[21] и знаю, что происходит с людьми, запертыми в труднодоступной местности на протяжении долгой зимы в Колорадо. Подобный опыт может оказаться смертельно опасным.
Парень хохочет, а я сосредотачиваюсь на своей еде, однако ловлю взгляд Калеба и замираю на мгновение. Он пристально наблюдает за мной. Его тело неподвижно, зеленые глаза горят.
Прокашливаюсь.
– Одна работа, никакого безделья, бедняга Джек не знает веселья[22], – дразнится Ной, тыкая пальцами мне в ребра.
– Перестань. – Уклоняясь, ерзаю на стуле.
– Мне будет с чем порезвиться, если бездельничать, а не трудиться, – нараспев произносит он, придвинувшись ближе, и щекочет сильнее.
– Ной, перестань! – протестую я, но все равно хихикаю, извиваясь в его руках.
До приезда сюда меня никогда не щекотали. Мне это не нравится.
Только я не могу перестать смеяться.
Качая головой, пинаю его под столом. Приборы звякают.
Ужасно хочется стукнуть парня, только я слишком занята попытками спастись от его пальцев. Из-за смеха слезы подступают к глазам.
– Руки прочь, – слышится упрек Джейка. – Сейчас же.
Ной не слушает. Он поднимает руку к моей шее. Когда стараюсь укусить его, парень отстраняется. Я начинаю щекотать его в ответ. Мы откатываемся назад на своих стульях; ножки со скрипом проезжаются по кафелю.
Однажды в детстве дочка друзей моих родителей пригласила меня на ночевку в честь своего дня рождения – благодаря тому, кем были мои родители, а не потому что мы дружили. Помню, тем вечером я увидела отца, дурачившегося с маленьким сыном. Они хохотали и играли, катались по полу. Он позволял малышу щекотать его. Это было такое странное зрелище – семья, веселящаяся вместе.
Я бросаюсь за стаканом Ноя, готовая пригрозить ему небольшим душем, но, прежде чем успеваю схватить его, Калеб пихает свою тарелку, которая врезается в кастрюлю в центре стола. Та в свою очередь толкает мою кружку. Молоко проливается на столешницу и на мои колени, потому что я не успеваю отодвинуться.
Мои обнаженные бедра и пижамные шорты мгновенно промокают. Отринув назад, резко перевожу взгляд на Калеба.
– Черт, – бубнит Ной.
Он встает. Надеюсь, чтобы взять полотенце. Джейк смотрит на своего старшего сына.
Я стискиваю челюсти.
Поторопилась. Не все в этой семье веселятся вместе, полагаю. Кое-кто явно не в настроении. И я встречаюсь с ним взглядом.
Калеб сердито пялится на меня. В кухне воцаряется тишина. Если и были какие-то сомнения, намеренно ли он это сделал, то теперь их не осталось. Холодное молоко струится по моим ногам, капает на пол. Джейк смотрит на Калеба, тяжело дыша.
Ной бросает мне одно полотенце, хватает второе и быстро наводит порядок. Мы с Калебом до сих пор скованы нашим безмолвным противостоянием.
В одну минуту он пускает по мне слюни. В следующую терпеть меня не может. Перетягивает меня к себе на колени, чтобы содовая не намочила мою одежду, а потом разворачивается на сто восемьдесят градусов и сам обливает.
Не разрывая зрительного контакта, запускаю пальцы под свой свитер, свисающий чуть ниже задницы, и стягиваю с себя шорты. Склонив голову на бок, замечаю, как парень колеблется, на миг опустив взгляд на мои ноги. Я с места не двинусь. Калеб не заставит меня сбежать. Или заплакать. Может, ему не понравилось появление нового человека в доме – точнее, девушки в доме, – но и я об этом не просила.
Показываю Калебу, что я больше не стану убегать и прятаться из-за него. Кажется, будто я наконец-то добиваюсь своего, когда он откидывается на спинку стула; его мышцы расслабляются под рубашкой.
Однако затем парень зачерпывает ложкой овсянку, поднимает и целится в меня вместо того, чтобы положить ее в рот.
– Калеб, нет. – Джейк тянется к сыну.
Он стреляет комком каши через стол. Зажмурившись, я вовремя отворачиваюсь. Теплая склизкая масса брызгает мне на лицо.
– Проклятье! – рявкает Джейк, поднявшись.
Он опять протягивает руку к парню, но я вмешиваюсь, сглотнув, несмотря на боль в груди.
– Все в порядке.
– Черт, что с тобой такое?! – орет мужчина, сжав в кулаке его рубашку.
– Все в порядке, – повторяю громче, не предпринимая попыток вытереть овсянку со своей кожи.
Ной отчитывает брата:
– Калеб…
Джейк поднимает сына на ноги.
– Остановись! – выпаливаю я. – Все нормально.
Он оглядывается через плечо.
– Это не нормально.
– Дети так общаются, – поясняю я.
Джейк прищуривается, а я смотрю на Калеба, слегка вздернув подбородок.
– Верно? – говорю с издевкой. – Они разбрасывают вещи, потому что не могут использовать слова. – Смахнув комок со щеки, швыряю его в свою тарелку. – Ты хотел добавки? Это ты пытаешься мне сказать, Калеб?
Сжав указательные и большие пальцы на обеих руках, двигаю кончиками.
– Вот так, – инструктирую его. – Больше.
Словно ребенка, который учится общаться жестами до того, как заговорит. Только Калеб может разговаривать. И писать, и использовать язык жестов. Раньше я думала, что ему просто не хочется общаться, однако дело не в этом. С общением у него никаких проблем нет.
– Можешь повторить? – спрашиваю приторным писклявым тоном, будто обращаюсь к младенцу. – Бо-о-о-о-ольше.
Он рычит, отталкивает отца, хватает стол и переворачивает его. Я ловлю ртом воздух. Все падает со столешницы, разливается по кафельному полу. Тарелки разбиваются, овсянка забрызгивает холодильник, сок Ноя попадает Джейку на джинсы.
Понятия не имею, какие выражения лиц сейчас у Джейка или его младшего сына. Я стояла не шевелясь, пытаясь скрыть, насколько бешено громыхает в груди сердце.
Поднимаю взгляд на Калеба, едва не улыбаюсь вопреки страху. Он теряет рассудок. К тому же парень жесток.
Неужели я только что одержала победу, и он перестанет так себя вести?
Или сделала лишь хуже, и теперь должна ждать ответного удара?
Калеб покидает кухню раньше, чем кто-нибудь пошевелится. Развернувшись, уходит прочь. Входная дверь открывается и громко захлопывается.
К сожалению, далеко он не уйдет.
Джейк двигается следом, но я окликаю:
– Стой.
Это наше с Калебом дело.
Развернувшись, мужчина с минуту смотрит на меня.
– Что, черт подери, происходит? Он никогда не вел себя подобным образом.
Услышав это, я ощущаю легкий укол гордости.
В ответ лишь пожимаю плечами, поднимаюсь со стула и беру бумажные полотенца, чтобы вытереться. Моя длинная толстовка прикрывает нижнее белье.
– Просто играем.
Бедному Ною досталась уборка на кухне, потому что Джейк отправился на поиски старшего сына, в итоге обнаружив, что тот взял снегоход и ушел на охоту. Хорошо. Надеюсь, его целый день не будет.
Черт, охота может занять и несколько дней. Так как вчера мы подстрелили оленя, мясо нам не нужно. Значит, он хочет держаться подальше не меньше моего.
Я его не понимаю. Хотела бы понять, но Калеб похож на животное. Он ест. Спаривается. Дерется. И все.
Вряд ли парень ревнует. Не похоже, чтобы он злился, когда Ной трогал меня той ночью.
Ной. Я опускаю глаза.
И Джейк.
Мои щеки вспыхивают. Чувство вины, от которого я отмахивалась, снова накатывает.
Мне всегда будет ясно, почему это произошло с Джейком. Или почему могло произойти с Ноем. По какой-то причине этот дом – эти люди – каждый день внушают доверие, и я убеждаюсь, что всегда знала, в чем нуждалась. Ни в сексе. Ни в парне.
А просто в месте. Чтобы что-то или кто-то вызывал такое ощущение, будто я дома.
Вчера Джейку Ван дер Бергу нужно было то же самое. Думаю, я чувствую вину из-за того, что остальные не поймут. У каждого будет свое мнение, однако самое замечательное – об этом, вероятно, вообще никто не узнает. Мираи здесь нет. Незнакомцев со смартфонами здесь нет. TMZ[23] здесь нет.
Мы свободны.
Оставшуюся часть утра я наверстываю упущенное со школьными заданиями, в конце концов отправляю их, когда ловлю сигнал, потом надеваю куртку, сапоги, перчатки, шапку и выхожу во двор. Идет снег – мелкие хлопья падают на мои щеки. Закрыв дверь, я останавливаюсь и запрокидываю голову, глядя в небо, затянутое облаками.
Мне это нравится. Воздух будто пронизывает кожу, ласкает лицо. Пряди, выбившиеся из-под шапки, развеваются на ветру. На мгновение воцаряется полная тишина, за исключением шороха снежинок, ложащихся на красивый, нетронутый тридцатисантиметровый снежный покров на террасе.
Снег ощущается совершенно иначе, чем дождь. Дождь – это страсть. Крик. Когда мои волосы липнут к лицу, пока я обвиваю его руками. Когда все происходит спонтанно и громко.
А снегопад похож на секрет. Это шепот, огонь в камине. Когда ты ищешь тепло его тела под одеялом в два часа ночи, в то время как все остальные обитатели дома спят.
Когда ты крепко его обнимаешь и неспешно любишь.
Я открываю глаза, выдыхаю облако пара и наблюдаю, как оно рассеивается.
Из гаража доносится жужжание беспроводного шуруповерта. Делаю шаг – снег утрамбовывается под моими ногами, – спускаюсь по ступенькам и миную мастерскую. Ной с Джейком работают за закрытыми дверями. Жаль, они не позволяют мне прогуливаться одной. Но я понимаю. Дикая местность опасна сама по себе, тем более заснеженная, а я в этом новичок.
Войдя в конюшню, направляюсь к Шони. Эта гнедая кобыла просто красавица: с медно-коричневым корпусом, черными ногами, гривой и глазами. Даже кончики ее ушей черные. Она похожа на лису. И я почти уверена, что Шони уже планирует свой следующий побег.
– Привет. – Улыбнувшись, достаю из кармана пластиковый цилиндр с ее любимым лакомством. Открываю крышку зубами, выдавливаю замороженный фруктовый сок, отламываю кусок и кормлю лошадь с руки. Она упирается носом в мою ладонь, склонив голову над бортом стойла, подхватывает лед. Отломив еще, постепенно скармливаю ей все. Пока Шони жует, снимаю перчатку и глажу ее по морде.