Довод — тот мужчина, от которого невозможно уйти. Его невозможно забыть. Заменить. Такой мужчина встречается только раз в жизни, и…
Да, Жень. Это кончится плохо. Для тебя.
Беги.
Глава 7. Отказы не принимаются
Я решаю поступить, как взрослая, но с легкой щепоткой детской непосредственности. По-простому дурости, полагаю? Или обыкновенной трусости?
Просыпаюсь с утра, после долгой, томительной ночи переживаний и выкручивании ситуации «то так, то эдак». Нет, серьезно. Все произошедшее мысленно я переиначила с одного конца на другой, потом наоборот. Раскромсала на маленькие частицы. Изворотила по всякому, короче говоря, но никак не смогла избавиться от поцелуя, который так и отпечатался на губах.
На вкус он сладкий.
Когда я произношу эти слова, меня бросает в дрожь.
Даже сейчас! Стою перед входной дверью, на секунду задумываюсь…точнее как? Воспоминания вероломно протискиваются, как бы я их не прятала.
Меня ведет. Тянет. Внизу живота собирается плотный ком сильно напряженных мышц, и что мне с этим делать?! Я не могу избавиться, как бы не старалась! Сколько бы не ворочалась! Сколько бы не повторяла себе, что эти чувства испытывать неправильно!
Я их все равно испытываю.
Истома вторгается в меня без спроса…
Женя, он — табу. Женатый. Же-на-тый. Ты понимаешь, что это значит?! Ты осознаешь, чем все это кончится?!
Да осознаю я!
Психую, сорвав Викторовый поводок с гвоздика. Осознаю! Все понимаю! Знаю! Не даром все эти истории о бедственном положения таких женщин передаются с молоком матери! А что, не так что ли?! Разве кто-то в этом мире не знает, что любовницей быть — дело неблагодарное?! И даже если отмести моральную составляющую (хотя как это сделать? я не знаю), как же забыть обо всем остальном? Например, собственничество. Делить «своего» человека с женщиной, у которой на него прав больше даже по закону?!
О боже. Какой свой человек, Женечка. Ты спятила точно…куда тебе лезть во все это болото, если ты уже позволяешь себе такие формулировки?!
Сбегаю по ступенькам лестницы задумчиво, и даже Виктор сегодня предпочитает молчать и не отсвечивать. Обычно ведет себя иначе: тянет поводок, как бешенный, несется, ведет себя, как слон в посудной лавке, а сегодня гляньте только! Почти приличный мужчина. Кошусь на него, пока копаюсь в почтовом ящике, он на меня в ответ так жа-а-алобно смотрит.
— Ну что? Морда наглая. Не смотри на меня так! Куплю я тебе косточку, куплю.
Пес задорно, протяжно подтявкивае, выражая "добро", а я закатываю глаза и усмехаюсь.
— Мне бы твои проблемы…
Пи-и-и-и…
Домофон противно пищит, и даже солнце сегодня меня не радует. Все раздражает. И что светит так «счастливо», и птички со своими дебильными песенками, и запах лета. Нет, серьезно, весь мир будто искупали в коктейле веселья и радости, и только надо мной висит огромная, грозовая туча.
Или я сама туча?
Вздыхаю. Ладно. В конце концов, я не успела к нему привязаться — это хорошо. Не успела привыкнуть — еще лучше. Я чувствую, что для меня это кончится плохо, ну плохо! Уже же потекла, растаяла…Нет! Я делаю все правильно.
Уверенно киваю себе, отбросив в сторону меланхолию и горечь, делаю шаг к Мерседесу, который уже по-привычному меня встречает.
В пору даже усмехнуться, правда. И как я раньше то не догадалась? С чего вдруг миллиардеру присылать ко мне водителя каждый день?! Дура ты, Женька, дура. Все же было, как на ладони, перед носом. Только ты в другую сторону смотрела и ртом щелкала, а если бы сообразила раньше, возможно избежала бы этого дебильного вкуса его губ на своем языке.
Который до сих пор чувствуешь.
Эх, ладно. Опыт — дело наживное. Теперь знать буду, как говорится.
Пару раз стучусь в окошко с пассажирской стороны, водитель поднимает брови, но подчиняется и открывает его. Дальше разворачивается достаточно комичная картина: мужчина выгибает брови, смотрит то на меня, то на Виктора, который в свою очередь забавно наклоняет голову на бок. Скулит.
Я почти готова прыснуть от такой мизансцены, но слишком сосредоточена на другом.
— Здравствуйте.
— Здра…вствуйте. Вы повезете его…с собой?
Как аккуратно.
Интересно, он ведет себя так сдержанно и вежливо, потому что боится лишнее слово мне сказать? Вдруг обижусь. Вдруг наябедничаю. Полагаю, что я не первая любовница, которую он возил.
Стоп. Я не любовница! Потенциальная — да; но фактическая — нет уж, дудки!
Эта мысль меня «подбирает» в кучу. Я уверено расправляю плечи, потом достаю из кармана стопку денег, завернутую в белый лист с заявлением на увольнение и передаю мужчине.
— Я никуда не поеду. Передайте это Владиславу Алексеевичу.
— Но…
— До свидания.
Разворачиваюсь и побыстрее ретируюсь. Нет, это все же трусость. Я так ускоряюсь в сторону гаражей, запрещаю себе оборачиваться, даже на миг не дам! Потому что больше всего боюсь передумать, потому что сильнее всего меня тянет обратно.
К машине.
К нему.
Чокнутая…
Женя, он — табу!
Да знаю я! Грустно вздыхаю, сидя на скамейке в тени березы. Знаю…
Сигаретка в моих руках печально тлеет, унося столб пахучего дыма подальше. Черт, бросила ведь курить! Но сейчас не могу себе отказать в этом, ведь надеюсь, что также просто я смогу отпустить по ветру и все мысли о Доводе…
Пожалуйста…
***
В наглую я кое что сделала, а теперь вот не знаю — зря или нет? Может быть и не надо было так?
А, ладно. Уже не воротишь все равно.
Нажимаю на кнопки банкомата и снимаю деньги с карты, которые жгут мне ляжку, если честно.
А вдруг это воровство? Замираю на миг, но мотаю головой и яростно пихаю в карман.
Да с чего это?! Я же неделю отработала?! Работала! Он заплатил мне пятьдесят тысяч, и если их поделить на четыре — выйдет двенадцать тысяч. Я прикарманила десять.
Ох, такая тревога на груди.
Вот вроде бы говорю верно, так? А все равно я, как не в своей тарелке. Вошкается у меня под сердцем что-то…неправильное, и я не жалею, когда спускаю безжалостно свои грошики. Косточку купила Виктору, потом отнесла телефон на замену экрана, чипсов себе набрала, сладостей…
Он меня, в конце концов, вверг в пучину растерянности и какой-то больной похоти! Я ведь до сих пор горю! Так что не потушит даже ледяной душ! Ну ничего страшного, не обеднеет.
И все равно это неправильно…
Закатываю глаза, мотаю головой. Ну как мне с совестью своей справиться? Не знаю. Надеюсь, что удастся это выяснить, ну или хотя бы отвлечься. А как говорят? Бойся своих желаний.
Когда мы с догом заходим домой, первое, что я слышу — протяжные стоны и влажные шлепки.
Божечки…
Конечно, как человек достаточно взрослый, я понимаю, что значит вся эта звуковая какофония, но дергает меня знатно. На миг я с ужасом представляю папу и Инну, хотя с какого рожна то, собственно?! Они на работе. Сто процентная информация. А потом…
— Вася, Вася, ДА!!!
Капец.
Закатываю глаза, бросает в дрожь. От отвращения меня передергивает, и я присаживаюсь перед Виктором, чтобы расстегнуть ему поводок. С грохотом отправляю его в угол — любовничкам хоть бы хны. Да вы издеваетесь?!
Вот, знаете? Я свою семью откровенно не люблю, однако сейчас в тайне немного даже благодарна. Впервые в жизни. Когда понимаю, что мерзкие звуки идут не из спальни своей сестрицы, мою неспокойную душу тут же пронзает такое негодование!
На кухне! Там, где я ем! Охренели?!
Это, собственно, я и спрашиваю, когда с силой толкаю дверь ванной, что загораживает обзор.
— Вы совсем охренели?!
Василий комично дергается, сносит пепельницу, где все еще дымиться его сигарета, а на заднем фоне завывает экстра популярный репер в рядах неокрепших умов молодежи.
Молодежи — это почти смешно слышать из моих уст, однако популярных исполнителей я не люблю от слова «совсем». Как по мне — это своего рода пытка слушать невнятные стишочки про тоже, что творится здесь и сейчас. Мне больше Би-2 нравится, Земфира там, не знаю, Агата кристи? Но уж точно не это все.
И как же горько…в этот момент мне действительно горько, когда я думаю, что Влад вряд ли позволил бы себе трахаться на грязном столе рядом с недокуренной сигаретой и недоеденным бутербродом с колбаской. А меня такое ждет…раз отказалась от сказки, от красоты? Грации? Теперь достанется что-то похожее…
Зачем я отказалась?...
— Напугала! — взвизгивает Мила, запахивая наспех халат.
Боже, я то уже все видела!
Картинно закрываю глаза ладонью, отворачиваюсь, но вдруг натыкаюсь на пачку дешевых презервативов и такой смех берет!
— Теперь ты, значит, решил воспользоваться презервативами?!
— А что не так то? — хмыкает, шумно застегнув ширинку и плюхнувшись на стул, — Нам не нужны проблемы! Я еще слишком молод!
Такое заявление застает врасплох. Я забываю о стыде, перевожу взгляд на Милу, та глупо улыбается и слегка толкает своего дебила-парня, которому, что секс, что бутерброд — одно удовольствие. Как ее самозабвенно оприходовал, сейчас с таким же удовольствием поедает «угощение».
— Вась, ну ты чего? Забыл? Я же уже беременна.
— А. Точно!
Кухня взрывается от глупого, «хрюкающего» смеха, потом раздается грязный шлепок. Кстати, дело не в том, что он ее «шлепнул», просто выглядело это действительно грязно и как-то по-варварски. Аж до тошноты. Это он так любовь показывает, «мужчину» изображает, когда проходится по заднице Милы.
Все мое отношение выражается в скрюченном от омерзения лицом, но потом наступает окончательный финиш. Колбаска падает с булки, жирно намазанной майонезом, и хлюпает о пол. Васек замирает на мгновение, чешет репу, а потом, вы не поверите! Наклоняется, укладывает кусок обратно и с удовольствием продолжает трапезу.
А меня аж до реальных, рвотных позывов.
Какой кошмар…
— Ты просто отвратителен! — рычу, он на меня смотрит и хитро так подмигивает.