– Здравствуй, Вахид Нурланович. Рад видеть. Как ни приеду! – возмутился вылезающий из машины Хабиб, – Обещал – приеду, значит!
Сатоев крепко обнял старика, так что тот крякнул. Отступил на шаг, держа за усохшие плечи Вахида, и внимательным взглядом обвел названого брата отца и своего любимого дядьку. Вахид постарел. Уменьшился будто, высох. Глаза помутнели немного, хотя смотрели еще цепко, голова вся покрылась серебряными нитями, а длинная борода и вовсе была бела. Хабиб помнил ее черной, лишь с небольшой проседью. Сколько они не виделись? Три…Пять лет? Да, пожалуй, что пять. Как отец в Махачкалу уехал восемь лет назад, так и не стало у Хабиба причин заезжать в родное село. Разве что вот с дядькой повидаться, да невесту поглядеть…А глядеть почему-то не особо хотелось – ну что он там, в самом деле, не видел. Подрастет – заберет, вот и насмотрится. Всю жизнь же потом смотреть…Мда…
Хабиб скупо улыбнулся Вахиду, похлопал его по плечу и кивнул на закрытые ворота.
– Ну, что? Во двор- то пустишь, дядя Вахид?
– Конечно, дорогой, конечно! – старик всплеснул руками и засеменил открывать.
Небольшая заасфальтированная дорожка под крутым углом спускалась к гаражу, оборудованному в фундаменте хозяйского дома, находящего прямо на склоне.
– Тут прямо брось, – махнул Вахид, указывая на асфальтовую дорожку перед гаражом, – А то там Аслана, моя. Некуда уже ставить.
Хабиб кивнул и припарковался.
– Так и Аслан здесь? – поинтересовался Сатоев, вылезая из машины.
– Да, с семьей приехал вчера. И гости еще у меня, много народу. Полный дом- как положено! – Вахид рассмеялся, снова обнял Хабиба и повел его к крыльцу.
– И твоих ждали. Да что-то Мансур совсем забыл дорогу ко мне. Нехорошо! Все у него дела- дела! А как к брату съездить, так и некогда! Это вот что за дела такие, ты мне объясни?! – заворчал Вахид.
Хабиб только было рот открыл, чтобы оправдаться за отца, но дядька его уже перебил.
– Ну, да ладно! На свадьбе встретимся! Ох, погуляем!
– Да, на свадьбе…– глухо повторил Хабиб, рассеянно озираясь по сторонам, пока они шли по мощеной камнем дорожке к парадному крыльцу.
Все ему здесь было до боли знакомо и было насквозь пропитано ушедшим детством. Ничего не поменялось во дворе Вахида. Все тот же навес почти над всей центральной частью двора, оплетенный виноградом. Сейчас листьев не было – зима. Лишь сиротливо жались коричневые сухие стебли к металлическому каркасу, да лысые усики ползли по подвязкам. Но Хабиб помнил, как летом тут зелено, темно, прохладно по сравнению с открытым солнцепеком и душисто-пряно пахнет зреющими ягодами. Все те же плодовые деревья, аккуратные грядки, клумбы, обложенные камнями – гордость тети Хадижи. Все те же сараи из каменной кладки в стороне за гостевым домиком, из которых доносится кудахтанье кур и блеяние коз. Все тот же воздух, пропитанный прелой прошлогодней листвой, землей и камнем. Все то, что у Хабиба ассоциировалось со словом "дом".
Как должно быть, как правильно, как надо…
Один он так жить не хотел и смысла не видел. Да и зачем ему целая усадьба и хозяйство, если он дома-то и не бывает почти. А вот с семьей – другое дело. Чтобы дети не в бетонной коробке росли, чтобы знали, что такое чистый воздух и физический труд, чтобы ближе к земле были. И чтобы и мать у них была такой, которая сможет поддержать уют в таком доме, сохранить традиции, почитать его, своего мужа, как положено.
Так Хабиб хотел. Так видел свою дальнейшую жизнь. По крайней мере, до вчерашнего дня…
Чего именно Хабиб хотел сегодня, он уже не мог так просто ответить. Да вроде бы и то же, и не изменилось ничего. Вот только внутри ныло, будто зубы щипцами медленно тянут, и уж не радовало ничего. Избавиться бы от боли этой давящей и всё. А еще, стоит моргнуть, – Мадинка перед глазами. Голая, горячая, оливковая вся, изгибается под ним и всхлипывает, чтобы еще…И в жар и стыд моментально кидает от этих мыслей. Слишком неуместные они, когда он вот так в обнимку идет с будущим тестем. Слишком порочные, слишком…
Хабиб сильнее сжал челюсти и упрямо мотнул головой, прогоняя навязчивые образы.
Ведь знал, что надо было сдержаться. Знал, что ни к чему хорошему не приведет. Лишнее! Да и в глаза теперь Вахиду смотреть как-то стыдно. Знал! Но остановиться невозможно было. Тянуло так, что жилы выкручивало, и все мысли вылетали из головы. И обстановка еще эта праздничная. Смех, легкость, горный разряженный воздух, солнце, снег, шампанское, салюты…И ее улыбка сладкая только для него. И не покидало какое-то совсем детское, глубинное ощущение чуда. Напрочь отключало мозги, сожаления, совесть…Так легко забыть обо всем рядом с женщиной. Такой женщиной…
– Проходи, дорогой! – Вахид распахнул перед ним дверь и подтолкнул в широкий, забитый верхней одеждой гостей коридор.
Тут же раздался нестройный хор радостных голосов. Прихожая отлично просматривалась из зала, и собравшиеся гости громко приветствовали Хабиба на все лады. Сатоев скинул куртку, по настоянию хозяина остался в обуви и вошел в зал, обводя тяжелым взглядом большой, в три яруса заставленный тарелками стол и людей за ним сидящих. Улыбнулся тете Хадиже, кивнул Аслану и оцепенел на мгновение, встретившись с робким, настороженным девичьим взглядом. Сглотнул моментально образовавшийся в горле сухой ком. Пристальней вгляделся в бледное от переживаний круглое миловидное лицо.
Патимат.
Что ж…Разве не этого он хотел? Медленно кивнул тут же потупившей глаза девушке и взял пустой стул, чтобы сесть рядом с ней. Вокруг было шумно. Дядька Вахид не соврал, говоря, что полный дом у него первого января. Друзья его с женами, их дети, родня – так много людей, что и за огромным столом во всю большую залу еле уместились. Тетю Хадижу было не поймать – все металась челноком между залом и кухней. Не переставая, метала на стол. Видно, что уставшая уже, но что поделать – так принято. Она хозяйка – она всех кормит, неприлично ей рассиживаться, когда гостей полный дом. А завтра они сами с дядькой в гости пойдут, там и отдохнет, пока другая хозяйка будет суетиться.
Патимат то и дело норовила встать и помочь матери, но та только шикала строго на нее и выразительно косилась на сидевшего рядом Хабиба. Патя поникала и оставалась на месте, рассеянно теребя праздничную салфетку тонкими пальцами. Общество молчаливого, такого сурового с виду, взрослого жениха ее очевидно угнетало. И Хабибу это не нравилось.
Хотя, конечно, он мог понять…
Он сам помнил Патю еще ребенком и по сути она для него таковой и оставалась. Хоть, как мужчина, он и прекрасно видел в ней женщину. Симпатичную, с высокой небольшой грудью, с изящными запястьями, пухлым ртом, черными, блестящими здоровьем волосами и музыкальными пальцами…Внешне она бесспорно была хороша. Вот только взгляд этот кроткий волооких глаз, бледность, тихий голос, будто замедленные жесты, а еще воспоминания, как она в детстве истошно плакала, стоило ей хоть чуть-чуть пораниться…
И вообще все эти картинки из детства… Ее детства, Хабиб- то тогда уже взрослым парнем был, школу заканчивал. Лишние они были…Лучше бы не помнил он ее такой. Его конечно привлекали молодые девушки. Но не дети же.
И вот сейчас тоже очевидно, что она считает его слишком взрослым и побаивается. И неуютно себя чувствует, вся зажимаясь. Хабиб знал, что некоторым мужчинам это наоборот нравится. Когда женщина словно пугливая птичка, нежная и непорочная. Но он к таковым не относился – наоборот каким-то медведем, увальнем себя рядом с ней ощущал. Тронешь и сломаешь. Голос повысишь, а она, чего доброго, и в обморок упадет. Или разревется…
А трахать ее такую как?
Хабиб хмурился, исподтишка наблюдая за невестой и примиряясь с новой действительностью. О том, что еще неделю назад его ничего не смущало, а сейчас вдруг так сильно коробило, старался не думать. Нельзя об этом думать было…Сразу становилось понятно, с кем он Патимат невольно так дотошно сравнивает, а это ни к чему хорошему не приведет.
Решено уже давно все. Он за столом у дядьки Вахида сидит, вся его родня рядом, а скоро это и его родня будет. Все, окончен разговор.
Тосты за Новый год, на который было уже столько планов построено, сыпались один за другим. Хабиб, толком и не спавший из-за Мадины, а потом еще руливший преимущественно по серпантину около трех часов, быстро хмелел. И чем пьянее он становился, тем сильнее его раздражали и тосты эти, и давящее молчание невесты.
– Как учеба? – он наконец повернулся к Патимат и посмотрел в упор.
От неожиданности она чуть поперхнулась. Испуганно отпрянула, бледнея еще больше и широко распахивая до неприязни невинные глаза.
– Хорошо, – тихо выдавила, будто он ее пытает, а не задает вполне обычный вопрос. Сглотнула и добавила, – Все госы на пять…
– Отличница, значит? – хмыкнул Хабиб, потянувшись к вину.
– Да, – потупилась Патимат и покраснела.
– А диплом про что писать будешь? – Хабиб решительно настроился ее разговорить. Может, и улыбаться начнет, если расслабится, кто ее знает…
– М-м…– Патя закусала губы и вид у нее был такой, что она сейчас разревется, – Там про новые методики в образовании…
Замолчала, подняла на него умоляющие глаза и вдруг выпалила тихо.
– Хабиб Мансурович, а можно мне работать? – и так моментально побледнела, будто сейчас в обморок упадет.
– Можно, почему ж нельзя? – фыркнул Хабиб, мысленно закатывая глаза. Да что ж она такая трепетная, а!
– Отец сказал, что не понравится вам. Зачем работать, если муж обеспечивает, – пробормотала Патя, отводя взгляд и уставившись в тарелку, – Вот я и…Спасибо.
Поджала губы, замолчав. Тихо кашлянула и принялась за лепешку, лежащую у нее на тарелке.
Хабиб же тяжело вздохнул, повернулся к девушке вполоборота, и подпер подбородок кулаком. М-да…
Нет. Никак. Смотрел он на эту трогательную девочку и вместе их не представлял. Разве что сразу к матери в Махачкалу отправить да забегать наездами. В принципе, так он ведь и думал сделать, если что, но…А как же дом крепкий как у дядьки Вахида, как у отца его. Получается, не будет у него этого всего.