– ТЫше…Тш-ш-ш…-хрипит Хабиб мне в ухо.
И его низкий тембр настолько пропитан похотью, что я только неосознанно киваю, закрыв глаза, и обмякаю под ним, позволяя. Его левая рука скользит по моему бедру к животу, спускается ниже. Грубоватые пальцы накрывают половые губы, гладят, раздвигают и дотрагиваются до ноющего клитора. С моих губ срывается гортанный, какой-то совсем звериный звук, и я вжимаюсь ягодицами в мужской пах, насколько это возможно. На коже выступают крупные капли пота, тело горит. Я вся горю, кажется, когда он ритмично двигается во мне, одновременно гладя клитор и разминая мышечное колечко пальцами. Становится невозможно не стонать, невозможно не извиваться, не подаваться бедрами навстречу, не дрожать. Какая-то отупляющая пульсирующая потребность до красных пятен перед закрытыми глазами. С языка вперемешку со всхлипами начинает срываться одни обрывочные ругательства.
– Да…сук-а-а-а…да…бля-а-а…Да-а-а…
Лоно конвульсивно сжимается и…Хабиб вдруг резко выходит, оставляя меня с убийственно неправильным ощущением пустоты внизу живота.
С губ уже было срывается протестующий стон, но замирает, когда ануса касается что-то холодное и водянисто-силиконовое. Я вся замираю, боясь вздохнуть, пот на теле моментально ощущается холодным, дрожь сменяется ознобом.
– Хаби…я…
– Нормально Усе, – его тихий голос вибрирует напряжением.
Поцелуй в висок, потом шею, ощущение, как мужская волосатая грудь, трётся об мою спину, чуть придавливая к полу. Его губы на плече, задерживаются между лопаток, вычерчивают там что-то языком. Я хрипло и слегка удивленно стону от остро- тонкого удовольствия. Потому что это вдруг очень приятно. Никогда не знала, что там эрогенная зона, но расслабляющие щекочущие мурашки, побежавшие по телу, говорят сами за себя. Они немного отвлекают меня от скользких пальцев между ягодиц. От того, что он хочет сделать.
Но легкие мурашки быстро сменяются крупной нервной дрожью, когда скользкая от смазки, крупная головка члена давит на мышечное кольцо. Я мычу, чувствуя, как меня разбивает липкий озноб. Ноги слабеют и подкашиваются, не держа. Сначала правда больно. И странно. И из легких вышибает дух, будто я рыба, которую выбросили на берег. Чувствую, как он выходит, но только для того чтобы потом опять надавить и войти чуть глубже.
И снова, и опять.
Это буквально парализует меня. Нижняя половина туловища словно немеет, только в глубине живота где-то требовательно жарко зудит от недостигнутого оргазма, и задница пылает огнем.
Хабиб снова целует, прикусывает мое плечо, просовывает руку мне между ног, находя клитор, и начинает медленно, планомерно растягивать меня собой. Его шумное, возбужденное дыхание, мои жалобные всхлипы, терпкий, пропитанный нами воздух, эта подчиняющая себе желейная слабость, бродящая по телу… и потихоньку вновь зарождающийся пожар внизу живота.
От того, что мы делаем, что-то очень интимное и немного неправильное, от тянущего, становящегося желанным дискомфорта, от его пальцев, гладящих меня между ног…
Я думала мне не понравится, но через пару минут мне опять становится предельно, болезненно хорошо.
И я уже могу, хочу подаваться навстречу, полностью расслабленная и максимально открытая. И стоны уже не жалостливые, а пропитанные желанием получить свое. С пересохших губ срываются обрывки фраз, перед глазами плывет, уши закладывает. Так сильно, что я словно с другой планеты слышу треньканье заведенного Хабибом будильника.
И, честно говоря, мне плевать, потому что тело через пару секунд скручивает в насквозь прошивающей конвульсии экстаза. Только где-то на задворках сознания мелькает шальная мысль, что это точно мой лучший Новый год.
***
– ДЭржи, – Хабиб подает мне бокал с шампанским и устраивается рядом – ложится на бок, приподнявшись на локте.
Его черные глаза, направленные на меня, масляно и лениво поблескивают в полумраке, и в них то и дело вспыхивают залпы салюта, видного из окна.
– С Новым годом, – протягиваю свой бокал к его, и мы чокаемся с тонким звоном.
– С Новым…ПосмАтрЭть хотела же, – Хабиб с кривой усмешкой на губах кивает в сторону окна, из которого непрекращающейся канонадой доносятся громкие салютные залпы.
– Лень вставать, – отмахиваюсь я.
Делаю глоток из своего бокала, отставляю его и распластываюсь на смятых простынях.
Дыхание до сих пор чуть неровное. Мокрая от пота, липкая кожа парит, и мне лень лишний раз пошевелиться. Только сейчас я полностью прочувствовала слово "истома". Когда его произносишь, оно точно так же лениво перекатывается на языке, как и мое растекшееся по матрасу тело.
Хабиб щурится, как сытый кот, и пьет шампанское, поглядывая на меня поверх бокала. Протягиваю ослабевшую руку и провожу по его груди, животу, снова вверх, запутываюсь пальцами в жестких волосках, рисую круги. Хочется его трогать, без контекста, просто так. Подушечки так приятно щекотно покалывает и руке горячо. И сейчас это ощущается как нечто очень естественное. Хабиб никак особо не реагирует – только взгляд, устремленный на меня, становится более глубоким и цепким. И полуулыбка, кривящая его губы, вдруг кажется какой-то нечитаемой. Но я так расслаблена, что меня это мало беспокоит.
– Скажи, как ты живешь? Что ты обычно делаешь? – сонно улыбаюсь, рассматривая его из-под опущенных ресниц.
– ТЭбе интЭресно? – хмыкает он.
– Да.
Хабиб выглядит немного растерянным. Он, задумавшись, сводит брови на переносице и медленно отпивает из бокала еще. Вижу, как дергается кадык на его мощной шее.
– Ну, да как… Как Усе, – пожимает плечами и ложится пониже, подставив под заросшую щеку кулак. До меня долетает его дыхание, горячее и горькое с кисловатыми нотками шампанского, – Встаю в шЭсть, еду в зал свой, трЭнируюсь там, дЭла решаю. ВсЭгда много дел: то одно, то другое…Хочешь, чтобы Усе нормально было – надо слЭдить…Потом, после обЭда, часто за город. У меня с приятелем турбаза, ну такая…
Он неопределенно взмахивает рукой и продолжает.
– СовремЭнная. Гостиница, СПА, вЭртолетная площадка, Усе дела. Там вот тоже дЭл по горло всЭгда…ПАтом в город, ужинаю с кЭм-нибудь. Иногда по дЭлам, иногда с друзьями, иногда… – Хабиб косится на меня и, улыбнувшись, замолкает.
– Иногда с женщиной, – заканчиваю я за него, рассеянно проводя пальцами по мужской волосатой груди.
– Иногда…– медленно соглашается он, – Вот и Уся жизнь.
Залпом допивает бокал, отставляет его и притягивает меня к себе, вжимая в свое горячее тело. Большая загрубевшая ладонь проходится по моим бедрам, талии, оглаживает живот и накрывает левую грудь. Чувствую, как сосок упирается в шершавую, сухую кожу его руки и начинает твердеть. Немного щекотно, и колкие жаркие мурашки ползут к низу живота.
– И тебе нравится твоя жизнь? – мой голос глохнет, становясь более чувственным и хриплым.
Неудивительно, потому что Хабиб, лениво водит ладонью по груди и перекатывает сосок.
– Очэн нравится, – скалится он, нависая ближе. Почти в губы уже говорит.
– И куда же засунешь жену в свое расписание? – интересуюсь едко и тут же прикусываю щеку изнутри. Черт, и зачем я об этом? Оно само…Видимо, засело где-то глубоко и вылетает теперь при малейшей возможности.
Хабиб чуть отстраняется, во взгляде мелькает непроницаемая стена. Не та тема, которую со мной хочет обсуждать. Рука на моей груди замирает, а затем чувствительно, почти больно сжимает мягкую окружность.
–ДЭтей хочу, люблю дЭтей, – ровно говорит он.
– М-м…– киваю я и тянусь к нему сама.
Мне неожиданно так не нравится, что отстранился, что холодно смотрит, что губы поджал и между широкими бровями пролегла суровая вертикальная складка. Хочется ее разгладить, и я обхватываю мужское лицо ладонями и нежно целую ее. Еще и еще, пока она совсем не исчезает. Пока горячее дыхание, оседающее у меня на ключицах, не становится более шумным, пока воздух вокруг не густеет от вновь заполняющих комнату флюидов желания.
– ЛюбАпытная мАя, – фыркает уже добродушно Хабиб, широко расталкивая коленом мои ноги и подминая под себя.
***
Просыпаюсь от того, что кто-то треплет меня за плечо. Перед глазами плывет с недосыпа, плотный серый сумрак указывает на то, что лишь недавно и еще не окончательно рассвело. С трудом фокусирую размытый взгляд на склонившемся ко мне Хабибе.
И тут же резко сажусь, чуть не упав обратно от нахлынувшего головокружения.
Он полностью одет, побрит, от него пахнет одеколоном после бритья и…
Он одет, черт возьми! Одет!
Натягиваю на голую грудь простынь дрожащими руками и пытаюсь побыстрее проснуться до конца. Потому что вот так, разморённой со сна, слишком сложно себя контролировать, и в уголках глаз уже закипают непрошенные слезы.
– Мадин, там перевал открыли. Уже два часа как… – глухо сообщает Хабиб, нечитаемым взглядом смотря мне в глаза.
Молчу. Я итак поняла. Я не знаю, что сказать. Я…
– Ну, – не дождавшись моей реакции, он хлопает в ладоши и трет колени, – Мне ехать надо тогда…
– Давай, – бросаю безжизненно я.
Морозит. Сжимаю крепче край простыни в руках, так, что начинают болеть ногти. В голове дым, все кажется глупым сном. Еще свет этот сумрачный, серый. Как в унылом европейском кино…
Хабиб обводит глазами комнату, будто тоже пытается понять, что ему сказать. И нужно ли вообще…Останавливает закрытый, пустой взгляд на мне.
– Может номер телефона оставишь? – как-то совсем небрежно интересуется он.
Меня коробит и скручивает. Будто физически ржавым гвоздем по грудной клетке провел. Больно и мерзко. Во рту собирается едкая горечь, и я сплёвываю её со словами.
– Позвонишь мне из свадебного путешествия? – издевательски выгибаю бровь. Вышло бы отлично, если бы голос так тонко не задрожал в конце, – Нет, спасибо.
– Ну, ладно, – тянет Хабиб медленно. Подается было ко мне, но я резко отклоняюсь, и он останавливает свой порыв. Смотрит тяжело и жадно исподлобья пару секунд, а потом хлопает себя по коленям и встает, – Давай тогда. Пока.