Я снова хихикаю, как школьница, и веду его за руку в кухню. Где мы обедаем, обсуждая сегодняшний день. Паша делится подробностями с работы. Я пересказываю в красках набег с последующим грабежом.
– Честно, не помню, откуда ложки. Может, ее мама дарила, может, моя. Мы когда вместе жить начали, нам много чего надарили. Столько лет прошло.
– Я растерялась. Подумала, что… ты займешь ее сторону. Хотела соблюсти нейтралитет. Это было непросто. Я ревновала.
– Напрасно.
– Это все, что я хотела услышать.
Паша берет меня за руку.
– Я весь день ждал, когда уже домой поеду. На часы смотрел. У меня такого давно не было. Чтобы хотелось время на операции торопить, – говорит он.
Понимаю, что услышала максимум, который он пока готов дать мне.
И это не мало. Когда человек так сильно стремится быть рядом с другим человеком. Все остальное – решаемо.
– Ты меня вдохновляешь, – говорит Паша. – Быть лучше.
– А ты меня.
Он тянется и целует меня в губы. Сначала нерешительно нежно, потом нетерпеливо жадно.
– Обещаю, – шепчу я сбивчиво, – что больше ничего твоего никому не отдам.
И тебя! И тебя не отдам!
– Обещаю, – дает клятву он в свою очередь, – что буду приносить домой столько вилок, сколько потребуется. Если ты вновь струхнешь.
– Я не испугалась!
– Ну да, конечно.
Несмотря на шуточное настроение, весь оставшийся день заметно, что Паше не понравился визит Лиды и Вероники. Он злится, хоть и скрывает это. Но я чувствую. Малейшую перемену в его настроении улавливаю. И утешаю улыбками и поцелуями.
Вечером Паша отвозит меня домой, после чего отправляется с контейнером, в котором много пончиков, к Матвею.
Взятка оказывается настолько вкусной и желанной, что на следующий день, в понедельник, Матвей врывается в мой кабинет со словами:
– Диана Романовна! Приходите ко мне на день рождения в субботу! А?
К горячности Адомайтисов я уже привыкла, поэтому и бровью не веду.
Матвей стоит в дверях, не шелохнется.
Какой-то смешной сегодня, взъерошенный. В желтой толстовке. Ни дать ни взять птенчик. Взгляд вопросительный, требовательный. Словно если откажу – он не останется на занятие, а развернется и гордо уйдет в закат.
– Хорошо, Матвей, приду. Здравствуй.
– Здравствуйте, – отвечает он будто с облегчением. Подходит к столу, плюхается на стул. Принимается доставать из рюкзака книжки. – Будет не супер там какой-то праздник. Вы сильно не наряжайтесь. Я не заслужил в этом году. – Закатывает глаза. – Много денег ушло на ту взятку в полиции. Павел не скоро мне ее спустит.
– Это была не взятка, а благодарность, – поправляю я. – Взятка должностному лицу – вещь подсудная.
– Точно. Короче, праздника не будет. Посидим дома в узком кругу. Мне разрешили Юлю позвать и двух друзей. Один из них – вы. Хотя понимаю, что на воскресенье у вас, должно быть, были планы получше, чем есть бабулины голубцы.
Я улыбаюсь.
– Матвей, я с огромным удовольствием приду на твой праздник и поздравлю тебя. Новый план легко подвинул все предыдущие. Кроме того, я обожаю голубцы.
Матвей довольно кивает.
– Паша такой веселый был вчера! Даже бабуля заметила. Уж не знаю, что вы с ним сделали… Небо и земля! – Малолетний сводник многозначительно играет бровями, входя в кураж.
Я чуть прищуриваюсь.
– Швабра, да? – спрашивает он, осекаясь.
– Пока нет, но наглеешь. Наши отношения с твоим братом тебя никак не касаются, – говорю строго. Не хватало еще, чтобы он шутки себе подобные начал позволять! Но потом вспоминаю гостеприимность мальчишки, смягчаюсь и добавляю: – Да, наше с Пашей общение, кажется, обоим крайне приятно.
Матвей утыкается в учебник и борется с улыбочками. Отважно, стоит отдать ему должное. У человека должен быть пример счастливых отношений перед глазами. Если у нас с Пашей действительно что-то получится, я думаю, это повлияет на Матвея в лучшую сторону.
Бабуля Адомайтисов мне нравится. Невысокая и стройная женщина с громким голосом и строгим лицом. Принимает нас с Юлей доброжелательно, придраться не к чему. Но поглядывает внимательно, какие-то сама себе выводы делает, которые непременно озвучит братьям, едва мы по домам разойдемся. Простой ее не назвать. Но это ничуть не пугает: я сама девица сложная.
Квартира, в которой живет Матвей, просто замечательная! Большая, четырехкомнатная, уютная. Павел проводит экскурсию, рассказывая, что где находится. Затем мы садимся за стол. Едим, болтаем, обсуждаем именинника. Мы с Юлей чувствуем себя вполне комфортно, так как давно знаем друг друга. Ее и отпустили строгие родители к парню домой только потому, что я здесь тоже буду.
Через пару часов за Юлей заезжает отец. Друг Мота убегает на секцию. Бабушка что-то делает в гостиной.
А я домой совсем не хочу, поэтому предлагаю вымыть посуду и иду в кухню.
– Я сам помою, – начинает спорить Паша. – Отдыхай.
– Мне не сложно.
– Я помою, оба отдыхайте, – вызывается Матвей и решительно подходит к раковине. – Спасибо, что пришли. Кажется, праздник прошел неплохо. Я думал, будет хуже.
– Очень даже, – отвечаю я.
На самом деле мы действительно много смеялись. Все было по-семейному, что очень в духе Ивановых.
Я улыбаюсь, потому что Паша притягивает меня к себе и обнимает. Он опирается на подоконник и касается губами моего виска. Я слегка выгибаюсь и прижимаюсь ягодицами к его паху. Пашины объятия становятся крепче. Мы флиртуем без остановки. То якобы случайно касаемся друг друга. То обжигаем взглядами. Заботимся.
Нетерпение нарастает. Мы еще не спали, но скоро это случится.
– Да, хорошо было. И Юле вроде понравилось, да? – перекрикивает шум воды и звон посуды Мот.
– Думаю, да. Она очень скромная. Но уходить не хотела. Расстроилась, когда отец позвонил.
– Диана Романовна, вы сможете ее отпросить в следующую пятницу пойти со мной на вечеринку? Родители ни в какую не пускают. Словно я что-то нехорошее ей сделаю.
– Мы об этом ведь говорили уже, – включается Паша доброжелательно, но при этом в его голосе проскальзывают строгие нотки.
– Я помню, что презервативы всегда есть у тебя в тумбочке и что я могу брать сколько угодно! За это не беспокойся.
– Эй! – возмущаюсь я, вывернувшись из объятий Паши. Строго смотрю на него. – Вы совсем уже?! Ей пятнадцать!
Паша округляет глаза.
– Я не про это! – выдает автоматом. – Матвей, твою-то мать! Ты че подставляешь меня, а?
Тот смеется.
– Про Юлю мы говорили в другом ключе абсолютно. Что такие девочки – особенные, ждать их нужно столько, сколько требуется. Не давить ни в коем случае. Они того стоят, – поясняет Паша, глядя мне в глаза. Явно намекая на что-то другое. На наши с ним отношения.
Мы уже спали с ним, и это было незабываемо. В первый раз я сдалась быстро. Но теперь все иначе. Теперь мне нужно больше.
Мы медленно узнаем друг друга, учимся быть вместе. Встречаемся. Паша терпеливо ждет.
– Матвей, если обидишь Юлю, я не знаю, что с тобой сделаю! – говорю я. Потом поворачиваюсь к Паше. – Ты считаешь, что пока ждешь особенную девочку, можно использовать презервативы с неособенными? И что это вообще за понятие такое: «особенная»?!
Глава 38
– Каждая девочка особенна для какого-то конкретного мальчика, – кратко излагает свою позицию Адомайтис-старший.
Мы смотрим друг другу в глаза. Пульс частит. Я хочу содрать с него эту рубашку. Но делаю вид, что возмущена:
– А ответ на первый вопрос? Что насчет презервативов?
– Я был бы рад не поднимать эту тему еще хотя бы пару лет. – Он бросает взгляд в сторону Матвея. – Но обстоятельства бывают разными. И уж лучше так.
Не из личного ли опыта он выводы делает? Кожу покалывают неприятные сомнения.
Чтобы скрыть их, отворачиваюсь. Павел вновь обнимает меня со спины и притягивает к себе. Я делаю вид, что оскорблена. Но не вырываюсь.
– Я не собираюсь изменять Юле, Диана Романовна, – терпеливо объясняет Матвей. – Я в нее влюбился. Мы, Адомайтисы, своим женщинам не изменяем.
– Верно, – говорит Паша.
Я качаю головой, улыбнувшись.
– Вам крупно повезло, что вы есть друг у друга. Нечасто в семьях братья друг за друга горой.
– Пашка был не рад моему рождению, – жалуется Матвей. – Ему нравилось быть единственным ребенком в семье. Эгоист. Поэтому мы долго не ладили.
– Паш, это правда? Быть не может.
– Может, – признается Павел. – Мне было лет двенадцать, когда Мот родился. Мы хорошо же жили втроем, зачем? Матвей получился случайно, пришлось оставить.
– Мама такого не говорила. Ты сам придумал, – без труда парирует Матвей. – Это женились они по залету, Пашка. Ты дитя блуда.
– Но теперь я благодарен родителям, – продолжает Павел серьезно, игнорируя шуточный выпад Мота. – Ни за что бы не хотел остаться совсем один.
Матвей отворачивается и сосредоточенно моет посуду. Я обнимаю Пашу за шею. Хороший мой.
Мы вновь смотрим друг другу в глаза. У Павла они темные, жадные. Растравила я душу ему.
Хочет. Терпит.
– Значит, вы верные? – произношу мягко, возвращая разговор в легкое русло.
– Верные и адекватные, – нахваливает Матвей. – Пашку подруга его стервы-бывшей соблазняла, а он ни фига. Кремень.
Я расширяю глаза.
Паша чуть напрягается и мечет в Мота злой взгляд.
– Она меня не соблазняла. Мот, это вообще лишнее.
– Но ведь было? Приезжала к тебе, чтобы якобы о Лиде поговорить. А у самой не юбка, а пояс. И фразы эти двусмысленные! Я все слышал из кухни.
– Это когда было? – прощупываю я почву.
Перед глазами проносится расколотая сахарница, несправедливо побитый чайник. Дерзкие глаза и пухлые губы Вероники.
– Да в том году несколько раз! – выдает Мот.
– Спасибо, Матвей. Я как раз с этими двумя женщинами работаю. Диане будет очень приятно об этом знать, – говорит Павел ровно.
– Ой! Блин, прости, Паш! Я не подумал.
– Просто молчи.