– И ты отказала. Всем.
– У тебя оставалось пять минут, потом бы я приняла предложение. Считай, что успел…
Он тянется и целует меня в губы. Затыкая рот, шокируя напористостью.
Я упираюсь руками в его плечи и растерянно замираю.
Его губы холодные с улицы, то что надо для разгоряченной меня. Они прижимаются к моим. Делают приятное движение. На которое едва заметно отвечаю. Паша действует смелее и целует глубже, и я нежно прикусываю его в ответ.
– Обожаю, когда ты так делаешь, – шепчет он низко, шумно втягивает в себя воздух. – Пожалуйста, почаще.
Боже… Низ живота пронзает желанием. Я закидываю ногу на ногу. Какая же я шлюха в глубине души. Как сильно он мне нравится!
Волоски на коже дыбом. И пока растерянно моргаю, Паша пробегается губами по моей щеке, шее. Отрывается и смотрит в глаза.
– Еще раз так сделаешь, укушу сильнее, – предупреждаю строго. – До кровищи. Придется зашивать. Такое тебе точно не понравится.
– Пиздец, как я тебя хочу, – отвечает он серьезно, мрачно. И сам весь из себя серьезный, напряженный.
Раскрывает ладонь, но я не вкладываю в нее свою руку. Держу на коленях.
– Паша… давай о голубях лучше, – тушуюсь. – Ты сто процентов знаешь о них какой-нибудь еще бесполезный факт.
На самом деле мне очень хочется, чтобы он продолжал. Но признать это вслух гордость не дает. Иначе все выглядеть так будет, что я дождалась его. Ну нет!
– Не хочу о голубях. Я со вторника тебя не видел. И неделя прошла, как целовал на капоте. Ни о чем не могу думать, только о сексе с тобой.
Я открываю рот, потом закрываю. Мои соски твердеют. Его очерченные губы слегка приоткрываются, словно для ласки.
– Ты сегодня точно перетрудился. Ешь свой салат, или я уйду. И ты меня больше не увидишь.
В ответ Паша даже не моргает. Полностью игнорирует угрозу и продолжает гнуть свою линию:
– Диана, не прячься. Мне нет дела до тех фото и людей, которые их видели.
– Ты об этом хочешь поговорить? – напрягаюсь я. – Если бы знала, то не пришла бы.
Он медлит пару мгновений, потом чуть расслабляется. Оглядывает зал. Тянется к моему уху и говорит чуть тише:
– Послушай, Диана, пожалуйста. Есть такое чувство, как вина. И такая эмоция, как стыд. Знаешь, какая между ними разница?
– Между чувством и эмоцией? Эмоции мимолетны, а чувства – явления более глобальные и нередко нарастающие.
– Верно. Чувство вины неприятно, но необходимо. Без него люди стали бы социопатами. Вина заставляет раскаиваться за какие-то плохие поступки, побуждает искупить их или не допустить вовсе. Тогда как стыд – это все же другое. Стыд – невыносимая острая эмоция, заставляющая человека чувствовать себя плохим. Стыд вынуждает немедленно бежать, прятаться под одеялом и ждать, пока все закончится. Я долго думал и понял. Тебе постоянно стыдно, моя девочка. Все время.
Я или трезвею мгновенно, или окончательно пьянею. Замираю и произношу сдавленно:
– Паша… не надо в этом копаться, пожалуйста.
Он нависает, обнимая меня. Смотрит в глаза. Совершенно серьезен.
– Диана, ты не плохой человек. Тебе не нужно убегать, прятаться и обороняться. Стыдиться тебе нечего. Особенно передо мной.
– Я и не стыжусь. Я жертва. Жертва не несет ответственности, а значит, не виновата.
– По теории у тебя пятерка. Что насчет практики? Сколько раз ты кидала меня в бан? Отталкивала, ставила невыполнимые условия? Что ты прямо сейчас делаешь своими угрозами? Я просто сказал, что безумно хочу тебя на нашем свидании.
Он берет мою руку и кладет себе на ширинку. Я округляю глаза и быстро оглядываюсь. Достаточно темно – что мы делаем под столом, не заметно.
Пульс начинает частить. У Паши, конечно, стоит. Никаких сомнений. Отличная эрекция. Мой рот наполняется слюной, а тело реагирует на зов мужской похоти.
– Что ты от меня сейчас хочешь? – говорю, нервно отдернув ладонь. Слишком высоко искушение ласкать его.
– Я хочу тебя. Всю. Хочу тебя трахать, хочу тебя целовать и отлизывать тебе.
Нутро сладко сжимается. Я сглатываю скопившуюся слюну. И отворачиваюсь.
– И готов за меня бить морды в баре? – перевожу в шутку. Смешок, что вырывается из моего рта, наигранный.
Паша игнорирует выпад.
– Все люди трахаются. В любого ткни пальцем. Все знают, что окружающие люди периодически трахаются. Но никто не умеет говорить о сексе, отсюда подобные ситуации вообще возникают. Фото красивого обнаженного тела для многих – событие. Никто не понимает, что с этим делать. Мне плевать.
– Уверен? – вскидываю глаза и вглядываюсь в его лицо. Кажется, никогда не была настолько серьезна, как во время этого пошлого разговора в баре среди толпы людей.
– Абсолютно. Я могу говорить о сексе и могу спокойно обсуждать совершенно разные темы. Диана, мне действительно жаль, что с тобой это случилось и что ты испытала столько стыда. Что они заставили тебя чувствовать себя плохой. Заставили бежать и прятаться. Это их комплексы. Их пустые мечты о тебе и обида, что при них ты никогда не разденешься.
Я вновь отворачиваюсь. Не хочу соглашаться с ним. Хочу спорить. Но что-то внутри не дает. Поджимаю губы. Паша продолжает:
– Мне хорошо и легко с тобой, как ни с одним другим человеком. И я бы хотел предложить тебе вместе бороться с твоим стыдом. Не сразу. Постепенно. Как получится. Я никуда не спешу.
Он вновь берет мою ладонь, подносит к губам, целует. Низкий тихий баритон ласкает душу:
– Бороться с завешенными окнами. Снимать блоки, запрещающие говорить о том, что нравится, а что – нет. Ты испытала со мной всего один оргазм. Мы спали много раз, но я до сих пор понятия не имею, как тебя довести. Это вышло случайно.
– Мне было приятно с тобой и без них. Я же говорила.
– Знаю, малышка. Но давай попробуем сделать так, чтобы было еще лучше? Если тебе что-то не нравится или, наоборот, очень сильно нравится, тебе следует просто сказать об этом. Чтобы я понял. Я не обижусь, я просто хочу узнать больше о тебе и твоем красивом теле.
– Я ведь… еще не ответила тебе согласием на отношения. Ты… меня шокировал. Я ужинать собралась. А тут такие темы.
– Ответила, – улыбается Паша мягко, едва заметно. На десяточку. – Давай я начну первым. Хорошо? Мне очень понравилось делать тебе куни. Я ласкал тебя для себя больше. Ты меня возбуждаешь. Если бы не возбуждала, я бы не стал.
– Нам обязательно обсуждать это прямо сейчас? Вокруг люди.
– Да. Мы будем говорить о сексе по чуть-чуть на каждом свидании. Говорить о сексе – это навык, который нужно вырабатывать. Ты сегодня можешь ничего не отвечать мне. Я просто скажу, что с удовольствием бы отлизал тебе еще раз. И очень бы хотел, чтобы ты сделала мне минет.
Мои глаза расширяются. Улыбка трогает губы.
– Но я не настаиваю. Я бы хотел, но если ты не хочешь, то так и скажи. Я не обижусь.
– Я думаю, однажды твои друзья увидят те фото. И Матвей, – шепчу я. – Может быть, друзья наших будущих детей, если такие появятся. Мы все подчистили, и с каждым годом вероятность падает. Но ты ведь как-то увидел, значит, полностью исключить ее нельзя. И что тогда будет? Мать Сергея… она подлая. Она сто процентов покажет нашим детям или их одноклассникам, например.
– Ну увидят они, и что? Как объяснить своим детям, я уж решу сам, – не тушуется Адомайтис перед опасной темой. – Могу сорваться, как в прошлый раз в баре, и кому-то навалять. Это максимум.
– Или наваляют тебе. А я этого не хочу! Я испугалась за тебя в прошлый раз, ты повел себя как полный кретин!
– Да все равно. Некоторые вещи сильнее. Но это не значит, что я готов отказаться от тебя. Диана. Ди… Посмотри на меня. Если мы расстанемся, я буду об этом всю жизнь жалеть.
Странное дело. Когда не твой мужчина хочет решать твои проблемы, это раздражает. А когда твой – это дарит умиротворение.
Паша еще раз целует мою руку, затем тянется за салатом. Берет столовые приборы и начинает есть. Я тоже втыкаю вилку в крошечный помидор и подношу ко рту.
– Ты правда готов быть терпеливым? – спрашиваю встревоженно, поерзав на диване и стрельнув глазами на его ширинку.
Вообще, я думала, мы сегодня продолжим кусаться. Спорить о голубях, космосе, бактериях. Неважно! А он сразу так серьезно, да еще и о сексе. О детях. Как это понимать?
Ощущение, что Павел все наши общие минуты обдумал уже с новыми знаниями. И выводы для себя сделал. Где времени-то столько нашел?
Сладко-кислый сок прыскает во рту. А может, я придумала все себе. И Адомайтис просто хочет еще раз потрахаться.
– У меня большие проблемы с доверием, – говорю осторожно. – Тебе будет непросто. Я как будто сломанная внутри. Постоянно ищу поводы, чтобы держать мужчин на расстоянии.
Правда тоже звучит кисло-сладко. Как недозрелый помидор. Да и личность моя какая-то незрелая, если уж глубже копнуть. Признаться в этом трудно даже самой себе, что уж о мужчине говорить.
– У меня проблемы с тем, что в личной жизни мне никогда не доверяли на сто процентов, – отвечает Павел так же серьезно. – Что бы я ни делал, как бы ни доказывал. Мне не верили и провоцировали чувствовать вину. Да, вина – нарастающее чувство. Иногда ее вес становится неподъемным. – Он мрачно хрустит салатом и сухариками.
Я тянусь за вторым помидором.
– Я поняла тебя, – говорю тихо. – Вот мы встретились, конечно.
Паша слегка улыбается, вытирая губы салфеткой. Нам приносят горячее, расставляют тарелки. Разливают воду по стаканам.
Как только официант уходит, я малодушно тянусь и обнимаю Пашу за плечо.
– Пойдем завтра в кино? – предлагает он.
– Во сколько?
– Вечером. Утром у меня бассейн.
– Классно. А я на стретчинг записалась. Это растяжка. Тоже пойду к девяти.
– Обменяемся тогда впечатлениями за ужином после фильма.
– Давай. – Становится вдруг абсолютно все равно, что там идет в кинотеатрах.
Сердце приятно колотится, то и дело сжимаясь в робком предвкушении. Я принимаюсь за рыбу на овощной подушке и тихонечко ем, сидя рядом с Павлом. Вопросов не задаю никаких. Не спорю. Не стараюсь ужалить. Кино так кино. Для самой себя непривычно послушная.