы съесть три…
– Чизбургеры! – внезапно кричит Ной.
Резко повернув голову, вижу, что он выходит из амбара с поднятыми вверх кулаками. Улыбаюсь и перевожу взгляд обратно на Джейка.
Качая головой, он вытаскивает ключи из кармана, затем бросает их мне на ладонь.
– Езжайте.
Уже двинувшись к пикапу, я останавливаюсь, разворачиваюсь и быстро целую его в щеку.
Мужчина оцепеневает, глядя на меня.
Подхватив фланелевую рубашку Ноя, повязываю ее вокруг талии и пячусь назад, улыбаясь при этом.
– Ты же сказал, что я должна делать вещи, доставляющие мне радость. Должна найти свое блаженство.
– Уверен, что никогда бы такого не сказал.
На его губах играет едва заметная улыбка. Джейк берет грабли и начинает распределять гравий.
Я открываю водительскую дверцу, залезаю в пикап. Вдруг рядом появляется Ной и, забрав ключи, подталкивает меня к противоположному концу сиденья. Пока я двигаюсь, распахивается пассажирская дверь. Это Калеб. Мы смотрим друг другу в глаза. Он дергает подбородком, приказывая мне освободить место. Мои нервы сразу же напрягаются. Я усаживаюсь посередине, а мальчики – по бокам.
Ной заводит машину, Калеб кладет руку на спинку сиденья позади меня.
Оглянувшись на Джейка через заднее стекло, пытаюсь вернуть непринужденность, которую ощущала всего несколько минут назад.
– Надолго не пропадайте! – выкрикивает он, стягивает футболку, сует ее в задний карман и возвращается к работе. – Мне помощь понадобится!
Не произнеся ни слова, его младший сын фыркает и трогается с места. Вероятно, теперь он намерен задержаться как можно дольше.
Мы петляем по лесу, спускаемся с горы по узким дорогам. Солнце мелькает сквозь листву.
Чтобы переключить рычаг старой коробки передач, Ною приходится протягивать руку мне между колен.
А я все думаю о вчерашних словах Джейка.
Особенно этой зимой.
Сейчас они веселятся на всю катушку, потому что знают: какое-то время доступа к развлечениям не будет, но…
Если бы Джейк не отстранился прошлой ночью, мы бы не остановились.
То есть он прав, полагаю. Нам обоим одиноко, поэтому мы поддались порыву. В семье я нуждалась гораздо больше, чем в сексе и, доведи мы дело до конца, это бы усложнило ситуацию. Джейк правильно поступил, прервав происходящее.
Так ведь? Я до сих пор ощущаю вкус его шепота на своих губах. Ты красивая, и оторваться от твоего тела сейчас было больнее всего на свете.
Тру ладони, лежащие на бедрах, друг о друга, в то время как в животе порхают крошечные бабочки.
Не знаю. Утром я проснулась в отличном настроении, осознавая, что не сделала то, о чем могла бы пожалеть, однако… если это повторится, все же сомневаюсь, что инициатива остановиться будет исходить от меня.
– Ну, у вас с отцом все в порядке? – спрашивает кто-то.
Моргнув, понимаю – вопрос прозвучал слева.
Я смотрю на Ноя.
– Чего?
Почему мы должны быть не в порядке? Он что-то знает?
Стараясь не отвлекаться от дороги, парень мельком бросает взгляд в мою сторону.
– После вашей небольшой… – намекает он, – …перепалки в пикапе вчера вечером?