Черт, он что? Решил продолжить?!
Нет, ну, что за дурак?! Я чуть в голос это не сказала, когда поняла, что Соколов снова открывает рот. Нет, я понимаю, что у него гордость ущемлена, и трусом выглядеть не хочется, и еще куча причин у него есть попытаться сохранить лицо, но…
Но с каких пор бравада стала сильнее инстинкта самосохранения???
– Простите, не думал, что вас заденет этот невинный вопрос, – надменно выдавил из себя Виктор Павлович, кривя один уголок тонких губ в улыбке.
– Ти бл…бЭссмертный чИто ли? – едва слышно изумился Хабиб, вскидывая брови и собирая лоб гармошкой.
– Хаб…– жалобно выдохнула я, толкая его под столом в бедро, чем моментально переключила внимание Сатоева на себя.
– Руку там, гИде сейчас ударила, оставь и молчат буду – пуст хот чИто порит, – тут же нашелся Хабиб, жарко зашептав мне на ухо и скалясь.
Невольно хихикнула над подобной наглостью и зашептала в ответ, делая вид, что совершенно случайно при этом задеваю губами мочку его уха.
– Ещё чего! Убивай – мне не жалко, только не в доме, нам еще залог возвращать…
На этот Хабиб отклонился и уставился на меня такими засиявшими глазами, полными то ли похоти, то ли восхищения, что на мгновение я вовсе потерялась в пространстве, пропуская мимо ушей нудный голос Виктора.
– …помнишь, Мадин?
– Что-о? – среагировав только на своё имя, я медленно повернула голову к Соколову, с трудом отлепляя поплывший взгляд от Хабиба.
Виктор недовольно скривился, задетый моим невниманием, и подался через стол, упирая локти в столешницу.
– Ты обещала инструктором моим побыть, Мадь, – он пытался говорить дружелюбно, но голос так и звенел более высокими враждебными нотами, – Я тут в шаттле места заказал как раз через полчаса. Думаю, пора тебе собираться…
– МИ пешком до склона дойдем, спасибо, – тут же вставил Хабиб, и тяжеленная ручища вновь упала мне на плечо, ощутимо вдавливая в стул.
– Мы? Ты кататься пойдешь? – удивилась я.
– А чИто еще тут делать? Мне тут один ДПСник знакомый отписался, чИто перевал только к ночи откроют в лучшем случае. КАнечно с тобой пойду, – Сатоев смотрел почти ласково и улыбался.
Странное чувство у меня вызывал это взгляд. Словно под ложечкой тянет… И рука еще эта на плечах…Уже почти привычно…
– Там в гору! – парировал Виктор, – Зачем девушку в гору по сугробам тащить?!
– ДАнесу, если надо, – отмахнулся от него Сатоев, продолжая смотреть только на меня. И гораздо тише и интимней, – Давай, Мадинка, и правда иди- одевайся. Кататься будем…
– Неужели умеешь? – кокетливо пропела я. Ничего не могла с собой поделать.
Хабиб только усмехнулся и закатил глаза. Видимо, это было: "А тИ сомневаешься?"
Я не сомневалась…
Не помню, когда ещё собиралась в такой лихорадочной суете. Краситься или нет?
Обычно я не крашусь на склон, и на мне будут очки, и балаклава, и что там видно вообще? Но я ведь всё это и снять могу. В кафе, например, когда зайду, или чтобы попить глинтвейн…
Нет, не буду краситься…
Нет, хотя бы ресницы…
Черт, тушь не водостойкая, а если потечет? Может, губы только тогда? Определившись, быстро покрыла рот розовым блеском. Или и ресницы? Усилием воли заставила себя все-таки отложить тушь…
Дальше – проще…
Практичное уродское термобелье или трикотажная тонкая кофточка с V- образным вырезом, так удачно подчеркивающая грудь? Нет, тут даже думать не о чем…
Конечно, вырез! И бюстик пуш-ап…Лишь бы только на склоне не расстегнулся. В минутном замешательстве покосилась на взятые с собой спортивные топы, делающие меня плоской доской, и решительно задвинула ящик с этим удобным антисексом. У меня отпуск в конце концов, а не силовая тренировка…
И обязательно духи!
Нанесла ароматные капельки на запястье, шею, чуть в волосы и последний штрих – между грудей… Вроде бы все – можно идти кататься.
Хорошо, что горнолыжный комбинезон у меня был всего один, иначе я бы и с выбором верхней одежды провозилась полчаса. Смутно понимала, что плохо, что он канареечного цвета. Ровно тон в тон как калоши, которые мне купил Хабиб. Догадывалась, что он поржет, только не до конца понимала, почему…Ну и черт с ним, пусть скалится, сколько душе угодно. Закрутила волосы в практичную гульку, натянула на шею балаклаву и с замирающим от волнительного предвкушения сердцем поторопилась вниз.
В холле царила полная неразбериха. Кто-то приходил, кто-то уходил, кто-то стоял и болтал прямо посередине гостиной, не обращая внимания, что его постоянно задевают лыжами, палками или сноубордами. Кто-то смазывал доски, кто-то подкручивал крепления…Большинство ребят приехало уже со своим снаряжением, я же решила воспользоваться прокатом. Так что мне, кроме шлема, тащить в гору, к счастью, было нечего.
Хабиб ждал меня на улице вместе с Ирой, Юленькой и Юрой. Ребята в голос смеялись, докуривая свои сигареты. Только Сатоев не курил, и в черных глазах его я читала легкое осуждение, которое он пытался скрывать. Особенно при взгляде на дымящих девушек. Традиционное воспитание, которое у него явно было, плюс спортивное прошлое не могли пройти даром – увлечение табаком он точно не одобрял. Невольно порадовалась, что у меня нет этой вредной привычки, хотя могла бы быть… Я часто в своей жизни делала что-то назло семье, курить пробовала, но…Мне просто не понравился вкус. Повезло.
– А вот и я! – крикнула ребятам, подходя ближе.
Шея тут же словно задеревенела, отказываясь поворачиваться в сторону Хабиба. При этом периферическое зрение показывало чудеса возможного радиуса охвата, без проблем четко беря Сатоева в фокус. Будто у меня в роду были стрекозы, или у кого-то там еще обзор на триста шестьдесят градусов?
– Мадь, ну тебя как за сме..-начал канючить Юра, отталкиваясь от крыльца, на которое опирался, и прицельно стреляя окурком в урну.
И тут кто-то заржал. Очень громким, хрипловатым басом. Я закатила глаза, делая вид, что бесит, но внутри пружиной раскрутилось теплое, бурлящее веселье. Потому что я знала, что так будет!
Сатоев, господи, ну нельзя быть таким предсказуемым! И что вообще за реакция на салатовый цвет?
12.
Мы уже отошли от нашего гостиничного комплекса и месили ботинками придорожный слякотный снег, а Хабиб всё не переставал улыбаться в бороду, искоса поглядывая на меня. Как-то само собой вышло, что мы с ним оторвались от остальных, не нагруженные снаряжением, и сейчас шли впереди только вдвоем по узкой пешеходной тропинке вдоль дороги.
На улице были комфортные +3, солнце жарило прямо в лицо как сумасшедшее, белоснежный снег вокруг ослепительно блестел и звонкий горный воздух наполнял легкие колким, хрустальным счастьем. Единственное, о чем я жалела сейчас в своей жизни – это о том, что так и не накрасила ресницы…
Разговор не клеился, да мы и не пытались особо. Обычно ощущение идущего рядом малознакомого человека очень неуютно. Но все эти хитрые сытые улыбки Хабиба, откровенно заинтересованные взгляды, искоса бросаемые в мою сторону, итак заполняли собой всё окружающее пространство, не давая ощутить дискомфортную пустоту.
Вот только до жути хотелось спросить про канареечный цвет. И еще почему-то что-нибудь про детство. Не знаю, если мне человек интересен, я люблю такие разговоры. Обычно то, с чего твой собеседник начинает свой рассказ, очень ярко его характеризует. А Хабиб мне интересен был…
С виду ходячий набор стереотипов – он постоянно вылезал дальше этих рамок, словно ему было тесно в них, и, казалось, сам же себя в них обратно запихивал. На первый взгляд Сатоев не казался глубоким человеком, сильно напоминая моего бывшего мужа, простого как боксерская груша. Но это только на первый. Вторым же я украдкой поглядывала на него прямо сейчас.
Чем ближе мы подходили к горнолыжке, тем больше людей становилось вокруг. Шумных, разноцветных как стайка экзотических птиц, румяных и веселых. И мызука задолбила в уши, делаясь громче с каждой секундой. Внутри кольнуло смутным сожалением. Стало жаль, что мы так быстро пришли- мне нравилось идти с ним в тишине. И еще эта чудесная погода с ультрамариновым, девственно чистым небом над головой…
Снег не идет, а значит перевал откроют быстро…
Это что же? Я выиграю машину? Грустно улыбнулась своим мыслям. Нет, я не настолько бессовестная, чтобы требовать такой дорогой подарок по сути ни за что. Глупый спор. Так, подшучу только напоследок…
– Ну, с дЭтьми может и не спишь, Мадин, но кое-кто из увядающего поколения явно не прочь, – вдруг ворвался в мои мысли Хабиб. Так неожиданно, что я оторопела и поначалу вообще не поняла, о чем речь.
– Ты о чем?
– О Викторе твоём, – хмыкнул Сатоев, на ходу глубже засовывая руки в передние карманы джинсов.
–А-а-а, – протянула я, не в силах скрыть разъезжающуюся на губах улыбку.
Это что? Ревность что ли? Интересно…От необходимости сразу что-то отвечать меня избавила небольшая компания сноубордистов, поравнявшаяся с нами и вынудившая посторониться.
– Увядающего? – переспросила невинным голосом, – У Виктора ведь с тобой разница лет пять наверно, Хабиб. Тебе вот сколько? Ему сорок три…
Чуть в голос не засмеялась от того, как от возмущения у него лицо перекосило. И морально приготовилась к жутчайшему акценту. Но Хабиб удивил. Опять. Он лишь на мгновение нахмурился, а потом расслабленно заулыбался.
– Тридцат шЭст. И я точнА в сорок буду выглядЭт лучше, – резонно заметил он.
Мне осталось только закатить глаза.
– Ты устаешь себе льстить когда – нибудь?
– НЭ испытываю такой потрЭбности – уставать. Так у тЭбя с ним ничего? А то так взъелся…
– Нет, не было и не будет, – ответила честно, не видя смысла врать, – Мне приятно его внимание, оно ненавязчивое, но в общем это всё…
Сатоев кивнул, о чем-то задумавшись. А мы тем временем уже вышли к первому подъемнику и синхронно свернули к небольшой торговой галерее, состоящей из симпатичных деревянных домиков, выискивая надпись "прокат".