Всё. Я больше не могла!
– Так, Витя, пошли, – буркнула я, тоже перехватила рукав своего тут же засиявшего довольной ухмылкой одногруппника, и, больше ни на кого не смотря, потащила его к выходу.
– Эй, Мадь, ну тИ чё??? – прогремело мне грозное в спину.
– НичЁ! – гаркнула я и от души захлопнула за собой дверь.
13.
Учебный склон был к нам ближайшим, так что долго зло топать в его сторону не пришлось. Сначала я шла быстро, инстинктивно напрягая спину в ожидании, что в нее сейчас врежется грозный оклик Хабиба, а то и вовсе к земле прибьет внезапно опустившаяся тяжеленная рука. Но ничего подобного не происходило. Кроме пыхтения Виктора, неудачно перехватившего свой борд и сейчас на ходу пытавшегося это исправить, меня никто не доставал.
Горный козел… Конечно, зачем напрягаться, если есть Юленька, да?
Переобулись мы в теплухе у самого подъемника. Пока Виктор стоял в очереди за ски-пассами, я взяла нам два глинтвейна, и медленно, по глоточкам отпивала горячий пряный напиток, пялясь на дверь проката вдалеке. Оттуда так никто и не выходил…
Видимо, до сих пор подбирали Хабибу лыжи…
Или Сатоев уже трахал Юленьку прямо на кассе…
Мда…
Услужливое воображение очень живо нарисовало картину, как активно, двигаясь словно поршень, трудится чья-то волосатая задница в канареечных штанах между раздвинутых белых женский ног в лыжных ботинках, как искусанные губы Юленьки распахиваются от хриплых криков, и я чуть не поперхнулась.
Усилием воли отскребла взгляд от двери проката и перевела его на подходящего к кассам Виктора, ощущая, как в уголках глаз зло и влажно печет.
Настроение упало до нуля и грозилось вот-вот пробить отметки со знаком минус. Надо было срочно брать себя в руки, что я и попыталась сделать. Улыбнулась Виктору, уже идущему ко мне с купленными ски -пассами, рывком допила глинтвейн, выкинула стаканчик в урну и решительно направилась к кресельным подъемникам.
Обычно это один самых приятных, запоминающихся для меня моментов.
Первый подъем. Когда перед тобой расстилаются горы, тебя тянет вверх, и ты становишься чуть ближе к ультрамариновому небу, кресло немного качает, тросы характерно скрипят, а под ногами несколько метров и белоснежный нетронутый снег.
И тебя охватывает предвкушение. Щекочущее и сладкое. Ты видишь других людей, рассекающих горные склоны и ощущаешь на своём лице фантомный ветер скорости и снежную пыль, которые вот-вот станут настоящими. Мышцы непроизвольно напрягаются, готовясь к нагрузке, в кровь выстреливает адреналин. Величие гор захватывает дух, организм мобилизуется…Обычно.
Но сейчас я не ощущала ничего. Мне было серо. Во рту собрался горьковатый привкус, хотелось спрыгнуть с кресла и пойти домой.
Добравшись до ученической трассы, мы пристроились в сторонке, чтобы была возможность спокойно постоять и пройтись по теории. В принципе с Виктором было легко. Он был отличным лыжником и, хоть техника здесь была совершенно другой, это помогало.
К тому же Соколов находился в неплохой физической форме. У него были проблемы с поиском баланса, как у всех новичков, но задний кант Витя почувствовал довольно быстро.
Главный минус – он был нелегкий, высокий мужчина, а я – хрупкая и мелкая. Так что уберечь Виктора от падений, когда брала его за руку, чтобы поддержать, не было никакой возможности. Мы закономерно валились в снег уже через минуту.
Виктору было смешно. Он хохотал как в детстве, задорно и громко, а главное заразно. Постепенно я тоже расслабилась. Всё-таки слишком любила я это всё. Снег, солнце, горы, смех…Щеки раскраснелись, стало жарко, по спине скатывался пот, а ведь не прошло и полчаса. Я катилась около Виктора, крича ему свои замечания. Он постоянно падал, смеясь и что-то рассказывая. Я умничала, улыбаясь, в ответ. И с каждым разом Соколов чувствовал себя уверенней, показывая, какой он хороший ученик, или я –отличный учитель.
Так, добравшись до середины трассы, мы решили попробовать с ним перекантовку.
Я скинула свой борд, воткнула его в сугроб, и взяла Виктора за руки, наставляя. И опять уже через пару секунд оказалась лицом в снегу, придавленная увесистой тушкой Соколова. Виктор заржал, пытаясь сползти с меня и подняться. Я захохотала с ним вместе, ворча и отплевываясь.
Повернула голову в сторону подъемника, ведомая каким-то шестым чувством, и замерла.
Я не могла разглядеть лица на таком расстоянии, тем более его выражения. Но канареечные штаны я разглядела замечательно. И что огромный как скала мужик в этих штанах повернул голову в мою сторону, тоже видела очень хорошо. Вдоль позвоночника пробежал табун мурашек, и я злорадно улыбнулась, зная, что моего лица Хабибу тоже не разглядеть. Зато вот то, что на мне разлегся Виктор и счастливо ржет, он видел отлично.
Вот и подавись, Мансурович!
Не была я убеждена, что Сатоеву не все равно, где и под кем я валяюсь. Но верить, что его эта картина выбесила, до жути хотелось.
Правда, настроение опять мгновенно скатилось в грустно- меланхолическое. Мой огонь, покачиваясь на тросе, уезжал сейчас вверх в кресельном подъемнике в обнимку с мелкой сучкой- Юленькой.
А валяться в снегу, конечно, весело…
Но именно с Виктором не так уж для меня и интересно…
Ну вот зачем я туда посмотрела, а? Отпихнула от себя Соколова, уже не улыбаясь.
– Нет, Вить, давай пока на заднем до конца доедешь. Потом с передним решим…– пробормотала рассеянно, вставая и отряхиваясь. Вытащила борд из сугроба, закрепила ботинки.
– Все, я полетела. Жду внизу, – махнула Соколову рукой и, не дожидаясь ответа, покатилась вперед.
***
Уныние – моё второе имя.
Борд легко скользит по пухлому, немного тяжелому снегу, колкая снежная пыльца щиплет лицо, солнце слепит даже через очки, и ощущение полета почти что можно ухватить рукой.
Но мне плевать – мне грустно.
Специально не позволяю себе разогнаться, лениво перекантовываясь и вихляя по всей трассе. Хочется погрузиться в свою ревнивую боль, а на высокой скорости это сделать сложнее. Поэтому я медленно скольжу вниз, погружаясь в себя.
Обычно это совсем на меня не похоже. Ну, во-первых, стандартная Мадина накостыляла бы Юленьке еще в прокате, популярно объясняя чей джигит. И Хабибу бы тоже высказала все сразу, а не стала бы убегать. Только вот смысла в этом не было. Погода отличная, дорогу чистят, и, возможно, Сатоев уедет уже через пару часов…Какой смысл ссориться с Юленькой, выставлять себя перед одногруппниками в сомнительном свете, если это ничего не даст все равно. И поэтому я ушла…
Вот только эти пару часов веселее было бы вместе, наверно…
Тяжело вздохнув, я резко ушла в поворот, переходя на передний кант. И тут же перед глазами выросло что-то огромное и красное, мельтешение, чей-то крик, скрип. И лыжник-новичок со всей дури врезается в меня, снося с трассы. Палка больно проходится по плечу, в живот попадает чужое колено, борд вылетает из-под ног. Не успев еще толком ничего понять, я оказываюсь задницей в снегу и хлопаю ошалевшими глазами, рассматривая растянувшегося рядом лыжника. Паренек поднимает голову со слетевшими набекрень очками и виновато улыбается.
– Простите! Не думал, что повернете!
– Да ладно, – отмахнулась я.
Быстро осмотрела себя на предмет повреждений и, убедившись, что цела, перевела взгляд на пытающегося сесть паренька. У того дела, кажется обстояли похуже. Одна его лыжа улетела в сугроб, вторая оказалась под задницей, неестественно выворачивая ногу.
– Ты как? Помочь? – я с сомнением оглядела кряхтящего парня.
– Да нет, все отлично, – он всё-таки сел. Стер перчаткой налипший на лицо снег и улыбнулся шире, – Я Артем, кстати. Приятно познакомиться.
Широкая ладонь в лыжной перчатке потянулась ко мне. Ничего не оставалось как пожать. Артем сосредоточил на мне излучающие жгучий интерес глаза. И стало как-то неловко. Парень был очень симпатичный, но очень молодой, такой бы больше подошел как раз Юленьке, а еще у него было такое выражение, что он вот-вот ляпнет какую-нибудь глупость наподобие " будь моей Снегурочкой, я – твой дед Мороз"…
– Не лучшее место рассиживаться, на самом деле. Надо уползать с трассы, – пробубнила я в ответ, отнимая у парня свою руку.
Артем недовольно нахмурился, ощутив исходящий от меня холодок. А потом резко вскинул взгляд поверх моей головы. И его лицо…Оно вмиг изменилось. Рот начал некрасиво приоткрываться, искажаясь маской испуга. Зрачки расширились, брови взлетели наверх.
Счет пошел на миллисекунды…
Я уже слышала скрежет разрезаемого рыхлого снега за спиной, чей-то испуганный крик завис в воздухе, растягивая время.
Ма-а-ади-и-н-н…
Я оборачивалась словно в замедленной съемке. Мозг посылал по нервным окончаниям панические сигналы, что кто-то несется на меня сзади прямо сейчас, но атмосфера стала вдруг такой плотной…Я просто не могла двигаться быстрей!
Я пыталась. Честно!
Видела, как тянутся ко мне руки этого паренька Артема в каком-то совершенном бесполезном, неуклюжем жесте. Как сам он клонится вбок, уходя с траектории несущегося на нас человека. Попыталась сама отклониться, нагибаясь и прикрывая голову. Зажмурилась…
Рывок, и в шею больно врезалась собственная куртка, чуть не перебивая гортань, а лицо через мгновение погрузилось в мокрый обжигающе холодный снег. Сверху упало что-то невероятно тяжелое и горячее. И запах… Даже лежа носом в сугробе я ни с чем не могла перепутать этот пряный, такой мужской запах.
Мозг завис, не понимая, что здесь делает Хабиб, и почему он буквально похоронил меня под собой!
Да и некогда было думать. В следующую секунду в нас что-то врезалось справа. Удар тупой болью разлился по телу. Стало совсем нечем дышать. Крик, мат, хруст, звук падения и протяжный болезненный стон какого-то мужчины.
Хабиб чуть привстал, и я жадно глотнула воздух, пытаясь прийти в себя. Оторвала свое лицо от сугроба. И первое, что увидела, проморгавшись, был подвывающий от боли Виктор в паре метров от меня, схвативший обеими руками неестественно изломанную левую ногу.