Вот и все.
***
Я знала, что он придет.
За окном уже темно, хоть глаза выколи, но в квартире я света не включаю, только одну маленькую бра рядом с диваном. Сижу. Жду. Впервые я ничего для него не приготовила, и у меня нет хороших новостей, кроме собранных сумок у стены.
Решилась. Я решилась! Пусть по мне трещина прошла, которая способна разделить литосферную плиту. Да она, собственно, и делит, только делит меня на «до» и «после» него. Потому что это правильно. Сложно, больно, «не хочу», но так будет правильно.
У этих отношений будущего нет, а что со мной дальше будет? Я же не выживу. Чем больше провожу с ним времени, тем сильнее становятся мои чувства, и это дико-дико плохо. Я уже сейчас не представляю себе, как буду обходиться без его рук, голоса, запах, а потом? Господи, это меня просто уничтожит.
Уже разрывает. Я когда слышу, как в замке поворачивается его ключ, как пронзает насквозь. Окатывает ледяной водой. И хочется плакать-плакать-плакать. Бесконечно долго рыдать, пока душа моя не кончится…
Вместо этого по пустой квартире раздаются гулкие шаги. Они подгоняют пульс, бьют набатом внутри и да, все-таки собирают слезы, которые я роняю на трясущиеся руки.
В горле режет. Я слышу, как Влад покручивает в руках ключи, как останавливается у сумок, но ничего не говорит. Так мучительно молчит…а я не могу заставить себя посмотреть на него…
Господи…не могу…
— Сумки? Все интересней и интересней… — слышу тихий баритон, от которого у меня сразу бегут мурашки.
Надо что-то сказать. Я придумала целую речь, но сейчас, хоть убей, не помню ни слова. Хмурюсь. Соображаю, но делаю это слишком долго — Влад теряет терпение. Он отшвыривает связку, которая со звоном врезается во что-то явно стеклянное, и я вздрагиваю. Идет на меня. Даже не так! Он летит! Подскакивает так неожиданно, хватает меня за предплечья и рывком поднимает на ноги.
— Что, твою мать, происходит?!
Знаю, что в последнее время ему не просто. Выборы еще не начались, а проблемы — да. Его оппонент, действующая глава администрации Петербурга, недвусмысленно намекал на «проблемы», к которым быстро и с большой охотой перешел. Он ставил Владу препоны, подкидывал разного рода свиней и даже взялся за «Лотос», в который гонял проверку за проверкой. «Как школьник гоняет лысого» — не мои слова, опять же, Влада.
Он злится. Старается маскировать эти чувства за саркастичными шуточками, но я же чувствую…и понимаю почему. Для Довода это неизведанная территория, он в политике впервые, поэтом и шагает очень осторожно. А это дело нервное — пробираться по минному полю.
Тут еще я…
Вдруг накатывает дикое чувство вины, и я поднимаю глаза с его именем на губах…
— Влад…
Но быстро бью себя по рукам. Спятила?! Ты не сказала Лике всю правду, но частично все же получилось! Пора подумать о себе. О себе! Хватит уже притворяться…
Высвобождаюсь из его хватки и отступаю на безопасный, такой нужный шаг назад. Сжимаю себя руками. Больше на него не смотрю, чтобы не обжечься, мотаю головой.
Господи, как же это сложно… вытолкнуть слова наружу…
— Прости…
Все, что выходит.
Владу этого, очевидно, недостаточно. Он снова подходит ко мне, снова берет, но на этот раз бережно, и шепчет…тоже бережно.
— Посмотри на меня…
Прекрати. Умоляю. Прекрати!
Мотаю головой.
— Маленькая, пожалуйста. Посмотри на меня…
— Умоляю, замолчи, — задыхаюсь, — Ты же видишь, как мне сложно.
— Ты хочешь уйти от меня?
Звучит тихое, а я…господи! Нет! Ни за что! Я больше всего на свете хочу остаться с тобой навсегда, но…
Всегда есть это «но». Все наши отношения в принципе состоят из одного, жирного «но», господин Довод, поэтому я киваю.
Не знаю, что будет дальше. Он меня сразу забудет? Или будет помнить хотя бы еще немного? Хотя бы чуть-чуть? Потому что я его вряд ли смогу забыть и через пять, и через десять лет.
Говорят, свою первую любовь забыть невозможно…
Моя любовь непокорная. Временами холоднее льда. Временами горячее языков пламени, но она настоящая. Я чувствую ее под кожей. Нет, не так: его. Я чувствую его, даже когда мы не вместе, не рядом — он незримо присутствует рядом втеревшись в каждую мою частичку.
Любимый…
Я испытываю к нему такие огромные чувства, что порой мне кажется, что они действительно разорвут меня на части. От того не могу с ним расстаться. Я физически на это неспособна! Дело не в трусости, наверно, и даже не в привязке, то есть не в сексе — дело во мне. И в нем. В том, как мое сердечко стучит, когда он рядом, и как душа сильно тянется…
А он молчит. О чем ты думаешь, Влад? Я так порой хочу это понять, но от меня вечно все ускользает…как и тот момент, когда он вдруг наклоняется, чтобы поймать мой взгляд, и когда это происходит — все. Это конец. Не «нам», а моим «правильным» решения.
Влад подается на меня и целует страстно, жарко, бескомпромиссно. Подхватывает на руки. Я не замечаю, как оказываюсь без одежды. Как оказываюсь под ним. Как он оказывается во мне.
Это дурость, да? Мой женский идиотизм? Пожалуйста, скажите кто-нибудь…что это? Я идиотка? Или это такие чувства?…
***
Не было никакого разговора.
Наверно, от пережитого стресса и после страстного секса, моя батарейка, наконец-то, села.
Спасибо с поклоном, главное вовремя.
Я открываю глаза уже утром, когда его рядом нет. Влад ушел в душ, на часах девять и сегодня тридцатое декабря.
Сегодня он улетает.
Я об этом, конечно же, знаю. Не новость, так сказать, но еще один пункт из «это оказалось охереть, как сложно».
Семейная, традиционная поездка в горы Франции. Слышите, как звучит? Для вас тоже от этих пары слов повеяло дерьмом? Нет? Вам нравится? Тогда вы не любовницы, и вам повезло, потому что я чувствую привкус горячи и дурно пахнущих экскрементов.
А еще мне больно.
Тело тут же немеет, от души простреливает электричеством, которое нещадно бьет по нервным окончаниям.
Хочется плакать.
Я позволяю себе уронить пару слезинок на белые простыни под дивный аккомпанемент бурлящей воды, которая смывает мой запах с его тела.
Господи…как же я себя ненавижу…
И это правда. Я себя просто ненавижу! За то, что согласилась. За то, что поддалась. И за то, что влюбилась. За последнее ненавижу так сильно, что мечтаю таки разорваться на мелкие кусочки, но вода выключается, и накрывает паника.
О чем говорить? Что-то выяснять? А получится? Да и надо ли? Если так подумать. Мне ему нечего предъявить, нечего сказать. По сути, он мне не врал. Это я дура, что теперь страшно и зябко, и видеть, как он уходит больно.
Поэтому я не поворачиваюсь.
Меланхолично рисую круги на простыне, пока Влад одевается, а потом чувствую его взгляд на своем затылке.
Просто уходи. Давай, это будет в последний раз, ладно? Уходи, а за тобой уйду и я, а все, что было — пусть «было». Я не хочу ничего выяснять. У меня не осталось на это никаких сил.
Кровать прогибается под весом его тела, и я прикрываю глаза. Вопреки моим мольбам, Влад отвечает тайным желаниям и прижимается губами к виску. Запах парфюма оплетает меня нежными объятиями.
— Маленькая, я знаю, что…все совсем не так, как ты бы хотела, — шепчет глухо, — Прости меня. Мне очень жаль.
Это прощание?…
Горло сдавливает так сильно, что, кажется, я не могу вообще ни грамма кислорода забрать. Черт, я задыхаюсь! В прямом смысле задыхаюсь, цепляясь за собственные ладони ногтями.
Твою мать…это и есть смерть? Вот так, да? От сердечных ран умирают?
— Я вернусь шестого января, не уходи. Дождись меня, пожалуйста. Нам нужно поговорить…
Влад резко встает, берет ключи, телефон, а потом я слышу его шаги. Сжимаюсь сильнее, еще сильнее стараюсь не издавать никаких звуков, хотя из меня и рвется стон отчаянной боли.
Пожалуйста…не уходи…не улетай, любимый…я тебя умоляю…
Будто слышит меня, останавливается и снова шпарит взглядом.
— Жень, я серьезно, — говорит тихо, — Шестого января я сразу к тебе. Не уезжай никуда. Нам нужно о многом поговорить. Я…
Надежда замирает в груди, реагируя на его заминку, будто ожидая чего-то большего, но получает сухое:
— Не отключай телефон. И отвечай мне. Пожалуйста…
И разбивается вдребезги.
Она ведь хотела услышать другие слова. Я хотела. Но какие? О любви? Это ведь так глупо…
Шестого января он будет в России. После того, как встретит Новый год с настоящей семье. А что я? Вечно на вторых ролях, вечно в секрете и темноте…
Стон боли выходит первым вместе с последним издыханием этой самой надежды.
Закрываю глаза ладошками. Из меня реками льются горькие рыдания, которые сложно нажать на паузу еще часа два к ряду, а потом мне приходит сообщение…
Довод
Я в самолете
А я тебя ненавижу.
Довод
Когда я просыпаюсь, Женя еще спит. Она свернулась на самом краешке кровати, закуталась в одеяло и ближе ко мне не подходит. Правильно. Ты правильно делаешь, малыш. Сука, как же ты правильно делаешь…
А меня рубит на части.
Почему тогда, раз это, мать твою, правильно?!
Я привык, что она засыпает на моем плече, или я ее обнимаю сзади. Привык! И я не хочу отвыкать обратно. Эта осень стала самой моей любимой, даже если считать ту, когда мы всей семьей летали в США. Три крутейших месяца, как в голливудских фильмах, пока отец налаживал свои каналы.
Я тогда и в Диснейленде был…
А все равно с ней лучше.
Мягкая, нежная, веселая. Я часто с ней смеюсь, я часто с ней смягчаюсь. Моя маска при Жене больше как будто и не нужна, а может, я о ней вовсе забываю? Вот так просто. Оставляю за порогом этой квартиры или загородного дома. Нашего дома.
Нашего.
Твою мать…
Тру глаза основаниями ладоней, отец напротив в дорогом сидении частного бизнес-джета выгибает брови.
— Устал?
Не отвечаю. Слова не идут. Я прижимаюсь затылком к подголовнику и тупо киваю, как идиот.