– Да?! И кто?! Как зовут?! Твой одногруппник? Местный? Турист? Сколько ему? Он свободен?! Он…
– Лей! – шикнула я на нее, хмурясь. Оторвалась от стены, повернула голову и…
Взгляд наткнулся на стоящего рядом Хабиба, лениво облокотившегося плечом о ту же стену, что и я, и с интересом за мной наблюдающего.
– Прекрати…– моментально севшим голосом продолжила я.
Сестра не слушала – все так же увлеченно обстреливала вопросами в трубку, так что я ее немного отняла от уха и робко улыбнулась подходящему ближе Сатоеву.
– Родня? – он кивнул на телефон в моей руке, останавливаясь в каких-то паре шагов.
– Сестра, – кивнула я, прикрывая динамик ладонью.
– М-м…– протянул Хабиб и сделал ещё шаг ко мне, – БыстрЭй давай…
Мгновение, и его рука уже обвила мою талию, впечатывая в мужское тело. Хабиб наклонился и легко поцеловал меня в шею, чуть пониже уха. Потом еще раз, настойчивей. Потеревшись щетиной о чувствительную кожу, провел горячим влажным языком вдоль бешено запульсировавшей венки, словно слизывая ритм.
Мое дыхание оборвалось, вырываясь сдавленным вздохом. И я непроизвольно обмякла, подставляясь сильнее и прикрывая глаза.
– Слушай, извини, мне пора…– промямлила сестре в трубку.
Лейла тут же ошарашенно смолкла – обычно мы с ней болтали минимум по полчаса.
– Поздравляю… еще раз! Чтобы это был твой самый лучший год! Всех… поцелуй от меня, пока! – и отрубила вызов.
– МАлАдЭц, – хмыкнул Хабиб мне в губы, перехватывая за шею своей огромной ладонью. Провел большим пальцем по губам, оттянул нижнюю, глядя мне в глаза, подался ближе и коротко, но глубоко поцеловал.
Вкус его кожи, слюны и почему-то мандаринов взорвался на языке, окончательно пьяня.
– К тЭбе пошли, – хрипло предложил Хабиб, чуть отстранившись и упираясь лбом в мой лоб, – Там встрЭтим.
– А речь? Куранты? –я растерялась.
– На кой тЭбе речь? ХочИшь, я толкну, – немного раздраженно фыркнул Сатоев, – А куранты…Будильник завЭдем.
– А салют? – я не сдавалась. Пропустить Новогоднее застолье казалось настоящим кощунством и не укладывалось у меня в голове.
– Из окна пАсмотришь, – отрезал Хабиб, рывком оторвал меня от стены и потащил в дом.
Притормозил только у накрытого в гостиной стола, чтобы взять с него пару бокалов и бутылку шампанского.
С каждым шагом становилось жарче. Тело ощутимо лихорадило в предвкушении. Казалось бы, ничего еще не происходит. Но то, как близко, след в след, шел Хабиб, как затылок покрывался мурашками от его долетающего горячего дыхания, как его запах и теплая, давящая аура плотно окутывали меня, порождая ощущение фантомных прикосновений- все это буквально сносило меня, делая ноги ватными, а дыхание неглубоким и частым. Только сейчас ощутила, что немного пьяна. От шампанского голова была тяжелой, мысли притормаживали, и все происходящее казалось сном, отбрасывающим условности.
В голове обрывком всплыл голос Хабиба, говорящий, что завтра утром перевал откроют, и тут же растаял в мареве других ощущений, оставляя лишь горьковатый, режущий по-живому след.
Толкаю дверь дрогнувшей рукой. Краем глаза улавливаю, как Хабиб опирается ладонью о дверной косяк, пропуская меня первой и одновременно подбираясь совсем близко. Захожу в темную комнату, до сих пор хранящую пряные интимные запахи, сейчас едва уловимые, но от того лишь еще более будоражащие. Словно мы навсегда оставили здесь частичку себя. Оглядываюсь на Хабиба, застрявшего в дверном проеме, и вижу, как он копошится в телефоне.
– БудЫльник ставлю, – поднимает он на меня немного насмешливый и тягучий взгляд.
Я киваю и тянусь к выключателю, но Хабиб накрывает мою руку своей и не дает включить свет.
Вместо этого переплетает наши пальцы и крепко обнимает со спины. Позади скрипит дверь, хлопок, и полоска света из коридора исчезает, оставляя нас в густой вязкой темноте. Моргаю, пока глаза не привыкают, и льющегося из окна желто-сиреневого света становится достаточно, чтобы видеть очертания предметов в комнате.
Снова закрываю глаза, потому что Хабиб целует меня в шею, царапая бородой и проводя влажным языком по коже. И от того по нервным окончаниям растекается трепет. Хабиб делает это медленно, но уверенно, будто у него есть право на все, что сейчас произойдет. И меня это так подкупает. Хочется забыться, довериться, расплавиться здесь и сейчас. Под ним и для него.
Разворачиваюсь к нему, чтобы помочь раздеться. Сама тянусь к губам, становясь на цыпочки, обвиваю шею одной рукой, повисая на нем. Нетерпеливо тяну свитер вверх, задираю руки, чтобы Хабиб снял мой, пячусь к матрасу со скомканными простынями на полу.
В голове мелькает мысль, что надо было бы хоть поправить… И исчезает, когда становлюсь перед ним на колени и дрожащими пальцами расстегиваю ширинку. Поднимаю вверх глаза, когда моя ладонь обхватывает налитый член сквозь хлопок боксеров, и встречаюсь взглядом с Хабибом. Он не улыбается сейчас. Черные глаза горят сдерживаемым напряжением, черты лица заостряются, выглядя еще более сурово, грудная клетка заметно поднимается на каждом вдохе. Тяжелая ладонь ложится мне на голову и слегка небрежно треплет по волосам. Шероховатые пальцы задевают щеку в скупой ласке. Легкое, но ощутимое давление на макушку, я опускаю глаза и смотрю прямо перед собой.
Стягиваю боксеры по его массивным бедрам, высвобождая член. Ловлю качнувшуюся передо мной крупную головку губами и мягко втягиваю в себя. Пальцы Хабиба сильнее зарываются мне в волосы, рассеянно гладят чувствительную кожу головы. Над макушкой проносится его протяжный хриплый вдох. Прикрываю глаза, ощущая, как почти сразу начинают болеть щеки, и как много его вкуса во рту. В голове мутнеет от постоянных покачиваний, рука сама тянется к промежности, и я начинаю себя гладить через одежду, нажимая на шов джинсов между ног. Хабиб чуть давит мне на затылок, наклоняется, чтобы достать колышущуюся грудь, сдавливает ее, перекатывает сосок между пальцами, отчего вниз живота болезненно и остро простреливает.
– Хватит, – отрывисто бросает Хабиб, перехватывая меня за волосы и отстраняя от себя.
Я послушно выпускаю изо рта член и поднимаю на Хабиба расфокусированный взгляд, вытирая мокрый от слюны подбородок и припухшие губы.
Его помутневшие, полуприкрытые отяжелевшими веками глаза, кривая, напряженная улыбка, небрежный кивок, и я стягиваю с него джинсы и белье до конца. Руки дрожат. Кожу ладоней, пальцы щекочут грубые волоски на его ногах, опаляет прикосновениями к горячему, твердому как камень телу. Во рту вязкая слюна, его терпкий вкус и хочется продолжить…
Но Хабиб разворачивает меня за плечо и толкает на матрас. Машинально выставляю перед собой руки и оказываюсь на четвереньках. Тут же выгибаюсь, потому что он с силой проводит ладонью по моему позвоночнику словно кошку гладит. Его рука как кипяток ошпаривает покрывшуюся мурашками кожу. Странное, томительное ощущение сладкой беспомощности накатывает волнами. Чуть затихает, а потом снова накрывает с головой.
Хабиб оглаживает мою задницу каким-то очень хозяйским движением. Целует, наклоняясь, в обнаженное плечо, проводит ладонью по втянувшемуся животу, расстегивает ширинку и стаскивает с меня джинсы сразу с бельем.
Пробирает острая лихорадочная дрожь, когда он ребром ладони проходится меж половых губ, размазывая выделяющуюся влагу. Слышу его одобрительную хрипловатую насмешку и сильнее прогибаюсь в пояснице, прикрывая глаза. Воздух холодит голые бедра, нижняя часть тела немеет – я очень остро ощущаю, что обнажена и доступна, что мужское дыхание призрачным теплым ветерком долетает до ягодиц, что Хабиб смотрит на меня.
Его большие, шероховатые руки вновь проходятся по моим плечам, ребрам, задевают грудь, живот, крепко обхватывают бедра. И я охаю, когда он опускается и целует меня прямо в промежность, глубоко и быстро, будто в губы. Всхлипываю, опуская голову на пол и подставляясь сильнее. От пронизывающей нетерпеливой дрожи вдоль позвоночника выступает первая испарина. Хабиб отстраняется и, судя по характерному шуршанию одежды, а потом фольги, возится с презервативом.
– Ирка твАя нашла, – хрипло бормочет он, предвосхищая вопрос. Перехватывает меня покрепче за бедра.
– Я знаю, – сиплю в матрас, улыбаясь.
И плаксиво стону, когда член касается половых губ и вдавливается между. Сначала медленно, но меня все равно колотит. По телу струится лихорадящий ток. Пальцы непроизвольно скребут, комкают смятые простыни. Сильнее лбом упираюсь в матрас, ощущая, как он меня сладко и болезненно растягивает. Между ног горит. И зудит первобытной, инстинктивной потребностью. Чтобы ещё. И ещё- и ещё – и ещё.
Хабиб быстро наращивает темп, пошлыми шлепками ударяясь об меня бедрами и тяжелой мошонкой. Его шумное дыхание покрывает спину влажным жаром. Правая ладонь сминает ягодицу, оттягивает, и я всхлипываю, когда чувствую, как он давит большим пальцем на анус. Зажимаюсь на секунду, но Хабиб что-то недовольно шипит, и я заставляю себя расслабиться и не мешать ему. Кусаю губы, неглубоко дыша, ощущая, как он проникает внутрь, слишком твердый и болезненно шершавый.
По ногам растекается ватная слабость, ощущение тонкости перегородки между очень острое. И неожиданно это странно заводит. Тем более, что больше Хабиб не делает пока ничего – просто держит крепче, интимнее, будто натягивая на себя.
Толстый член ритмично растягивает набухшие тугие стенки лона, и это чувство пошлости на грани для меня…Я начинаю громко стонать, ощущая, как внутри вдруг стремительно скручивается пульсирующий узел, как чувственное напряжение давит, рискуя рвануть. То подаюсь сама, увеличивая амплитуду, то замираю, напрягая мышцы и жадно впитывая все ощущения. И потом опять подаюсь, быстрей и быстрей, ощущая близкий финал.
Шиплю от уже вполне реальной боли, когда Хабиб вдруг проталкивает в меня второй палец, растягивая сопротивляющееся мышечное кольцо, и ощутимый дискомфорт сотрясает тело ознобом. Дергаюсь, пытаясь увернуться, стону. Бесполезно – держит крепко и только наваливается сильнее. Так, что колени впиваются в пол, а спину придавливает чужой горячей тяжестью.