— Выбирай, Катерина. Они или я.
— Они? — переспросила Катерина.
— Ну да. Твоя мать и твой брат. Или я.
Внезапно ясность мысли вернулась. Катерина увидела перед собой совершенно чужого человека. Это не ее мужчина. Точно.
— Они, — ответила Катерина.
В тот же вечер Катерина съездила за вещами к Игорю, собрала их и переехала на Островитянова. Он не удерживал ее.
Сидя в вагоне метро, думала: а его первая жена ушла вот так же? Игорю надо жениться на сироте.
Потом Катерина удивлялась самой себе — об Игоре она почти не вспоминала. Дело не только в том, что не было свободной минуты: мать, брат, учеба, работа в клинике, куда устроил ее друг дяди Миши, профессор Назаров. Другое — да был ли он? Или это всплеск волны на Красном море?
Она отвезла мать на Каму зимой. Накануне позвонила доктору.
— Привозите, — сказал тогда доктор. — Мне уже звонили. — Он помолчал, потом добавил: — Только один вопрос. Она не буйная?
— Нет, — сказала она.
— Обманете — сами себя накажете. — Она услышала в его голосе усталость. Катерина поняла: уже привозили буйных и увозили обратно. Сами себя наказывали.
— Спасибо.
Вагон проплывал мимо елок и сосен, засыпанных снегом до середины стволов. По рассказам Ольги Петровны, село должно появиться за поворотом. Тепловозный дым, который взвился в окне, сообщил об этом — поезд входил в поворот. Она протянула руку к сумке, сжала ее, собираясь поднять. Но поезд не сбавлял скорость, значит, это ветер подгоняет дым.
Она взглянула на мать, на секунду усомнилась: да больна ли она? Взгляд включенный, ясный.
— Мама, ты как?
— Замечательно. Я мысленно там, где мне было так хорошо. Там тоже всегда снег. Ах, моя дорогая, я желаю и тебе тоже испытать то, что я. Без этого жизнь женщины пуста.
Катерина почувствовала, как напряглись бедра.
— Теперь, когда я буду здесь, ты можешь позволить себе все. Я не хочу обременять тебя собой.
— Но, мама, ты здесь побудешь, я доведу лекарство до нормы, и ты вернешься.
Мать покачала головой:
— Катерина, я буду здесь… с ним.
Катерина почувствовала, как жар обжигает тело.
— Мама, с кем — с ним? Ты понимаешь или нет…
— Конечно, — усмехнулась мать. — Но почему ты так реагируешь? Я буду с ним, — повторила она. — С доктором. Под его присмотром. Ты имеешь что-то против?
Катерина смотрела в ее блестящие глаза. Смеется.
Она тоже засмеялась.
— Мне иногда кажется, что ты дурачишь меня.
Мать протянула к ней руку.
— Нисколько. Просто я то впадаю в себя, то выпадаю. Знаешь, чтобы ты преуспела с лекарством, тебе надо пройти курс по медицине. Только не говори, что у тебя нет времени. У нас у всех его нет.
Они вышли на этой станции одни. Едва ступили на снег, белый, словно сахарная пудра на пончиках, Катерине показалось, что она ощутила сладкий запах.
Из труб вились дымки, серые на синем небе. В центре села стояла расписная деревянная башенка. К чему бы это?
Да к тому, что Масленица. Значит, этот сладкий запах она не придумала? В селе пекут блины.
Они шла по набитой валенками тропе к большому северному дому. Напряжение пропало, его сменило любопытное ожидание — что там?
Прохожие здоровались, Катерина и мать кланялись. Между прочим, среди деревенских почти никто не страдает болезнью Альцгеймера, выяснила Катерина. Наверное, это правда, что причина болезни в разрыве человека с самим собой. А здесь он цельный. Мать скорее соединится сама с собой. Катерине казалось, что у нее произошел разрыв между разумом и страстью.
Но что остается ей? Она должна поднять брата и мать, твердила она себе всю ночь, лежа без сна в поезде.
С тех пор жизнь Катерины стала такой, какая сейчас. И как сейчас, много раз она летела на своем "матизе" к Ольге Петровне. Между прочим, этот "матиз" недорого продал ей сын Ольги Петровны. Да что там продал — почти подарил.
Она ехала быстро, словно желая оставить тревогу за спиной. Открыв дверь и увидев Катерину на пороге, Ольга Петровна сказала:
— Знаешь, на что похожа?
— Даже на что, а не на кого, — попыталась пошутить Катерина, протягивая ей бутылку сухого белого вина.
— На творог, который я отжимала перед твоим приходом, — сказала Ольга Петровна, к которой она приехала. — Нежирный. Ты загнала себя. Тревога написана на лице большими буквами.
— Всевидящее око вы, Ольга Петровна. — Она сбросила туфли и надела гостевые шлепанцы. — Если честно, то я бежала к вам от тревоги.
— Делать-то что, а? Я давно говорю, что тебе с собой делать. Освободиться, вот что. — Ольга Петровна говорила, возвращаясь на кухню. Катерина шла за ней.
— Не умею.
— Самый лучший способ освободиться от зажатости и тревоги — это секс.
— Ой, да ну вас! — Катерина поморщилась.
— Можно подумать, первый раз слышишь, — насмешливо бросила она.
— Правда, — честно призналась Катерина. — Я вообще об этом не думала.
— Удивительно. А ведь была замужем.
— Что-то не заметила, — усмехнулась Катерина. — Насколько я помню, это занятие меня, напротив, напрягало.
— Значит, что-то мешало. Голова, я думаю. Но сейчас, я понимаю, у тебя есть объект. Ей-богу, это занятие расслабляет. Даже меня. — Она засмеялась. — Соединилась бы с Вадимом всерьез.
— Невозможно. — Катерина покачала головой, опускаясь на стул в углу и наблюдая за хозяйкой. — Пока не разберусь с братом и матерью, для меня нет такого варианта. Никого не собираюсь нагружать своими проблемами. Уже проходила.
— Я это от тебя уже слышала, дорогая. Но ты едва дышишь.
Она кивнула. Это правда. Более того, она не только дышит с трудом. Она все делает с трудом. Как будто все силы истрачены — однажды в школе она пробежала длинную дистанцию и после финиша дышала точно так.
Но разве сейчас финиш?
— Ты закрыла на замок нижнюю часть тела, — продолжала Ольга Петровна, — это значит, ты перекрыла путь энергии, которая проходит через тебя. Что получается? Застой. От этого напряжение, раздражение. — Она улыбнулась. — По-моему, это понимают сейчас даже наверху. — Ольга Петровна подняла голову. — Ты думаешь, что просто так переключили внимание всех на эту часть? — Она засмеялась. — Надеются, что все станут снимать напряжение именно так. Чтобы не было тревоги, которая бог знает чем может обернуться… Очень эффективный способ управления народом. И собой тоже, поверь.
Катерина молча слушала. Она чувствовала свежие запахи на кухне — Ольга Петровна приготовила салаты. В духовке запекалась рыба. Она угадала: купила белое вино.
— Что матушка? — спросила Ольга Петровна.
— Ей там нравится. Она говорит, хочет жить там всегда.
— Вот как? Там лучше, чем в Москве?
— Легко дышится, говорит. Уж не знаю отчего. — Она специально сделала акцент на "дышится".
Ольга Петровна засмеялась.
— А ты ехидная. Конечно, способ освобождения, о котором я только что сказала, не единственный. Но для тебя будет эффективный.
— Мать говорит, что второй раз в жизни чувствует себя совершенно свободно.
— Ага, в первый — в аномальной зоне, в Якутии, — кивнула Ольга Петровна. Она не спросила, она была уверена.
— Да, — ответила Катерина. — И сейчас. Может, то место на самом деле особенное.
— Все хорошо, Катерина. Кроме того, что ты делаешь с собой, со своей жизнью. Твой брат уже взрослый мужик. Не заметила? Ты нянчишься с ним столько лет… Он вырос, будет жить так, как может только он.
— Допустим. Но мама?
— Мама? А ты ей не нужна.
— Что?! — ахнула Катерина. — Я не нужна?!
— Нет, — упорствовала Ольга Петровна. — Ей нужны твои лекарства.
— Но как это? — Катерина недоуменно смотрела на Ольгу Петровну.
— Да очень просто. Она в своем мире, не в том, в каком ты. Там своя жизнь, свои интересы. Со взрослыми детьми мы должны быть друзьями, а не вечно зависимыми друг от друга субъектами. — Она улыбнулась. — Катерина, ты исполняешь свой долг, это прекрасно. Но этим долгом не дави свою жизнь. Не отталкивай от себя мужчину, который хочет быть с тобой и готов к этому. Я о Вадиме.
— Он готов, да я нет. Я не готова, — упорствовала Катерина. — Я дала себе слово, когда развелась с Игорем.
— Так забери свое слово обратно. У себя самой, — усмехнулась Ольга Петровна.
— Я дала себе слово, что до тех пор, пока не устрою мать и брата, рядом со мной не будет никакого мужчины.
— Понятно. — Ольга Петровна вздохнула. — Но что значит: устроить мать и брата? Они уже устроены.
— Вы думаете, мама не вернется домой?
— И ты не поселишься в Доме на Каме, — в тон ей сказала Ольга Петровна. — Если, конечно, не загонишь себя туда своей жизнью. Еще раньше, чем Ксения.
— Я не заеду в аномальную зону, — фыркнула Катерина.
— Ты на самом деле считаешь, что причина в том, что Ксения заехала в зону? А может быть, то, что в сорок два она родила Федора, — ты не думала об этом?
Катерина молча кивнула.
— Все сошлось вместе.
— У тебя чрезмерно развитое чувство ответственности. — В тоне женщины звучало насмешливое осуждение. — Это не признак душевного здоровья, последи за собой. А лучше, если ты доверишь Вадиму это занятие.
— Следить за мной? — Катерина вскинула голову.
— Именно так. У мужчин это хорошо получается, когда они по-настоящему любят женщину. Доверься, Катерина.
— Довериться! Ха-ха! Вы тоже знаете это слово?
— А кто не знает? Только ты, я думаю.
— Я… я тоже знаю. Но этого слова я боюсь. — Она повернула к Ольге Петровне испуганное лицо. — Моя мать доверилась… на лету. И что? Какая жизнь у нее и у всех нас! Вы сами знаете.
— Она доверилась себе. Она изменила жизнь свою. Ксения совсем не имела в виду сломать твою, Катерина.
Катерина молча отпила вина, ей стало лень думать, спорить. Наконец стало ясно, что за руль ей сегодня не сесть.
Ольга Петровна заметила туман в глазах гостьи и тихо сказала:
— Комната внука в твоем распоряжении. Только не пугайся его аэрографических этюдов.