Вокруг бассейна установлено две тысячи мест, и все они заполнены. По иронии судьбы, две тысячи человек – это не так много для индо-китайско свадьбы. В Джакарте на свадьбе среднего класса присутствует более трех тысяч человек. У алтаря гости выглядят счастливыми, что радует: я полагаю, никто из них не знает о тех казусах, что произошли за кулисами. Все, что они знают, – что эта удивительная свадьба проходит без сучка, без задоринки. Я оглядываюсь вокруг в поисках мамы и моих тетушек, но их нигде нет. Себ машет мне издалека, и я показываю ему большой палец вверх. Он будет освещать всю церемонию издалека со своим объективом 18–200 миллиметров. Глубоко вздохнув, я прикрепляю свой 35-миллиметровый объектив к первой камере и 24–70-миллиметровый ко второй камере и приступаю к работе, снимая всю сцену целиком, а также как можно больше деталей, чтобы не быть слишком предсказуемой.
Затем начинает играть музыка, и голос тамады раздается из динамика:
– Дамы и господа, встаньте, пожалуйста, чтобы поприветствовать родителей жениха!
Все стулья скрипят, когда гости поднимаются на ноги.
– Мистер и миссис Сутопо, внимание! – говорит тамада, когда родители Тома идут к алтарю, улыбаясь и маша руками своей семье и друзьям. Я проворно шагаю к одной стороне прохода, стараясь не упасть в бассейн, и фотографирую их.
– Позади них стоят друзья жениха. Давайте поприветствуем их
Я настраиваю выдержку, когда дрожащий голос тамады привлекает мое внимание, и я поднимаю глаза, чтобы увидеть, как первый шафер поворачивает за угол и идет к алтарю. Или, скорее, кренится вниз к алтарю. Он заметно спотыкается, его рубашка наполовину расстегнута. Мои бока сводит тошнотворной судорогой. Второй шафер не лучше, и третий тоже.
– Аплодисменты шаферам! – снова звучит голос ведущего, и в нем слышится беспокойство. Раздаются вялые хлопки, а затем ропот, так как четвертый и пятый шаферы, спотыкаясь, идут по проходу, пьяные, смеясь и обнимая друг друга. Ведущий поддерживает веселую болтовню, пытаясь заглушить ропот. А затем выходят шестой, седьмой, и восьмой шаферы, и это еще хуже, потому что один из них настолько пьян, что не может держаться на ногах двое других практически несут его, а подошвы его ботинок волочатся по ковру из искусственных лепестков. Остальные шаферы шумно улюлюкают и раскачиваются в безмолвной толпе. Понятия не имею, что делать, кроме как продолжать фотографировать их. Полагаю, в кои-то веки это не моя проблема. Приятная мысль…
О.
Боже.
Боже.
Пока шаферы занимают свои места у алтаря, я подхожу достаточно близко. Достаточно близко, чтобы увидеть, что восьмой шафер, тот, который, как я думала, слишком пьян, чтобы идти, тот, кого несли на руках другие…
Восьмой шафер – А Гуан.
Часть IIIДевушка получила парня
26
Я не стану кричать. Не стану. Это не страшно. Абсолютно не проблема. Да. Я справлюсь с этим. Кто не может справиться с такой маленькой проблемой, как гребаный труп, выставленный на алтарь, как какая-то марионетка, перед двумя тысячами гостей? Я полностью в порядке. Пол-нос-тью. Кажется, меня сейчас вырвет. Или я упаду в обморок. Или спонтанно сгорю. Что, черт возьми, происходит? Зачем они его вывели? Я смотрю на двух друзей жениха, поддерживающих А Гуана. Поскольку я нахожусь всего в нескольких футах от них, вижу, что за солнцезащитными очками они пьяны в стельку. Все двенадцать шаферов пьяны.
Они все еле стоят на ногах, хихикают и указывают в разные направления, и никто из них, кажется, не знает, что, черт возьми, происходит. Мог ли абсент так сильно повлиять на людей? И сколько им подлила четвертая тетя?
Пот струйками стекает по шее. Мне нужно что-то делать. Эти парни долго не продержатся, а когда они упадут, неизвестно, что случится с телом А Гуана. Я оглядываюсь по сторонам и пытаюсь поймать взгляд распорядителя свадьбы, не привлекая к себе лишнего внимания, но это бесполезно: она стоит позади толпы, наблюдая за своими сотрудниками и, вероятно, координирует выход молодоженов с музыкой.
– А теперь, вот он, – бубнит тамада, возвращаясь в свой ритм после выхода шаферов, – мужчина часа, красавец жених, Том Кру-у-уз Сутопо!
Оправившись от паники, я поднимаю камеру и запечатлеваю момент, когда Том с самодовольной улыбкой идет к алтарю. Каждый раз, нажимая на кнопку спуска, чтобы сделать снимок, мне хочется истерически смеяться. Почему я все еще пытаюсь делать свою работу? Настоящий труп на алтаре! Ситуация не может быть хуже, чем в этот момент. И все же, каким-то образом, сквозь свою панику, я продолжаю делать фотографию за фотографией, даже регулируя выдержку между снимками.
Вот Том выглядит самодовольным; вот другой Том выглядит еще более самодовольным; вот еще одна фотография Тома, который выглядит хорошо в своем костюме, но тоже самодовольный. И все это время тело А Гуана находится всего лишь в нескольких футах от меня. Я почти чувствую холод его ауры, распространяющийся по спине, и мне приходится постоянно сдерживать себя, чтобы не повернуться и не посмотреть на него.
Когда Том приближается к алтарю, его улыбка гаснет. Ах. Он замечает своих друзей и изо всех сил старается сохранить ухмылку на лице, но его глаза становятся пепельными, пока он рассматривает их помятые смокинги, их солнечные очки и их шатающиеся тела. Он встает рядом с ними.
– Какого хрена, ребята? – спрашивает он, его губы все еще растянуты в фальшивой улыбке. – Серьезно, какого хрена?
Шафер рядом с Томом поворачивается и смотрит на него с открытым ртом. Проходит несколько мгновений, прежде чем до него, очевидно, доходят слова, и он спрашивает:
– Что?
– Невероятно, – ругается Том. – У вас, ребята, большие проблемы.
Я сглатываю. Тома отделяет от тела А Гуана только семь шаферов. Он так близко к нему. Когда он наклоняется вперед, чтобы посмотреть на неровную шеренгу шаферов, мое сердце сжимается так, что я почти теряю сознание. Но Том лишь усмехается и качает головой, после чего выпрямляется.
Музыка стихает, и тамада произносит:
– А теперь, дамы и господа, давайте поприветствуем подружек невесты!
Начинает играть ре-мажорный канон Пахельбеля, и выходит первая подружка невесты.
Пока все взгляды обращены на нее, я единственная замечаю, что голова первого шафера медленно опускается вниз, а затем снова поднимается вверх. О нет. Похоже, он вот-вот заснет.
Я подхожу ближе к Тому, и, когда оказываюсь на расстоянии вытянутой руки, шепчу ему:
– Том, я думаю, нам нужно отпустить твоих шаферов.
Он смотрит на меня, как на раздражающую мушку:
– Ага, и церемония будет проходить без друзей жениха, а я буду выглядеть, как какой-то гребаный неудачник? Этого не случится.
– Посмотри на них. Они едва держатся на ногах. – Я киваю в сторону шаферов, и по крайней мере трое из них сильно качаются. Черт, и один из них держит А Гуана. Если он упадет…
– Если они упадут, это будет кошмар, – шиплю я, и мой голос взлетает от паники. – Это все испортит! – Например, мою жизнь.
На лице Тома мелькает неуверенность, но потом он поднимает подбородок, и его челюсть упрямо сжимается:
– Если они упадут, я их засужу.
Засужу их? Как вообще работает его извращенный маленький ум? Засудить своих собственных друзей? То есть, конечно, с его точки зрения, друзья сильно его подвели, но все же это не очень хорошая причина для того, чтобы позволить этому продолжаться и разрушить собственную свадьбу. Он пытается досадить им, причиняя себе вред. Тут меня вдруг осенило, что это даже не вина шаферов.
Четвертая тетя – та, кто напоила их до беспамятства. Мне с этим разобраться, но как? Я достаю свой телефон и набираю номер.
– Аплодисменты нашим великолепным подружкам невесты, – объявляет ведущий, и в его голосе звучит явное облегчение от того, что ни одна из них пока что не выглядит пьяной.
– Алло? Мэделин? – отвечает на звонок организатор свадьбы. – В чем дело? Разве ты не на службе?
– Нам нужно убрать этих друзей жениха со сцены.
Она вздыхает.
– Да, похоже, они действительно пьяны, эти говнюки. Не знаю, как мы можем это сделать, не прерывая церемонию.
Четвертая подружка невесты уже идет к алтарю. У меня нет времени.
– Попроси ведущего объявить об этом, сделай так, чтобы казалось, что таков план, чтобы все это время на сцене были только жених и невеста. Пусть он скажет типа: «А теперь подружки невесты и шаферы уйдут, чтобы жених и невеста могли остаться на сцене вдвоем».
– Ха. Это может сработать. Да. Хорошая идея. Я сообщу ему. – Боже, эти ублюдки, они выглядят так, будто вот-вот упадут.
Она вешает трубку, и я выдыхаю. Пожалуйста, пожалуйста, пусть это сработает. Пусть женихи продержатся достаточно долго, чтобы сойти со сцены.
Конечно, как только спустятся, неизвестно, что случится с А Гуаном, но будем решать проблемы по одной. Когда последняя подружка невесты занимает свое место у алтаря, наступает ожидаемая тишина. На индо-китайских свадьбах к началу церемонии жених и близкие родственники обычно уже видели невесту, но остальные гости свадьбы еще нет. Ведущий выкрикивает:
– А теперь! Момент, которого вы все ждали! А вот и наша прекрасная невеста, Жаклин Виджая!
Она огибает угол и грациозно идет к алтарю. Она выглядит как королева. Ее платье мягко развевается на ветру, делая ее неземной, а за кружевной вуалью ее лицо сияет. Но когда я приближаю кадр, чтобы сфотографировать ее, то вижу, что ее улыбка вынужденная, а подбородок слегка дрожит. Танте Йохана говорит ей что-то, и она слегка кивает.
Вдалеке я вижу, как свадебный распорядитель бежит к ведущему и что-то шепчет ему. Он хмурится и качает головой. Мое сердце замирает. Он отказался сделать объявление, чтобы шаферы и подружки невесты покинули сцену. Организатор свадьбы говорит что-то еще, жестикулируя, ведущий смотрит на сцену и вздрагивает, когда его взгляд падает на шаферов. Жаклин выходит на сцену, обнимает обоих своих родителей, а затем поворачивается к лицом к Тому, который ухмыляется ей.