А я все еще к этому не готова.
Смотрю на него в ответ, глаза наполняются слезами. Мне в моменте так плохо, как будто разом все нахлынуло и разрушает каждую мою молекулу. Снова и снова. Утрировано только.
Забавно, что когда мне казалось, что я умираю, потому что вот сейчас — это точно до ужаса больно.
Настолько, что я не…могу ни о чем думать. Только пульс шумит в ушах, отбивая ритм бедного, израненного сердца, а в голову приходит мысль: вдруг тогда ты просто меня пожалел? Потому что знал, как разрушительно правда действует на самом деле. Оставить меня без объяснения, возможно, было не такой плохой идеей?…
Очередной звонок возвращает меня с небес на землю. Его личный телефон взрывается громкой милодией, а я с расстояния вижу, что на экране горит ее имя.
Тут же закрываюсь от него на глухие ворота высотой под самое небо. Стираю упавшие слезы пальцами и усмехаюсь тихо.
— Ответь, тебе понравится, малыш.
Влад хмурится, бросает взгляд на телефон, а я открываю дверь и киваю, выходя в нее задом. Потому что хрен я повернусь к нему спиной, и хрен пропущу это выражение лица. Я жадная! И я хочу впитать в себя каждую секунду внезапного озарения...
Да. Тебя поимели. Увы и ах! Но с Богами это тоже случается...
— Ответь. А еще раз ко мне приблизишься, то, что получила она, увидит весь интернет. Тогда можешь попрощаться с карьерой в политике, мудак, усек?! И я не шучу. Я тебя уничтожу, если потребуется! Ни шагу ближе. Я не желаю тебя больше видеть. Никогда!
Глава 6. 3...2...1 — лови!
Абсолютное, мягкое спокойствие.
Впервые за долгие месяцы нервяка и каторги, на душе у меня тишайший штиль. Расслаблена, спокойна, даже в какой-то мере счастлива. Я не знаю, что это: возможно так сладко действует месть? Возможно, понимание, что он наконец-то оставит меня в покое? А возможно, хороший секс? Плевать. Даже если это своего рода наркоз или тишина перед бурей эмоционального потрясения — мне правда насрать.
Я хочу воспользоваться этим временем на всю катушку.
Сейчас вот сижу на кухне и кормлю сына кашкой. Ну как кормлю? Громко сказано. Котенок считал мое состояние и весь из себя особенно игривый. Я ему ложку, а он улыбается и крутится на месте, наклоняя голову то на один бок, то на другой. Невероятно милый, что накатывает горячая волна какой-то огромной, нездоровой благодарности Владу.
За все.
Я ведь ни о чем не жалею. У меня никогда рука не поднимется пожалеть! Потому что жизни своей без моего ребенка я больше не вижу. И правда ведь: если бы не он, наверно, я бы в окно вышла. Только он держал меня на плаву все это время. Только он не давал окончательно сойти с рельс, только он лечил мою душу снова и снова.
Помню, как впервые улыбнулся мне — все стало по сути своей неважно вообще. Боль, слезы, разбитое сердце…этот чудный набор, которым наградил меня мудак-которого-не-хочется-упоминать-всуе…потерялся в потоке тепла и счастья, что я испытала в этот момент.
Один из лучших моментов всей моей жизни…
— Котик, ну чего ты крутишься? — тихо усмехаюсь, откалываю тарелочку, а сама за телефоном тянусь, чтобы заснять еще одно видео с моим малышом, — Ну давай, раз начал! Позируй!
Забавно, но он все понимает. Сразу активизируется, смеется звонко-звонко, кажется, что даже замирает в отдельных позах. Конечно, да, глупо пытаться объяснить маленькому ребенку, что я его не фоткаю, а снимаю, да и пытаться я даже не собираюсь. Только тихо усмехаюсь и продолжаю — видео от его модельной работы только лучше становится.
— Та-а-а-ак! — гремит голос папы за спиной, — Что опять здесь происходит?! Женя! Ну почему у тебя каждая кормешка превращается в телевещание?
— Деда!
Котя вытягивает ручки и сразу же попадает в сильные, мужские объятия. И, чтобы понятно было, он только для вида бурчит. Настроение у папы просто чудо! Оно сталкивается с моим и множит эту теплую, незаметную глазу, но ощутимую сердцем дымкку счастья. Утро сегодня действительно очень хорошее, мягкое, какое-то до щемления под ребрами родное, семейное. И для меня, и для него, тем более для Котенка.
— Все, игры кончились. Кашу есть надо, а то так и останешься гномом!
Улыбаюсь, откладывая телефон в сторону, пока папа занимает место напротив, удобно примостив моего малыша себе на колено. Кивает мне, мол, корми, но сам так странно-странно смотрит. Прищурившись.
— Что? — усмехаюсь вновь, он головой слегка мотает.
— Да нет…Ничего такого…
Вот оно — близость. За долгие годы нашей "разлуки", я боялась, что мы потеряли ее. Казалось, что вместе с мамой все ушло, но это не так. Папа всегда меня отлично чувствовал, понимал, сильно любил и тянулся. Ничего не прошло. Да, уснуло, но сон — это всего лишь сон. Это не смерть. Только смерть нельзя исправить, а все остальное можно.
Мы исправили.
Было сложно, но, клянусь, исправили! Наши отношения стали даже, кажется, гораздо крепче, чем были раньше. Папа моментально во мне перемену считывает, как будто я в горн протрубила, что скинула ношу с шеи в виде мерзкого клейма «Женька». Она меня душила. Наверно, по большей степени за эти долгие три года, она меня больше всего и убивала. Делала злой и колючей. Закрывала от мира, будто в наказание за все, что произошло!
За то, что влезла в чужой брак, в чужую постель, закрутила роман с чужим мужем…И будто карала отчаянно так долго! Но теперь…я не знаю почему, а словно отпустило.
Женька больше не существует…и я, как тогда, становлюсь мягкой и доброй… Знаю, что такой, как была «до» Влада, мне уже никогда не быть снова, но я наконец-то не вижу в этом ничего плохого. Новое не значит хуже. Я не буду наивной девочкой, отчаянно нуждающейся в любви. Я стану женщиной мудрой и сильной, а сегодня как будто первый кирпичик в фундамент этой силы возложен. Я буквально чувствую, как иду на поправку! Без бремени все-таки дышать легче, хотя, скорее всего, я еще не раз буду плакать, однако это все тоже будет во благо.
Перемены. Вот что это такое. И перемены обещают что-то лучшее, чем было до...Я знаю, что будет только лучше. Знаю! Поэтому слегка дернув плечами, также легко улыбаюсь и подвожу красную, смешную ложку с наконечником тигром сыну. Поразительно, но он сразу подбирается. Конечно! С дедой не загуляешь. Он ребенка воспитывает в строгости, как настоящего мужчину, хотя частенько и балует, и играет, и все равно сюсюкает. Отрицает — дико. Никогда не признает, но я же вижу…
— Просто хорошее настроение…
— Это хорошо, — папа кивает, ловко вытирая подбородок Котика от манки, — Я рад.
— Я тоже. Знаешь...я тут еще подумала...
— Пугающее начало.
Цыкаю саркастично.
— Очень смешно.
— О чем ты там подумала, Женя?
Вздыхаю и зачерпываю кашу, которую снова подношу Котику на поедание.
— В общем…помнишь, ты предлагал мне пойти к психологу?
Папа напрягается.
Вообще, если мы говорим до конца откровенно, то в тот день, когда он предложил — я устроила дикий скандал со слезами и грязными ругательствами. Орала, что не сумасшедшая! Что я нормальная! Что я справлюсь! Меня почему-то так вынесло…я не знаю, будто в груди красным замигало, понимаете? Мол…согласишься, точно все кончено будет. Будто если я пойду на сеанс — значит откажусь от наших отношений…
Такая дурость…
Это детство в заднице заиграло явно, теперь я прекрасно понимаю. Наверно, папа тоже понимал, потому что словом больше не обмолвился ни разу. Ему осталось только терпеть и ждать, когда я созрею…
— Кажется, я…думаю, что я готова.
Не веря своим ушам, отец пару раз хлопнул глазами, но быстро подавил все эмоции, которые могли бы меня снова напугать и заставили бы закрыться.
Это как с диким зверьком, знаете? Идет на контакт? Не шевелись, чтобы не спугнуть. Я себя именно так и чувствую, когда он сдержанно кивает и прячет улыбку за притворным кашлем.
— Хорошая новость.
— Ты заболел? — театрально выгибаю брови, — Может не поедешь ни на какую рыбалку?
— Еще чего! Я уже…другу обещал, да и потом Котику!
Ага-ага. Снова «друг», таинственный приятель, к которому он уже раз десять ездил «загород» на дачу. Интересно, тот дом, который они снимают, Лариса заставила своим чудным вареньем? Потому что, кхм-кхм, я сожрала сегодня ночью последнюю банку. Ну это так...мелочи жизни, превратности судьбы. Обсудим это позже.
Усмехаюсь. Когда этот бред кончится? Без понятия, но я даю ему это время. Меньшее, чем я могу отплатить взамен.
— Ну раз Котику обещал, то это да…Может, когда вернешься, поговоришь с Ларисой?
Папа тут же густо краснеет.
— С Ларисой? О чем это?
А я наслаждаюсь. Как говорится — время то да, но подколы никто не отменял.
— Ну как? Она же у нас врач...
Я специально делаю ударение на "нас", чтобы дать ему понять: не против, не обижусь, только порадуюсь. Ведь радуюсь! Лариса замечательная женщина. Правда. Ей сорок пять, она успешный хирург, а еще просто потрясающе красива! Плюсом, ко мне относится очень тепло, Котика обожает — это, конечно, едва ли показатель, потому что его обожает весь наш дом, но все равно! Она разительно отличается от Инны, зато чем-то похожа на мою мамочку. И самое главное: папа рядом с ней помолодел, светится и...кажется, счастлив? Нет, он совершенно точно счастлив! Как я могу быть против?
Папа ловит намек сразу. Он ничего не говорит, вытирая щечки малышу, а как будто дает себе время на принятие какого-то решения. Я тоже не давлю. Отстраняю пустую тарелку в сторону и жду, разве что улыбаюсь, наблюдая за ними.
А потом совсем тихое звучит:
— Ты правда не против?
Нет, это утро действительно должно быть официально внесено в реестр самых потрясающих «начал чего-то нового» всех времен и народов! Сердце щемит от радости и счастья, в окно бьет солнечный свет, Котик съел всю тарелку каши и почти не заляпал пол и папу!
Как же хорошо…
В сердцах и со всей своей нежностью я сжимаю его ладонь и шепчу: