– Расскажи, как у тебя дела? Как поживаешь?
Чай стынет перед нами. Я смотрю на жалюзи на окне, на холодильник без единого магнита. На кухонный гарнитур.
– Дальше ты скажешь, что скучал? – усмехаюсь и беру овсяное печенье.
– Скажу. Удивлена?
– Лида, значит, не живет здесь с декабря. Это правда или Матвей пытается тебя прикрыть? – уточняю, приподнимая брови. – Да ладно, я не обидчивая. Просто интересно.
– Ты думаешь, я ездил к тебе, пока меня тут невеста ждала?
– Четыре утра, Паша. Полночи я проторчала в ментовке. Ты считаешь, со мной вопросом на вопрос нужно?
Он откидывается на спинку стула. Смотрит спокойно. Не знаю, в чем дело: в многолетней практике, привычке или адреналине. Но сна у Адомайтиса ни в одном глазу. Меня же от напряга потряхивает. Самую малость. Надеюсь, незаметно.
– Четвертого марта у меня свадьба должна была быть. Ресторан забронирован, куча всего закуплено. В декабре мы поругались, и Лида съехала. В январе мне херово было, в феврале мы с тобой познакомились.
Она вещи не забрала, а он ее зубную щетку не выбросил. Я все понимаю. Вопросы глупыми бы показались.
– Долго были вместе? – говорю мягко.
Его мой участливый тон словно против шерсти гладит. Адомайтис неприятно передергивает плечами. Если бы я психанула и швырнула в него тарелку, было бы легче. Было бы понятнее.
Но нет. Не имею права. Он не заслужил.
– Восемь лет, – отвечает. – Минус пара лет, когда расходились-сходились.
Я быстро опускаю глаза и округляю их. Это больше, чем я думала. Намного больше. Восемь лет против недели. Боже.
– Передружили, наверное.
Он молчит.
– Четвертое марта через неделю. Ты ее любишь?
– Все сложно, – произносит Паша нехотя.
Я киваю и смотрю в окошко. В ночь. Он продолжает:
– Мириться мы не будем. Слишком много нервов вытрепано. И сказано того, что забыть не получится. Я бы хотел с тобой быть. Не солгал тогда по телефону.
– Паша, я не собираюсь тебя спасать. Это твоя жизнь, твои отношения, точку тоже ставить тебе. Меня для этого использовать не нужно. Я живой человек, а не лекарство.
Он смотрит на меня не отрываясь. Некомфортно от этого.
– Я по тебе скучаю, Диана.
Будто издевается!
– Я не лекарство, – повторяю. – Ты о ней думаешь еще?
– Когда рядом с тобой – нет.
– Мне этого недостаточно.
Потому что я хочу тебя всего! Чтобы до смерти в меня влюбленным был. Слюни по мне пускал. Как ты понять не можешь, что я не могу с тобой просто трахаться! О чувствах не заботясь! О будущем не мечтая и ничего не планируя! Допуская, что ты по другой тоскуешь, что ее из сердца, меня любя, вытравливаешь. Забываешься лишь ненадолго в объятиях. Отвыкаешь. А если не получится забыть ее? Я какую роль в твоей жизни сыграю?
Я тебе свободной досталась, цельной, открытой полностью. И того же взамен требую.
– Я уезжаю в субботу на учебу. Можно буду звонить? – спрашивает Паша.
– По поводу Матвея?
Он молчит недолго. Потом проговаривает медленно, впервые прохладно:
– Я поэтому не приехал больше. Пока так. Я устал от отношений. И особенно от их выяснения. От ревности, придирок, шантажа. До смерти устал от мозгоебства, Диана. Я не хочу быть ничего никому должным.
– Я понимаю тебя.
Беру телефон, открываю приложение такси.
– Скажи, пожалуйста, точный адрес.
– Я отвезу тебя.
– Я не хочу тебя видеть, – говорю резко, впервые не сдержавшись.
– Я тебя отвезу, и это не обсуждается. – Паша встает и подходит к окну.
Геолокация без труда определяет местоположение. Я вызываю «комфорт» до клиники.
– Паш, разберись в себе, в своих чувствах, в своей жизни. Звонить мне просто так не нужно. Я не психолог и даже не педагог по образованию. Да, с детьми работаю, но, по сути, права не имею. Папа центр этот купил, чтобы меня взяли сто процентов. У меня нет материальных проблем, у меня потрясающие семья и друзья. В моей жизни все потрясающе. И чтобы быть рядом – надо постараться. «Не хочу быть ничего никому должным» – на этом ко мне не подъедешь.
Мы смотрим друг другу в глаза.
Мир ломается, трескается на части, дребезжит, звенит. Наш космос наполняется убийственным кислородом, мы раскаляемся силой трения. Мы горим, «мы» исчезаем.
Я поднимаюсь с места. Паша вдруг подходит и обнимает. Крепко. Я застываю и внезапно чувствую так много всего! Любовь, боль, ревность. Но Лида, третья, словно рядом стоит в этой комнате. Он тоже это чувствует, уверена. Поэтому слова подбирает, осторожен в высказываниях.
– Жаль, что ты все еще ее любишь, – говорю я тихо, позорно шмыгнув носом в конце.
Паша реагирует. Выдыхает шумно. Стискивает меня в руках еще крепче. Не отпускает. Дышать не дает! Но и не спорит. Молчит.
Да пошел ты. Отталкиваю изо всех сил! Он сперва не слушается, потом руки опускает.
– Я ценю честность. Не провожай.
В последний раз жадно вдыхаю аромат его туалетной воды и спешу к выходу.
Обуваюсь, одеваюсь. Не помню, как вываливаюсь на лестничную площадку. Уже делаю пару шагов к лифту, когда вспоминаю о забытом шарфике. Внутри тут же вспыхивает борьба, мне больно. Возвращаться туда и смотреть на ее вещи не хочется. Но шарфик стоит почти три тысячи. Многовато для прощального подарка.
Я чертыхаюсь и бегу к квартире 8А. Открываю тихонько дверь, ищу глазами шарф. И слышу приглушенный голос Матвея из кухни:
– Ну ты и долбоеб. Эта девчонка – высшая лига.
Усмехаюсь, после чего ухожу. Теперь уже окончательно и навсегда.
Клянусь самой себе, что больше Адомайтис ко мне не притронется. Никогда. Ни за что на свете.
Глава 26
Два месяца спустя
– «Подвал» еще жив? Да ладно! – усмехаюсь я, выходя из такси.
Идея встретиться с друзьями детства была внезапной. И пока не понял, стоящей ли.
Игорь Сомов вопросительно смотрит, приходится пояснить:
– Местный притон наркоманов и прочего быдла. Добро пожаловать в жопу мира, Игорек.
– О! Потрясающе. – Коллега с энтузиазмом потирает руки.
Он впервые в этом городке, у меня же дежавю от всего, что вижу.
– Шмаль, шлюхи и кровавая драка – что еще нужно двум молодым медикам перед каторжной работой?
– Именно, – соглашаюсь охотно.
Мы с Сомовым не на экскурсии, хотя и озираемся по сторонам. Если начистоту, реши мы вдруг с товарищем редкий выходной провести вместе (дескать, работы бок о бок по тридцать часов подряд нам не хватает) – отправились бы куда-нибудь на природу. Например, на «Столбы», по горам полазить.
Нас в командировку сослали. На базе «Оптики плюс» пациентов смотреть два дня от зари до зари. Бесплатная акция от «Айрис». Слово «бесплатная» так крупно в рекламе напечатали, что, судя по записи, половина города решила зрение проверить у спецов из Красноярска.
Трое парней выходят из «Подвала» и направляются к нам. Черные куртки, треники, кроссовки. Сомов напрягается.
– Бить или бежать? Ты местный, тебе виднее, – отшучивается он. – Командуй.
– Адомайтис! Да еб твою мать, какие люди в Голливуде! – ржут парни.
– Это свои, Сом, – успокаиваю я, улыбаясь и протягивая ладонь.
– Да понял уже. Кто еще твою фамилию выговорит без запинки с первого раза.
– Иди на хрен, – смеюсь.
Парни поддерживают шутку. Мы здороваемся, обмениваемся школьными подколами, курим.
– Не гони, Паш, в «Подвале» ремонт сделали, это теперь самое крутое заведение в городе.
– Чет не верю.
– Серьезно. А какой там кальян!
Скептический настрой довольно быстро сменяется удивлением, когда мы спускаемся по лестнице в просторное помещение: клуб и правда преобразился до неузнаваемости. Перед балованным жизнью Сомовым практически не стыдно.
Современная музыка, приличный контингент, приветливый персонал. Мы занимаем беседку, заказываем кальян, алкоголь, закуски. Разговор идет внезапно бодро. Несмотря на то что много лет не виделись. Сомов включается, как тут и был. Обсуждаем общих знакомых, кто женился, кто развелся. Кто где работает.
Я беру мундштук и глубоко втягиваю дым, потом медленно выпускаю его изо рта и носа.
– А ты что? Когда женишься? – спрашивает бывший одноклассник Олег.
– Так он давно уже, – отмахивается Игорь. – Вы не в курсе разве?
– Ага, давно, – киваю.
– Ого! И кто она?
– Медицина, – усмехаюсь. – Соперниц та дама не любит. Ревнивая.
– Ха! Познакомим тебя с такими девчонками классными! Уезжать обратно не захочешь. – Олег достает сотовый. – И не ревнивыми совсем.
– Стоп-стоп, – поднимаю указательный палец. – В другой раз, может? Нам вставать в шесть.
– Это правда, – страдальчески вздыхает Сомов.
– Запись плотная. На полвосьмого уже три человека. Хотя нас двое.
– Распилим, ноу проблем. Тебе левый глаз, мне правый.
– Заканчивай с виски, – настоятельно советую с легким раздражением, рожденным усталостью.
Если развеселившийся Сомов завтра с кровати не сползет, отдуваться придется мне.
– Вечером в субботу какие планы? В воскресенье? – не сдается Олег. – Можно ко мне, баньку затопить, водочку охладить.
– Брат, в другой раз. Честно. Мы ж на выходные только. В воскресенье в ночь домой.
– А еще приедете?
– Если нормально пройдет, то в планах каждый месяц вот так на два дня.
– В следующий раз подготовимся лучше, – щедро обещает Олег плотские развлечения.
На самом деле перманентно хочется спать. Дико. Слабовольно. Завалиться и часов двенадцать не отрывать башку от подушки. Времени на это нет, но мечты – они такие.
Я вновь затягиваюсь, слушая болтовню друзей и равнодушно скользя глазами по танцующим девушкам. Не потрогать, так хоть полюбоваться.
А есть кем, кстати.
Забавно. Не думал, что однажды приеду в этот город работать. Интересно, что бы отец сказал? Наверняка у него были бы соображения по этому поводу.
У меня же внутри равнодушие, граничащее с досадой. Отца два года как нет в живых. Двенадцать лет назад мне пофиг было, а он уезжал отсюда с покрасневшими глазами. Родители врачами по двадцать лет отработали в поликлинике. В один день их просто уволили без объяснения причин. Хотя причины, конечно, все понимали. Обидно другое было: никто не вступился. Ни один человек.