Я провел несколько тестов – сетчатку ее нужно срочно спасать. Отправил подождать в коридоре, но повторно она ко мне так и не зашла. Чуть позже выяснилось, что пациентка потребовала определить ее к другому специалисту. Очередь для них никто не сдвинул: многие записывались за месяц. А без записи строго через одного.
Покричала женщина и ушла, пообещав, что закроет нашу организацию. Откуда у этой семьи столько гонора?
Сомов не в курсе того скандала двенадцатилетней давности, разумеется. С этим городом у меня связано больше, чем хотелось бы. Хохочет:
– Может, и не лопнуло. Но засияло определенно!
– Щас ослепну. – Прикрываю глаза рукой.
– Зависть – плохое чувство, Паша. Но тебе позволительно. Любимчики зачастую тяжелее всего переживают фиаско.
– Борьба с собой мне дается нелегко, сам знаешь.
– Она мне льстит. Продолжай сокрушаться, пожалуйста.
Я поглядываю на телефон. Тишина. Знакомство с родителями после сегодняшней сцены, судя по всему, отменяется. Диана решила провести вечер с родными. А такие планы были! Я готовился к встрече, слова подбирал заранее.
Струсила Дианка.
Паршиво на душе от ситуации этой. Диане сейчас наговорят всего. Дебильная ситуация, когда тебя оскорбляют при твоей девушке, а ты и сделать ничего не можешь. Потому что когда дело касается чужих родителей, то вроде как и бессилен.
Смотрю в окно. Только-только потеплело между нами, Диана начала раскрываться, как Оливия приехала! Всю эту неделю химичка меня динамила, отвечала коротко и прохладно.
И я понять не могу, куда мои гордость и спесь подевались?! Твердо решил, что свободным буду. Никаких отношений. Развлеклись, расстались – отлично же. Но настроение перманентно гадское. И свобода не прельщает. Перспектива расставания выбешивает. Ну вот что она такая упрямая, девица эта?!
Дергается, обижается, динамит. Потом обнимать и целовать позволяет, да так стонет при этом, что мозг отключается и ничего больше значения не имеет.
А для нее?
– Да ладно тебе. Так задело? – Игорь поднимается на ноги. – Поехали пиво возьмем и фильм посмотрим. Не всегда ж нужно побеждать, Пах.
Не согласен.
– Я пройдусь. Не, все нормально. Хочу проветриться.
– Окей. Увидимся в отеле тогда. Ты мне ключ от своего номера дашь?
– Зачем? А, телик нужен?
– Ну да. Мой же не работает.
– Держи. Но тогда будь у себя, как вернусь. Я не хочу возле двери сидеть.
– Конечно.
Накидываю куртку и выхожу на улицу. Да, пройтись не мешает.
Тучи сгущаются. Мать говорила, что дождь – это хороший знак. Когда мы уезжали из этого городишки навсегда, тоже шел дождь. Лобовое заливало, дворники хреначили, но едва справлялись. Матвей был совсем маленьким, ничего не понимал толком. У него игрушечная панда была, он ее обнимал всю дорогу. Так жалко его почему-то было.
Родители всю дорогу ругались по мелочам. Цапались друг с другом, обвиняли в какой-то фигне: то пакет не туда положили, то из багажника в салон не ту сумку забрали. То кто-то дышит не так, говорит не тем тоном.
Я же единственный чувствовал, что мы поступаем неправильно. Возможно, разумно, грамотно. Ведь всегда лучше избежать конфликта, чем ввязаться и отхватить?
Мы бежали как виноватые.
Вместо того чтобы остаться и дать отпор.
Правда на нашей стороне. Но мы сваливали. Как благоразумные люди. Или жалкие трусы?
Сваливали в крупный развитый город, в котором мне потом понравится намного больше. Который в будущем подарит и мне, и Моту перспективы.
Но правду это не изменит. Мой отец повел себя как трус. Я тогда пообещал себе, что никогда таким не стану.
За себя, свое имя и свою семью буду бороться.
Надо поговорить с отцом Дианы один на один. Без свидетелей. И без самой Дианы.
Он должен понять, что я не такой, как родители. Я тоже считаю, что если конфликта можно избежать, то лучше избежать. Но если поджимает – стоит ввязаться. Меня самого стоит учитывать.
Обхожу лужи в пробоинах асфальта.
По этой дороге мы с друзьями столько раз возвращались домой из центра города. Толпой после гулянок.
Пара капель падает на лицо, плечи. Вот-вот хлынет. Ноги сами ведут по улицам детства.
Краем глаза замечаю мужика в желтой куртке. Я бы и внимания не обратил, но уж цвет больно яркий. В нашем климате эта часть весны все еще грязная, народ благоразумно облачается в серое и черное. А тут пятно, которое режет глаза. Уже видел сегодня. Или у меня мания?
Иду дальше. Музыка орет в ушах. Прокручиваю в голове будущий диалог с Ивановым. Как бы начать и как закончить, чтобы грамотно.
Надо выкрутиться. Дианка – девочка папина и только-только начинает доверять мне. Ну вот так случилось, что понравились друг другу. Ну что теперь делать?
Сворачиваю на узкую разбитую улицу и шагаю по частному сектору. Холодный дождь усиливается, питает старые грязные лужи. Перепрыгиваю.
Желтая куртка поворачивает следом. Это уже интересно.
Вместе мы проходим километра полтора в глубь частного сектора. Если куртка местная, то должна смекнуть: круги наворачиваем.
Останавливаюсь на остановке, закуриваю.
Куртка тоже останавливается. Я оборачиваюсь и уже открыто вглядываюсь в лицо мужика. Тот тут же отворачивается. Что за кошки-мышки? Не то у меня настроение. Это кто-то от Романа Иванова? Сейчас выясним.
Убираю наушники. Делаю несколько шагов в сторону пятна. Оно разворачивается и тикает.
– Эй! – кричу. – Стой!
Мужик ускоряет шаг. Я тоже. В этот момент улицу взрывает рев сирены. «Скорая» на полном ходу вылетает из-за угла и несется вперед, подпрыгивая на колдобинах.
Я провожаю ее взглядом. Куда так быстро? Тут на скорости в тридцать километров опасно, дорога убитая. Примерно в ста шагах от меня машина резко виляет задом, слетает с дороги и… застревает в грязи! Твою мать! Накаркал!
Авто шлифует на месте, тщетно пытаясь вернуться на асфальт.
Сирена воет. Колеса буксуют. Водитель выбегает на улицу и начинает что-то орать. Толкает, пытаясь сдвинуть в места.
С пассажирского сиденья выпрыгивает совсем юная на вид девица и машет руками.
Надо помочь.
Я оглядываюсь на преследователя. Наши глаза встречаются. И я вдруг, совершенно для себя неожиданно, со столь большого расстояния узнаю бывшего Дианы! Это же Сергей Коржов. Тот самый мудак. Я его гуглил.
Сирена оповещает всю улицу, что кто-то в опасности. Время утекает сквозь пальцы. Его может не хватить. Когда ревет сирена, время идет на секунды.
С Коржовым мы враз киваем друг другу. Срываемся с места и несемся помогать.
Глава 41
Дождь барабанит по плечам и спине, от выхлопов голова кругом.
– Давай-давай! – кричит матерно водитель в окно. – Еще немного, мужики!
Подмога появляется вовремя: из соседних домов выбегают местные. Останавливается проезжающий мимо внедорожник, в котором находится трос. Нас, толкающих, уже пятеро.
«Газель» шлифует. Рывок вперед. Тощая девчонка-фельдшер бегает вокруг, жестикулирует и пищит, подбадривая:
– Еще немного! Мальчики, еще чуть-чуть! Быстрее! Времени совсем нет!
– Приготовились! – орет водитель. – Навались!
Внедорожник тянет, мы толкаем. Дождь хлещет потоком. Вот вам, блядь, и знак хороший. Сейчас бы я с мамой поспорил. Усмехаюсь. Ноги скользят, увязая в грязи. Я сжимаю зубы до скрипа и толкаю что есть мочи. Желтая куртка рычит рядом.
– Поднажми! – надрывается чувак слева. – Еще немного!
Тачка шлифует, но поддается.
– Еще-еще! Почти!
– Давай, ну!
Желтая куртка спотыкается и падает на колено. Быстро подскакивает и опять налегает.
Я нащупываю ногой камень и использую как опору. Мы орем, толкая…
Машина с ревом выезжает на асфальт! Я не удерживаю равновесие и падаю в грязь.
– Быстрее! – торопит водитель фельдшера, вновь врубая сирену.
Мужик из внедорожника поспешно отсоединяет трос.
– Спасибо-спасибо! – благодарит девчонка и забирается в «Газель».
– Спасибо, мужики! – орет водитель. – Здоровья вам крепкого! На том свете зачтется!
И жмет на газ. «Скорая» несется дальше, оставляя после себя шлейф воя сирены. Теперь значительно осторожнее едет, чем до этого. Но по-прежнему спешит.
Я же пытаюсь подняться. Тщетно! Поскальзываюсь и падаю в самую жесть!
Сука! Сука! Туфли на плоской подошве, бесспорно, не предназначены для подобной активности на свежем воздухе.
– Давай руку, помогу, – слышу незнакомый, интуитивно неприятный голос.
Поднимаю глаза, пытаясь поскорее отдышаться. Желтая куртка протягивает руку. Обувь у Коржова проще, но с протектором. Отмечаю, что мудак тоже запыхался, вытирает со лба пот. Это приободряет: не я один выдохся.
– Спасибо за помощь со «Скорой», – говорю, выбираясь на асфальт сам. Руки грязные, жать такие неприятно.
Пользуюсь как предлогом.
Топаю, чтобы отпала грязь. Народ расходится так же быстро, как появился. Мы остаемся вдвоем. Оба напряженные и на адреналине. Грязные как черти. Дождь становится тише. Словно отыграл свою партию, добавив драматизма ситуации. И может быть свободен. Мой бомбер мокрый насквозь.
Сука! Вот теперь точно видок подходящий для знакомства с родителями девушки.
– Тебе спасибо, – говорит Коржов. – Ты не местный. А «Скорая», может, к кому-то из моих ехала. Я, кстати, Сергей.
Руку больше не протягивает. Оценил реакцию. Но и не уходит.
Я прищуриваюсь.
– Павел.
– Я в курсе. Поговорить надо, Павел. Ты, наверное, не заметил, но я шел за тобой.
Твою-то куртку попробуй не заметь. Да и ты вроде убегал. Ладно.
– О чем?
– Тут бар недалеко. По пиву? Важное надо сказать тебе.
Сомневаюсь.
– Не пожалеешь.
– Нас пустят в таком виде?
– В этот бар пустят всех, – усмехается Коржов.
Неприятное предчувствие шарахает кувалдой по расшатанным нервам.
Но я ведь решил, что бояться не стану.
– Веди, – говорю. – Если там можно помыть руки и обсохнуть, я за.