– А может, нам лучше отправиться чуть раньше, дорогая?
– Хорошо, я постараюсь управиться быстрее.
Петер страдальчески закрыл глаза.
– Хорошо, что мы летим не на самолете, – пробормотал он.
– Хватит ворчать, торопыга, – поддразнила Илона, наливая себе кофе, уже третью чашку с тех пор, как встала с постели. – Психиатры утверждают, что все ненормальные куда-то торопятся.
– По-твоему, я сумасшедший?
– Похоже, у нас обоих крыша поехала, – протянула она, томно потягиваясь.
Да, прошедшую ночь иначе и не назовешь, как безумной.
Илона и представить себе не могла, что она такая… выносливая. И только утром, открыв глаза, почувствовала цену этой выносливости. Каждая мышца, каждая клеточка измученного тела болели и ныли. Примерно так же она чувствовала себя, когда впервые слезла с седла лошади. Тогда ей только что исполнилось восемнадцать, и это была ее первая поездка верхом.
Кто мог подумать, что спустя почти десять лет она снова станет страстной поклонницей верховой езды? Эти ночные скачки не менее изнурительны, хотя и доставляют неизмеримо больше удовольствия.
Картина их последнего утреннего соития вновь встала перед ее глазами: Петер лежит под ней, черты его мужественного лица искажены страстью, а она взлетает над ним, как Валькирия.
Ее рука дрогнула, чашка наклонилась. Небольшое коричневое пятнышко поползло по скатерти. Илона не стала его вытирать, – все равно придется стирать.
Что ж, в этой жизни часто случается то, чего нельзя исправить. Она, Илона, встретила мужчину, которого ждала всю жизнь, и его любовь стала для нее необходимостью. Чем-то вроде сильного наркотика. Но Петер уедет, и ей придется тщательно «выстирать» свою жизнь.
– Интересно, почему Амелия пригласила в крестные именно меня? – почти весело спросила она, ставя пустую чашку на стол. – Ведь я совсем не религиозна. Конечно, мама меня окрестила, но с тех пор, каюсь, я в церковь не заглядывала.
– Это вполне объяснимо, – без тени улыбки возразил Петер. – Во-первых, ты ее лучшая подруга. А во-вторых… очень добрый, великодушный человек. Священники называют таких людей угодными Богу.
Илона удивленно вскинула брови.
– Ты шутишь, надеюсь.
– Нисколько. – Он был серьезен как никогда. – А кого они выбрали крестным отцом?
– Какого-то приятеля Франца. Они знают друг друга со школьной скамьи.
– Я думал, он пригласит тестя.
– Наверное, он решил, что Артур немного староват. К тому же он приходится Аннете дедушкой.
– Справедливо. А что наденет в церковь крестная мать?
Илона немедленно напряглась… Со вчерашнего вечера она ждала этого вопроса. Крестины Аннеты Бауэр были их первым совместным выходом в свет, и Петер впервые получил реальную возможность высказаться по поводу ее манеры одеваться.
– Это так важно? – спросила она с еле заметным вызовом.
– Конечно, ведь в этот день…
– И все-таки… – прервала она его, – почему тебя это интересует?
– Ты сама понимаешь, Илона. Крещение новорожденного – светлый, торжественный день. Прости, но черная кожа, короткая юбка и голые ноги будут здесь некстати.
– Ты уверен?
– Абсолютно. А теперь перестань дразнить меня и открой эту страшную тайну. Уверен, на тебе будет что-то необычное и в то же время элегантное. И все присутствующие будут мне завидовать.
Она посмотрела на него с нескрываемым уважением.
Нет, до чего же хитер! Ни одного резкого, тем более грубого выражения. А сказал именно то, что хотел… И с чем она была, честно говоря, совершенно согласна. Пожалуй, надо быть слишком вздорной Евой, чтобы не растаять от маневров этого мудрого змея.
И Илона не выдержала.
– Знаешь, у меня есть шикарный белый костюм, – призналась она, сияя. В последнее время ей вовсе не хотелось выглядеть в его глазах некой экстравагантной особой, которую он потом будет с усмешкой обсуждать в каком-нибудь элитном клубе. – Хочешь, покажу?
– Ты еще спрашиваешь?!
Она бросилась вон из кухни. А когда вернулась, Петер даже привстал из-за стола от изумления.
– О, Илона!
Строгий костюм классического покроя с прямой юбкой чуть выше колен прекрасно сидел на стройной, изящной фигурке Илоны.
Она кокетливо оправила короткие – по последней моде – рукава пиджака и быстро пробежала пальцами по ряду крупных серебристых пуговиц.
– Ну как?
Петер отметил, что на этот раз она обошлась без своих ужасных сережек, а всегда распущенные волосы зачесала кверху.
– Ты просто прелесть! – с неподдельным энтузиазмом воскликнул он. – Белый цвет тебе идет намного больше, чем черный. Завтра же закажем тебе дюжину белых платьев…
– Ни в коем случае! – тут же нахмурилась Илона. – Прости, Петер, но свой гардероб я пополняю сама. Что же касается подарков, то я принимаю их либо на рождество, либо в день рождения. Исключение составляют только цветы и конфеты. – Она мило улыбнулась, пытаясь смягчить жесткость отказа. – В чем ты, по-моему, не раз имел возможность убедиться.
– И одна маленькая вещица, которую я купил для тебя на этой неделе, – как ни в чем не бывало подхватил он. – Она совсем не дорогая.
– Ты… ты купил мне подарок? – Илона растроганно улыбнулась. – И что же это?
– Сережки. Хотя я не уверен, что они подойдут к этому костюму. Но ты могла бы носить их с чем-то другим. Подожди. Я сейчас принесу. У нас есть еще время?
– Несколько минут.
Петер стремглав бросился в спальню и достал припрятанный в ночном столике подарок. Коробочка выглядела слишком дорого, и он после некоторого колебания сунул ее обратно. Вернувшись в кухню, он небрежно сунул в ладонь Илоны золотые сережки с бриллиантами.
– О, Петер, – она всплеснула руками от восторга. – Где ты купил их? Какая прелесть! Совсем как настоящие!
– Мне тоже так показалось. Это стразы, – солгал он.
Илона задумчиво покачала головой.
– Стразы? Ну и ну! И все равно, наверное, это очень дорого. Надеюсь, ты не очень потратился?
– Они обошлись мне всего в пару сотен.
Она открыла рот от неожиданности.
– Пару сотен?! Возмутительно! Тебя просто надули.
– Зато посмотри, какая работа. И потом… могу же я сделать тебе приличный подарок.
– Не в этом дело. Держу пари, что, когда ты вошел в ювелирный магазин, такой солидный, одетый с иголочки, продавец сразу сообразил, что их лавочку посетил сам Рокфеллер. Если бы мне так не понравились эти серьги, я заставила бы тебя вернуть их обратно.
У Петера горло перехватило от ее слов. Боже, как он любит эту женщину! В сравнении с ней Ирена – просто голодная пиранья.
– Значит, они тебе нравятся?
– Еще как! Прямо сейчас их и надену! Обожаю тебя.
– А я тебя, – выдохнул он, прижимая ее к себе.
Их взгляды встретились, и он прочитал в ее глазах ласковую иронию.
– Я знаю, что ты обожаешь, Петер Адлер.
Он засмеялся.
– Да. Но разве во мне тебе нравится только это?
– К чему ты клонишь? – насторожилась она. – Тебя что-то не устраивает?
Черт возьми, какая она, все-таки… Все время держится настороже. Почему она так не доверяет мужчинам? Надо попытаться выведать у Франца или Амелии подробности ее жизни.
Но ни за что на свете он не станет расспрашивать об этом Илону – ведь когда речь заходит о ней самой, она сразу замыкается в себе. Даже в постели, расслабленная, размягченная…
Он нагнулся, чтобы поцеловать ее, но Илона ловко увернулась.
Похоже, она чем-то встревожена. Но чем? Непонятно.
– Мы опаздываем, – сказала она сухо. – Пора ехать.
Что ее расстроило?
Петер пожал плечами и последовал за ней. Сейчас у него нет времени решать эту загадку. К тому же Илона – слишком сложная натура, и понять ее непросто. Нужна достоверная информация. И он получит ее. Сегодня же…
– Это невероятно. – Выйдя из церкви, Франц тотчас же впился шутливо-подозрительным взглядом в лицо крестной. – Что ты сделала с нашей дочкой, Илона? В последнее время она все время капризничает. А стоило тебе взять ее на руки, и малышка сразу же успокоилась.
Илона довольно улыбнулась.
– Ты не знаешь женщин, дорогой. Дело тут не во мне, а в моих новых сережках. Видишь, она с них глаз не сводит? А как ты их находишь, Амелия?
– Просто прелесть! Откуда они у тебя?
– Петер подарил. – Илона оглянулась, ища глазами возлюбленного. – Хороши, правда? Но это стразы.
– Ты уверена? – Амелия недоверчиво покачала головой. – У мамы есть бриллиантовые сережки, точно такие же, как эти. Хочешь, спросим у нее. Они с Артуром разговаривают со священником, сейчас подойдут.
– Боюсь, что ты ошибаешься, Амелия. Зачем Петеру меня обманывать? – Илона склонилась над крестницей, мирно посапывающей у нее на руках. – Правда, крошка?
– Увы, это не обо мне!
Все трое обернулись и дружно расхохотались. К ним подошла красивая полная дама – мать Амелии.
– Вот это да! – глаза Франца заблестели, и Илона подумала, что ревность Амелии была не столь уж безосновательной. – Какая легкая у вас походка, Изольда!
– О, Франц, посмотрели бы вы на меня лет… несколько назад, – вздохнула Изольда. – Нас с Амелией принимали за сестер. Впрочем, хватит болтать. Илона, отдайте внучку бабушке. Пора ехать пить чай к счастливым родителям.
Она поискала глазами мужа. Седоволосый красавец в костюме серебристо-серого цвета тут же отделился от группы непринужденно беседующих гостей.
– Артур, последи, чтобы никто не ускользнул. Илона, зовите своего спутника…
Илона огляделась, – Петер стоял чуть поодаль, не сводя с нее глаз. Ей стало не по себе – и там, в церкви, она постоянно ловила на себе этот странный, напряженный взгляд.
Чаепитие у Бауэров затянулось, превратившись в обычную светскую вечеринку с застольной болтовней, шутливыми поздравлениями, тостами-экспромтами. Поэтому Петер с Илоной сели в машину уже в шестом часу вечера.
– Теперь я знаю, кто изображен на картине, что висит над кроватью Франца, – выпалил он, заводя автомобиль. – Тебе позировала Амелия!