– Я спешу. Вы надолго приехали?
– Спешишь? Кто бы сомневался. Тогда решим без тебя.
Руки сжимаются в кулаки. Вот как с ним разговаривать по-хорошему?
Неудивительно, что Романа Иванова полгорода мечтает осадить. В голове чередой проносятся предложения Коржова.
Из дверей выходит наш главный.
– Заходите, Роман Александрович. – Переводит взгляд на меня: – Павел Андреевич, вы что-то хотели?
– Нет, я закончил. Домой собираюсь.
– Хорошо, спасибо. До завтра.
Разворачиваюсь и иду к выходу. Потом стою у машины, курю.
«Диана, я опоздаю. Подождешь?» – отправляю сообщение.
«Конечно. Подготовлюсь к завтрашним занятиям. Не спеши, мне есть чем заняться».
Я смотрю под ноги. Легко с ней. Во всем на свете легко. При этом мы как в сказке про запретные чувства. Бред. Если бы родители были живы, не знаю, как бы они отнеслись к моему выбору.
Иванов появляется через полчаса, сразу подходит ко мне.
– Здесь, значит, будем говорить? Интересный выбор. Ты считаешь, что дела, касающиеся моей дочери, решаются вечером на пустой парковке? – нападает.
Но в этот раз я готов.
– Я считаю, что вы уже все решили: что бы я ни сделал, вам не понравится, – произношу ровно. – И тем не менее. Я действительно хочу наладить отношения и поговорить спокойно. Когда вы будете к этому готовы. Сомневаюсь, что сейчас.
– Говорить по большей части не о чем. Важное я и тут скажу. Не хочу видеть тебя рядом с моей дочерью. Ее уже обидели один раз, и второго не будет. Она наивная и чистая душой девочка. Не понимает, что ты вокруг вертишься из желания мне кровь попортить. Мне сказали, ты работу свою любишь. Дело всей жизни. Так вот. Не отстанешь от Дианы – тебя уволят. И это только начало твоих бед. Мы поговорили с Тулем. Хирург ты и правда неплохой. Но заменимый.
Чуть склоняю голову набок.
– Я проработал в этой клинике больше двух лет. И меня вот так просто возьмут и уволят, потому что вы попросили? Вам нравится мир, который вы создаете?
– Люди, которые легко отказываются от своего потомства, мне неприятны. Не понимаю, что ты задумал. Но сделаю все, чтобы тебя в моей семье не было.
Мы смотрим друг на друга. В мире Романа Иванова есть черное, есть белое. Без оттенков, без последствий, которые несут за собой поступки.
Большинству людей нужно, чтобы у них был враг. Желательно внешний, чтобы с ним непрерывно бороться. Враг, который будет держать в тонусе, потому что иные цели поставить не получается. Идея сплотиться против кого-либо всегда завораживала человеческую душу.
Что же делать, если такого врага нет? Если никому ты на хрен не сдался?
Придумать. Не так ли?
Пульс частит. Роман Иванов даже не представляет, насколько одиноко бывает его дочери. Сколько у нее комплексов и глупостей в голове. Как сложно пробиться и заслужить ее доверие, словно драгоценность.
Хм. Колечко-сердечко из скрепок.
Жестокая победа над людьми, назначенными врагами, ни Оливии, ни Диане не принесла ничего хорошего.
А еще Роман Иванов не знает, каково это – обнимать девушку после любви и чувствовать ее страх перед будущим. Ее дрожь от осознания, что идет против семьи, но и иначе поступить не может. Он не знает, каково это, когда тебя размазывает от беспомощности.
По его мнению, он все делает правильно.
С Коржовым мы подрались прямо в том баре. Я думал, выдержу все. Хотел послушать, обдумать, повлиять. Терпение треснуло быстро. Рука дернулась. С языка сорвались угрозы, которые был уверен, что выполню.
А потом я смотался. Потому что их там была целая толпа. И героическая смерть мало что изменила бы. Столько злости я не испытывал с тех пор, как мои родители бежали из любимого города. Я хотел защитить их, но не мог в то время.
Да, беспомощность – одно из самых убийственных ощущений.
Я обнимал Диану ночью и думал: вот бы время остановилось. Чтобы моя была, горячая, довольная. Чтобы любила и чувствовала, что ее тоже любят. Всегда. А потом понял, как это сделать.
Размазало тогда меня сильно. Ее нежностью и доверием. Пришла же. Взяла и пришла. Из дома сбежала. Пока я гадости про нее слушал, она меня защищала.
– Вы хотите лишить меня всего, что я добился сам, за то, что однажды сами же со мной сделали, – произношу резковато, но все еще спокойно. Этот человек не выведет меня на эмоции. – Я хочу провести ДНК-тест. После этого вы извинитесь за то, что сделали с моей семьей. Родителей уже нет, поэтому придется передо мной. Извинения я приму, выделываться не стану. В той ситуации отец тоже повел себя неправильно. Нужно было не выпускать Оливию из страны до родов и настаивать на этом тесте уже тогда. Родители мне не поверили. Мне вообще вот так просто, на одних словах, за всю жизнь поверил всего один человек. Знаете, кто?
Иванов фыркает.
– Доверие значит очень много. Время и город выберите сами. Предлагаю здесь, потому что лабораторий больше. Кроме того, матери Оливии нужно сетчатку пристреливать, советую не тянуть. После этого мы с Дианой поженимся. Вы можете присутствовать. Можете – нет. Мне плевать. В любом случае обратите внимание на своих партнеров. Например, на Яковлева, который готовит против вас компромат. Вас все ненавидят.
– Яковлев? Че за бред?
– Диана сказала, что он на всех праздниках ваших присутствует как член семьи. Попробуйте проверить его работу. Информацию я услышал от Сергея Коржова, насколько она достоверная – понятия не имею.
– Отличный источник. Браво, Адомайтис!
– Сергей Коржов длительное время находится в состоянии дистресса. Он не может приспособиться к новой жизни, не может примириться и найти адекватные пути выхода.
– Так пусть уматывает на все четыре стороны и живет как хочет! Он ведь отказывается! Знаешь… почему? Потому что тогда нашлась бы возможность устроиться на работу, выплатить штраф и наконец начать жизнь с чистого листа. А ему это не надо.
– Да, он тянет кабалу, перебивается черными незначительными заработками, с каждым годом усугубляя свое состояние и сильнее ненавидя вас и Диану. На вашем месте я бы и на него обратил внимание. Потому что человек, которому терять нечего, может пойти на решительные меры. Особенно если найдет подельника.
– Ты мне угрожаешь?
– Пусть его возьмут на работу. Пусть он выплатит уже этот гребаный штраф и катится на все четыре стороны. И это вы мне угрожаете увольнением. Знаете, что будет в этом случае? Мы с Дианой вернемся в Москву, где без работы я не останусь. Если вы и в Москве найдете способ повлиять на мою карьеру, я увезу вашу дочь за границу. Спецы моего уровня в Европе живут хорошо. Вот только вы этого не увидите.
– Теперь ты мне угрожаешь тем, что увезешь мою дочь далеко? – повышает голос Иванов, подходя ближе.
До меня доносится его дыхание. Призываю всю злость и усилием воли заставляю себя остаться на месте. Больше не отступаю. Он должен понять, что победа не равна счастью. И самосуд не приносит удовлетворения.
– Мне непросто будет принять ваши извинения, но я сделаю это для Дианы.
Мы смотрим друг другу в глаза. Я снова и снова повторяю мысленно, что мне не шестнадцать. И каждое сказанное слово я могу подтвердить поступком.
– ДНК делать не будем. Это издевательство над ребенком, – выдает наконец Иванов.
– Его не я начал. Но я на него пойду, чтобы мои дети были избавлены от слухов.
Иванов молчит. Потом разворачивается и идет к своей машине. Я стою еще пару вдохов, потом сажусь в «Спортейдж». Выдыхаю.
В тот раз отец увидел нашу ссору и выбежал спасать. Сегодня я, кажется, справился сам.
Жму педаль газа. Потряхивает. Надо успокоиться. Этот человек однозначно умеет подавлять, и после даже короткого простого разговора чувствуешь себя выжатым. Дал же бог тестя. А я думал, что Лида нервотрепку устраивала! По сути, с ней вообще никаких проблем никогда не было. Кроме тех, что она сама себе создавала.
Диана ждет у школы. Замечает меня издалека. Пульс вновь частит. Размазывает. Блядь. По стеночке. От того, какая она нежная, красивая, чувственная. От злости на тех, кто посмел обидеть. От желания себе присвоить. Какого-то неадекватного, внутреннего, но сильного. Просто ни о чем другом думать не получается. Хочу ее нестерпимо.
Сомов заявил вчера, что Диана сидит на моей шее, свесив ноги. Со стороны, дескать, видно. Он обратил внимание: одна ее улыбка – и я плыву. В каком бы состоянии ни находился. Что бы ни делал. Она появляется – и заменяет собой все.
Диана улыбается и машет. И я улыбаюсь в ответ.
Как только она садится в машину, обнимаю ее крепко сразу. Целую в губы.
– Привет, – говорит она. – Ты чего, жених? Соскучился?
– Ага. Ты поедешь со мной в Москву, если придется? В плане – жить.
Она серьезнеет. Облизывает губы.
– А придется? – спрашивает осторожно.
– Не знаю. Но Матвей поедет с нами.
– Да, – кивает Диана. – После свадьбы поеду хоть на край света. Если до, то нет.
– Хорошо. Свадьба не за горами.
– Не за горами, – соглашается она. Вздыхает. – Я поеду с тобой. Пора разорвать этот замкнутый круг.
Понимает все. Показывает правую руку – хвастается помолвочным кольцом, которое вчера для нее выбрали.
– К бабуле? – уточняет.
– Сначала за тортом.
– Я знаю одну пекарню по пути. Матвей оценит.
Я смеюсь.
А может, и неплохо, выражаясь языком Сомова, что Диана у меня на шее удобно устроилась? Может, она та самая особенная девушка, которой на моей шее самое место?
Глава 45
– Я на работу из-за тебя опоздаю, – говорит Паша. Впрочем, без укора в голосе.
– Тебе всего-то нужно оттолкнуть меня, горячую и сонную, – мурчу ему на ухо. Касаюсь языком мочки, прикусываю ее зубами. Посасываю. Дрожу, когда его пальцы впиваются в кожу. – Потом вылезти из-под одеяла, – продолжаю дразнить. – Из-под теплого и уютного одеялка в этот холодный и жестокий мир…
Паша смеется. Низко, хрипло. Обнимает крепче. Совершает рывок – я оказываюсь под ним! Ночная сорочка безбожно задралась до уровня груди. Белья на мне этой ночью не было. На нем, впрочем, тоже.