Я хватаюсь за голову, сотрясаясь от беззвучных рыданий. Перед глазами все плывет.
Нет.
Стоя у двери, наблюдаю за разлетающимися в ночи искрами. Скоро от фрагментов комода не останется и следа. Ветер задувает волосы в лицо. Не в силах вынести этого зрелища, я накрываю глаза ладонями.
Только все равно мысленно представляю свои дурацкие детские рисунки в мусорной корзине.
Глупая, глупая… Продолжаю плакать.
Сзади раздается скрип лестницы. Я стискиваю зубы, ощутив непреодолимое желание убить его. Сделать ему как можно больнее. Почему он так поступил?
Развернувшись, босиком подхожу к стене с запчастями, хватаю выхлопную трубу. Когда оборачиваюсь, Калеб стоит на расстоянии вытянутой руки. Испепеляя его взглядом, замахиваюсь трубой, словно бейсбольной битой, готовая размозжить ему череп. С меня хватит. Мое терпение лопнуло. Но вместо его головы врезаю гребанным куском металла по книжному стеллажу, который закончила сегодня. Древесина раскалывается в щепки, и мной полностью овладевает ярость. Я что есть мочи колочу по стеллажу со всех сторон, затем переключаюсь на стол. Над ним я начала работать несколько дней назад.
– Ты не сможешь меня ранить! – ору я. – Ничего не сможешь у меня отнять! Потому что мне все безразлично. Я – ничто! – Рыча, уничтожаю всю свою мебель, бью так сильно, как хотела бы ударить Калеба. Это последняя черта. Твою мать, теперь он знает, что не заденет меня за живое. Никто меня не обидит. Больше никто не получит подобную власть надо мной. Мне на всех плевать.
Маскирую свой плач очередным рыком. На всех.
Я сильнее вас. Вы ничего не можете мне сделать.
– Какого хрена? – слышится чей-то крик. – Черт, в чем дело?
Кто-то хватает меня и вырывает из моих рук трубу. Резко повернувшись, замечаю Джейка. Его рубашка не застегнута, и он тоже босиком. Ной остановился у двери, с ужасом наблюдая за происходящим.
Джейк, тяжело дыша, переводит взгляд со своего старшего сына на меня.
Сжав кулаки, чувствую растекающееся по телу блаженное онемение. Калеб несколько секунд смотрит мне в глаза. Сосуд в его шее неистово пульсирует. После этого он подхватывает одежду с сушильной машинки и заканчивает одеваться. Еще даже не зашнуровав ботинки, натягивает куртку, берет свой рюкзак с припасами и направляется к двери.
– Подожди, что происходит, мать твою? – Джейк перехватывает парня.
Тот, вырвавшись из хватки отца, двигается дальше.
– Ты никуда не пойдешь в такую погоду! – кричит мужчина.
Калеб останавливается, оборачивается и смотрит на меня. Его глаза мимолетно опускаются, будто он сожалеет или вроде того. На миг мне кажется, что он вернется. Однако парень просто удерживает мой взгляд, кладет ладонь на грудь и дважды хлопает.
Я не знаю, что это значит, да и какая разница, черт побери.
Не теряя больше ни минуты, он выходит на улицу и скрывается в морозной мгле.
Глава 28
Откусив тост, держу его в пальцах и открываю учебник на столе. Под их взглядами мои щеки вспыхивают, но я избегаю зрительного контакта и начинаю переписывать текст в тетрадь. После чего откусываю еще кусочек.
– Ты в порядке? – интересуется Джейк.
Перевернув страницу, продолжаю писать предложение.
– В порядке.
За окном завывает ветер, снег барабанит по стеклу. О животных мы позаботились, а больше на улице ничего не сделаешь. Температура упала ниже двадцати градусов.
В любом случае помощница я никудышная в последние дни, и меня не особо волнует, что по этому поводу скажет Джейк. Пусть рискнет затеять спор.
– Ты в порядке, – повторяет Ной. – Вот уже неделю мы каждый день слышим это от тебя. И все же ты почти не разговариваешь с нами.
Ощутив укол вины, забываю, о чем писала. Требуется мгновение, чтобы вспомнить слово, на котором остановилась.
Ной не заслуживает моего бойкота. Да и Джейк тоже.
Просто мне больно. Не уверена, в чем причина, но я рассержена и не могу притворяться, словно это не так. Джейк последовал за Калебом той ночью, а я отправилась в душ, оставленный включенным, где просидела полчаса, пока дрожь и слезы не утихли.
Правда, домой мужчина вернулся один. Я не плакала с тех пор. И Калеба мы не видели.
– Мне жаль, что он уничтожил твой комод, – произносит Джейк, подняв кружку с кофе.
В ответ я лишь пожимаю плечами.
– Без разницы. Все равно я бы не забрала его с собой в апреле.
– В апреле? – восклицает Ной, заерзав на стуле. – Занятия в колледже начинаются не раньше августа.
– Я скоро завершу все школьные курсы, – говорю, не глядя на него. – Как только дороги очистятся, уеду домой.
Я совершеннолетняя и финансово независима. Мне тут не место. Зачем оставаться?
Джейк подается вперед, напрягшись.
– Твой дом здесь.
В глазах жжет. Стиснув челюсти, стараюсь не выдать свои эмоции, потому что слышать подобное приятно.
– Мы тебя любим, – добавляет он.
– Ну и что случилось бы дальше, по-твоему? – спрашиваю, язвительно усмехнувшись и не отрываясь от тетради. – Я бы прыгала из постели в постель до конца своей жизни, делая вид, будто мы все не спятили? Оставаться я не собиралась.
Чего он ждал? Что я выйду замуж за одного из них? Буду жить в глуши и рожать им детей?
Или мы вернемся к модели обычной семьи? Дядя, кузены, племянница? Когда-нибудь я привезу сюда своего мужа для знакомства с ними, и бедный парень даже не заподозрит, что я переспала со всеми в этом доме?
Как, по мнению Джейка, все должно было закончиться?
– Мы бы отступились, – заявляет мужчина. – Калеб влюблен в тебя.
– Калеб… – Тихо смеюсь. – Просто животное. Не удивлюсь, если он сейчас не вспомнит, какого цвета у меня глаза. Как и любая другая девушка, я для него значу не больше, чем очередная подстилка на ночь. Он считает, что только для секса я и гожусь.
Наконец-то дописываю предложение.
– Он был неправ. – Джейк наблюдает за мной. Ной, сидящий напротив, молчит. – Калеб изъясняется, теряя самообладание. Да, он поступил плохо, но ему было больно. Единственная женщина, которую он любил, забыла о нем. Почти убила. – Он делает паузу. – Калеб влюбился в тебя, Тирнан. Он ревновал.
Слезы подкатывают к глазам, от сдерживаемых рыданий болезненно ноет в горле. Хочется покачать головой. Заорать на них и сказать, что это неважно. Калеб не должен так обращаться с людьми. То, каким образом он изъясняется – это его личный выбор. Никто не препятствует парню сказать все, что ему нужно сказать.
Ну ревновал он. Ну стояли отец и брат у него на пути. Калеб без проблем поделился мной с другим в ночь пожара. А я обязана читать его мысли каждый раз, когда он внезапно меняет свое мнение? Калеб не человек. Он медведь. В его любви нет ничего приятного.
Я выпрямляюсь, захлопываю книгу, собираю вещи и встаю из-за стола. Быстро выбросив эти мысли из головы, выхожу из кухни.
– Тирнан! – окликает Джейк.
Остановившись, колеблюсь несколько мгновений, прежде чем поворачиваю голову.
Он сидит на стуле, глядя на меня.
– Когда Калеб перестал разговаривать, я пытался научить его языку жестов. До сих пор помню кое-что.
Мужчина кладет ладонь себе на грудь и дважды хлопает, повторяя жест, который парень показал перед тем, как ушел на прошлой неделе.
– Это… – говорит он, – означает «моя».
Из моего рта вырывается пар и затем клубится в воздухе. Пик возвышается впереди. В августе я вышла на этот балкон в первый раз. С тех пор вид, открывающийся передо мной, совсем не изменился и в то же время стал совершенно иным.
Холод пронизывает меня сквозь белую шерстяную шапку. Держа в руках чашку какао, я сильнее укутываюсь в коричневый клетчатый плед, который мне осенью прислала Мираи.
Зубы стучат. Из-за ветра мороз кажется еще суровее.
На миг я даю слабину и гадаю, где он.
Мой взгляд скользит по заснеженным деревьям к увенчанной белым вершине горы. Там красиво и безлюдно. Холодно и одиноко.
Калеб мог двинуться всего в двух направлениях. Глубже в лес, к рыбацкой хижине. Или в город.
Он ненавидит город.
Ледяной воздух обжигает губы. Если температура снова опустится до минус двадцати четырех градусов, обморожение можно получить за пятнадцать минут. Тепло от кружки просачивается в пальцы, однако кровоток все равно замедляется, даже разогнуть их трудно.
Пробую задержаться подольше, почувствовать то, что может чувствовать Калеб, но я замерзаю. Несмотря на мою любовь к снегу, в таких низких температурах нет ничего забавного. Я разворачиваюсь и возвращаюсь в дом. Снег скрипит под подошвами моих тапочек.
Сбросив обувь у порога, захожу в спальню, закрываю и запираю раздвижные двери. Справа в камине потрескивает огонь.
Подойдя к кровати, беру подушку, нюхаю наволочку. Она пахнет порошком Snuggle. Я постирала постельное белье после ухода Калеба, только поначалу его запах все равно сохранялся. Сейчас он уже развеялся.
Бросаю подушку с пледом на постель, стягиваю с себя шапку и просто неподвижно стою около трех секунд. А потом ноги сами ведут меня. Выскользнув из комнаты, топчусь на месте в коридоре, после чего поднимаюсь по лестнице в комнату Калеба. Сейчас три часа дня. Вопреки напряженной беседе за завтраком, Джейк с Ноем спокойно трудятся в мастерской, сплотившись в отсутствие Калеба. Почему они не беспокоятся? Я рассержена на него, но на улице зима. Он может умереть там. Вдруг Калеб даже до коттеджа не добрался?
Повернув ручку, распахиваю дверь его спальни. Внутри темно, не считая света, попадающего через окно. Вхожу в комнату, закрываю глаза и вдыхаю его аромат. За закрытыми веками мир кружится, и голова тоже идет кругом. Почему запах Ноя не оказывает на меня подобного влияния? Он был бы очень счастлив, если бы я оказалась в его руках сегодня ночью. Ной старался не навязываться, однако я знаю, что ему хочется меня обнять. Чтобы я смотрела на него.
Я приближаюсь к к