Я тут села ровнее и плотно сжала губы. Блин. Сатоев улыбался, морщинки от уголков глаз лучиками расчертили его виски, а черный взгляд потеплел до состояния растопленного шоколада. Интересно, у него в караоке с бабами такое же благостное выражение на лице появляется? Почему-то я была уверена, что в караоке в таком составе он точно ходит. И почему-то стало неприятно от этой непонятно откуда взявшейся мысли.
Хабиб вздохнул, так и не дождавшись от меня соло, и снова прикрутил звук.
– Раньше борьбой профессионально занимался, Мадин, – вдруг заговорил, – Потом ушел. Возраст, пара травм…Уходить надо на пике.
Бросил на меня быстрый косой взгляд, проверяя реакцию на своё неожиданное откровение, и продолжил, переведя взор на дорогу. Спокойно и почему-то совсем почти без акцента.
– Но, спорт -такое дело. Совсем не отпускает. Сейчас вот фитнес -центр свой, школа. Промоушеном занимаемся пары успешных ребят…Так…
Он рассеянно провел пятерней по ежику на затылке и криво улыбнулся.
– На жизнь хватает.
– Догадываюсь, – я выразительно обвела глазами белоснежный кожаный салон нового кадиллака.
Хабиб усмехнулся, постучав пальцами по рулю.
– Это я не себе. Подарок тестю на выкуп. Обратно полечу.
– Щедро, – хмыкнула я, с любопытством поглядывая на своего собеседника.
Сатоев рассмеялся, хрипло и расслабленно.
– Да в глаза уж дядьке Вахиду смотреть неудобно, – пробасил он, опять скатываясь в усиливающийся акцент, – Стока лет откладывал, ва-а-ай! Вот и везу…Пусть добрий будет!
– Столько это сколько?
– Да десять уж почти, – вздохнул Хабиб, посерьезнев, и почесал бороду.
Я вытаращила глаза. Десять?
– А невеста? Десять лет тебя ждет? Она там не состарилась еще? Паутиной не обросла? – я рассмеялась, и сама не заметила, как села вполоборота к собеседнику -так меня захватил разговор.
– Да какой там, – расслабленно махнул рукой Хабиб, – Сговаривались – она еще таблицу умножения учила. Сначала пока школу окончит ждал, потом она в ВУЗ запросилась…ВУЗ – это хорошо…Что дурой девке ходить? Отпустил. Да и не очень-то мне тогда жениться хотелось…Вот у родителей и оставил, пока студентка. Сейчас уже заканчивает. Летом диплом, свадьба…Что ты?
Хабиб повернулся ко мне, хмурясь, заметив, как оживление сошло с моего лица.
– Она тебе хоть нравится? – ровным голосом поинтересовалась я.
Сатоев непонимающе моргнул.
–Так, а что там? Ребенком знал, постарше видел один раз, еще школьницей, хорошая девочка. Воспитанная, послушная, традиции знает, по дому умеет. Что ещё?
– Ясно, – я села ровно, отвернувшись от него.
– Да чито ти, Мадин? – не отставал Хабиб, судя по прорывающемуся акценту, начиная раздражаться.
– Да ничего. Просто ты о ней как о собаке. Забрал, отдал, оставил…Команды знает, стойку умеет, – не выдержала и выдала я, – Бедная девочка, вот что!
Лучше бы молчала…
Будто я не знаю таких мужчин, как они мыслят. Сама же росла среди них. Всю жизнь общалась с ними. Чудом вот так же замуж не пошла.
И я не была против семейных сговоров и традиций. Нет! Но когда вот так…
Вообще не спрашивают, без хоть каких-то чувств. Слишком долго я боялась, что со мной будет так же. Что даже не поинтересуются, симпатичен мне человек или нет. Слишком для меня это было страшно, чтобы не посочувствовать сейчас какой-то неизвестной мне девочке- студентке. То, что Сатоев школьницу при их единственной встрече мог только пугать до потери возможности разговаривать – я не сомневалась.
Мне почти тридцать, мой бывший муж был немногим меньше, чем Хабиб, а мне и то страшновато…
Надо было промолчать. Но…Было уже поздно.
Сатоев повернулся ко мне, сверля черными, опасно поблескивающими глазами.
– О-очИн интИресно, чет это она бЭдная, а? Я её чИто? Месить буду по-твоему? Я баб не бью! Хот некоторых и хочется…
И на меня был брошен столь выразительный взгляд, что сомнений в его выборе спарринг – партнера не оставалось. Я боязливо сглотнула – все-таки, когда такой громила сообщает, что с удовольствием бы тебя помутузил – невольно проникаешься, и решила осторожно пояснить свою мысль.
– Я не говорю, что ты будешь ее бить! Я вообще не про это. Хотя и это тоже бывает, давай будем честными.
– БИвает, – хмыкнул Хабиб и перевел наконец взгляд на дорогу.
На очень непростую, забитую грузовиками и легковушками, заснеженную дорогу, надо сказать.
– Я про то…– вкрадчиво продолжила я,– Что невесте иногда не дают даже слова сказать. Выбрать того, кто ей действительно нравится. А потом вот так всю жизнь и живи с нелюбимым…
– А-а-а…любов…пАнятнА…– с явной иронией протянул Хабиб, – Усе вам любов подавай… Любов, Мадин, живет три года, читала?
И снова на меня покосился, теперь в насмешке кривя четко очерченные губы.
– Уот прошло три года, натрахались пА любви твАей, а дальше как жит будем, а? Выбор…Не умеют бабы выбират, я тЭбе скажу. Усе своим любовным мЭстом и выбирают. А потом ходят несчастные…Ты вон! На русских посмотри!
Он махнул рукой в сторону встречки, будто там вереница из русских женщин стояла.
– Усе у них любов, выбор…А в итоге чИто?
– ЧИто? – не выдержала и передразнила я Хабиба, скрестив руки на груди и хмурясь.
Мне не нравился его покровительственный тон и еще меньше нравилось то, что он этим тоном говорил. Откровенную чушь!
Сатоев бросил на меня быстрый предупреждающий взгляд, не оставив мой выпад с "чИто" без внимания. И дальше заговорил медленней и почти без акцента, явно контролируя себя. От этого его голос стал вкрадчивым и каким-то давящим.
– А то, что нет ничего проще, чем трахнуть русскую замужнюю бабу. Там даже уговаривать не надо. Намекнул и Усё. Она сама уже тебя тянет куда и ноги расставляет…Несчастные, замученные, недоебанные ходят. Навыбирались, млять…Выборщицы. Свобода им нужна…Мужика им надо уважать своего и меньше о выборе думать, а нет эта вот твоя любов, яснА?
Меня аж подорвало. Ну уж!
– Ага, этому и учат! Думаешь меня не учили, сестру мою, мать?! Уважать, молчать и в рот заглядывать, да! Когда этот твой муж тебя ни во что не ставит, ноги вытирает, а сам ходит и вон, замужних русских баб трахает, как ты сам говоришь…Благодетель тоже мне нашелся! Недоебанные они. А ты вот прямо найдешь и дое…
– ЧЁто плохо учили, раз такое говоришь! – рыкнул Хабиб, сжимая сильнее руль. Так, что сбитые смуглые костяшки его пальцев слегка побелели.
И мне бы остановиться…
Но у каждого из нас есть свой триггер…И это был мой. Выстраданный, взращённый, постоянно нарывающий от любого давления.
– Учили, как тебе и не снилось, – отрезала срывающимся от эмоций голосом, – Только у меня и свои глаза тоже есть. И мозги…
– И что ж твои мозги? – Хабиб вскинул бровь с презрительной издевкой, косясь на меня, – Где ж муж твой, Мадин? Уже не девочка поди…Что? Так и не случилас любов? Не выбрала?
– Был у меня муж. И да, я его сама выбирала! И ни секунды не жалею, что не дала навязать мне какого-нибудь… такого как…– я поджала губы, проглатывая точно обидные для Сатоева слова.
Окатило вдруг жаром стыда. Вся кожа запылала. И что я так разошлась? Ну не плевать ли мне, что этот мужлан горный думает? Сейчас доедем, и я его больше и не увижу никогда. Тем более, он мне помог, а я…
Вот только, если я резко тормознула, то раззадоренного Хабиба уже было не остановить. Он резко вывернул руль и почти прочесал капотом метровый сугроб на обочине, прежде чем кадиллак дернулся, буксанув в снежной каше и наконец остановившись. Сзади заорал чей-то матерящийся клаксон.
Я инстинктивно вжалась в сидение. Что он…? Вопрос застрял в сдавленном комом горле. Мои глаза широко распахнулись, когда Хабиб щелчком отстегнул свой ремень безопасности и уже через мгновение навис надо мной настоящей горой, загораживая свет и, наверно, целый мир своей могучей спиной. Лицо опалило горячим горьковатым дыханием, ноздри защекотал терпкий мужской запах. Черные, прищуренные глаза напротив задвоились от того, что были слишком близко. Хриплый голос на грани шепота вибрацией загудел в груди:
– Такого, как я, хотела сказать, Мадин?
Прикосновение грубых подушечек пальцев, издевательски ласковое, к моей щеке – как электрошок, прострелило насквозь. Я замерла, приоткрыв губы, но не смогла даже вдохнуть, не то что ответить.
Расплывающуюся у меня перед глазами хищная кривая ухмылка, горячая шершавость пальцев, гладящих моё лицо, чужое дыхание в моих лёгких и безумный сердечный ритм в ушах – больше в эту секунду не существовало ничего.
Человек- удивительное существо. По сути – зверь, но мечтающий им не быть. Обладающий инстинктами и делающий всё возможное, чтобы попытаться от них не зависеть. Накладывающий на любые физические реакции отпечаток разума, мысли.
Но иногда животная природа прорывается подобно вулкану, вмиг плавя весь налёт цивилизации. Не оставляя от тебя разумного ничего.
В это мгновение я забыла, кто я. Не могла думать, анализировать. Только животные простые реакции, которые я с трудом могла отследить краем сознания.
Страх, смятение и возбуждение.
Умопомрачительный коктейль, отключающий мозг. Мне было удушающе страшно от понимания того, что у меня нет никакой возможности при надобности отбиться от Хабиба. Его физическая мощь давила, заставляя ощущать себя абсолютно беспомощной. И от этого ласковые прикосновения его шероховатых пальцев к моей щеке ощущались особенно остро. Так, что все внутренности узлом скрутило и кожа стала нестерпимо чувствительной в попытке уловить эти чуть небрежные, легкие касания. Кажется, я перестала дышать.
Его ладонь накрыла мою щеку, сползла ниже, обхватывая шею. Не сильно, лишь давая прочувствовать грубую мозолистую кожу на внутренней стороне кисти. Большой палец прошелся по моим приоткрытым губам и язык укололо острым вкусом чужой кожи. Я сделала рваный вдох, ощущая, как гортань упирается в мужскую руку.
А на выдохе Хабиб меня поцеловал.