— Я не полетел в горы? — тихо переспрашиваю правильно ли услышал, потому что это на меня совсем-совсем не похоже.
Подхожу обратно к столу и сажусь обратно.
Традиции в нашей семье — это важно. Меня воспитывали их уважать. Да и по доброй воли отказаться полететь и провести чудесные каникулы с родителями? Странно.
— Почему? — еще тише выдыхаю, но больше для себя.
Я правда хочу понять. Отец лишь жмет плечами.
— Ты сказал, что не можешь улететь, потому что должен быть в другом месте.
— Где?
— Рядом с ней.
— Так и сказал?!
— Так и сказал. Добавил, что физически не можешь улететь, после того, как выскочил из самолета, точно под хвост ужаленный.
— А потом ты спрашивал?
— Спрашивал, но ты только улыбался и отмахивался.
Хмурюсь.
— Ева знала, что у тебя появилась женщина. Она много раз намекала, старалась воздействовать на тебя через мать. Ты же знаешь. Она впечатлительная у нас…
— А мама что?
— Твоя жена ей никогда не нравилась, так что она, конечно, сглаживала ситуацию ради тебя, но никак особо не способствовала. Ева пыталась тобой манипулировать и делала это открыто, и сначала я списал твою нервозность и раздражение на это, но потом...Ты правда изменился.
— Например?
— Стал мягче. Как будто светился...Знаешь? Алла ближе к лету даже сказала, что рада. Она сказала, что ты счастлив наконец-то, — тихо улыбается отец, — И что она рада и благодарна девушке, которая смогла тебя освободить.
— Освободить от чего?
— Полагаю, что от Евы.
Закатываю глаза.
Мама Еву никогда не любила. Она всегда считала, что ей от меня нужны только деньги и статус, а я сколько не пытался ее переубедить, все зря. Отца это касалось тоже. Конечно, мы никогда не вступали в серьезные баталии по поводу моего выбора жены, потому что это был мой выбор, да и я ее любил...Родители со скрипом все приняли. Мне в этом плане крупно повезло. Сто раз видел, как "предки" давят на своих отпрысков, ставят препоны, ссорятся — мои действительно не такие. Они не из тех, кто будут лишать своего ребенка фундаментального права на "секс с тем, кого ты действительно хочешь, а не с тем, кого надо хотеть". И любить, конечно же. Нет! Они не такие. Мама у меня нежная душа, мягкая, и она очень трепетно относится ко мне, как будто я все еще маленький мальчик. Папа считает, что даже если я допущу ошибку — это будут мои шишки.
"Опыт иначе не заработаешь, сын. Ты должен допускать ошибки и в делах, и в отношениях. Так жизнь у тебя полная будет, а если вечно у меня взаймы брать будешь — половину упустишь..."
Я это всегда ценил. И поддержку их во всем, и наставления мягкие, и помощь. Поэтому я ни за что не поверю, что они ничего не знали! Нет, мама действительно вряд ли была в курсе, потому что я очень сомневаюсь, что рассказал ей. Берег. Ее я всегда берегу, даже лишившись половины личности. А отец? Это другой разговор. У нас с ним с детства доверительные отношения, и я знаю, что все могу ему рассказать. Значит...
— Ты знаешь, что произошло между мной и Евой?
Отец мотает головой.
— Ты мне так и не признался. Я спрашивал, пытался тебе помочь, но ты закрылся в глухую оборону.
— Но что-то точно случилось?
Отец пару мгновений молчит, потом кивает.
— Да. Сначала все было хорошо. Вы поженились...
— Это я помню.
— Знаю. Но тот момент, когда все пошло по звезде, стерся у тебя из памяти.
— И когда "все пошло по звезде"? — остро усмехаюсь с сарказмом, отец жмет плечами.
— Года через два, после того, как вы поженились. Тебя как подменили. Просто в один момент! Сначала ты ни с того, ни с сего взял и улетел к Даньке, и я догадываюсь, что там вы не просто задницы на пляже грели…Не стал тебя теребить. Подумал, может ты устал? Или кризис первых двух лет? Он же реальные, сын, поверь.
— У вас с мамой тоже были сложности?
— Если ты спрашиваешь, изменял ли я ей, то отвечу...один раз.
Вот это охренеть, как неожиданно. Я смотрю на отца круглыми, как блюдце, глазами, а он свои уводит в сторону и хмыкает, потирая край своего стола.
— Ничего никогда не бывает...идеально, Влад. Ты уже взрослый, так что я могу говорить открыто.
— Ты всегда утверждал, что измена — это грязь.
— Потому что я хотел, чтобы ты знал: это правда грязь, — смотрит на меня открыто, без попыток как-то оправдаться, — Это моя самая чудовищная ошибка, Влад.
— Когда это произошло?
— Примерно в тоже самое время, что и у тебя началось. Меня повело. Успех вскружил голову. Вокруг было много женщин, которые пытались меня соблазнить, а одной удалось. У нас были недолгие отношения, и однажды твоя мама пришла ко мне в офис, где мы...
— Замолчи, — хриплю, прикрыв глаза.
Потому что не хочу представлять, как маме было больно. Мне почему-то эта боль слишком родной кажется...
— Просто...заткнись.
— Влад, я понимаю, что это не совсем та информация, которую нужно рассказывать своему ребенку, но я хочу, чтобы ты знал: не было ни дня, когда я бы себя не корил за то, что сделал. И я не хотел, чтобы ты тоже проживал такую жизнь. Измена — это не просто грязь, сын. Это то, что навсегда оставляет шрам на сердце, и у мамы он тоже есть. Я делаю все, что могу, чтобы загладить свою вину, даже спустя столько лет!
— Почему она не ушла от тебя?!
— А кто сказал, что она не ушла? — невесло улыбается, и в его глазах я действительно вижу тяжелое раскаяние, даже боль, поэтому немного торможу.
Злюсь, но стараюсь его понять. Нет, не то. Простить? Теплее. Я стараюсь его простить. Наверно, так будет правильно.
— Я ее чуть не потерял тогда... — хрипло шепчет, разглядывая что-то перед собой, — Все мои друзья говорили, что в этом нет ничего такого: все так живут. Любовница для таких, как мы — это нормально! Вокруг так много соблазнов, женщин...зачем себя ограничивать? Это нормально. И я поддался. Охерел. Когда она узнала, я...я себя возненавидел. То, что увидел в ее глазах...это был просто ад на земле.
Отец потирает лицо ладонями, застывает на пару секунд, потом опускает руки и хмурится.
— Она смотрела на меня с такой болью, с таким...непониманием, а я...не знал, что делать дальше. Как мне загладить вину?
— И как ты загладил?
— До сих пор заглаживаю, — слегка усмехается, — Она говорит, что давно простила меня, но я себя простить не могу до сих пор. Я люблю ее, Влад. Алла для меня весь мир, и знаешь...иногда мне кажется, что может и хорошо, что именно так случилось? Это была правильная, сильная встряска, чтобы я верно расставил приоритеты.
— И какие же у тебя приоритеты?
— Что семья — это самое ценное, что у меня может быть. Контракты? Фирма? Бизнес? Мелочи. Самое главное — это вы с мамой. Что касается соблазнов? Они ничего не стоят. Пустое, как фантики из под конфет. Алла — женщина моей жизни. Если я ее потеряю, все потеряет смысл. Если она не будет счастлива — все потеряет смысл. Если ей будет больно — все потеряет смысл. Без нее — все потеряет смысл, Влад. И я доказываю ей свою любовь каждый день. И буду доказывать до гробовой доски, потому что за этот шанс, что она мне дала...я буду вечно ей благодарен.
В сердце щемит.
Я знаю, что мой отец любит маму, и мне, если честно, всегда...не верилось, что у них все так гладко. Почему? Разве так бывает? В чем-то он ведь прав: вокруг нас миллионы соблазнов, а он никогда на них не смотрит. Гребаный идеал мужчины, твою мать...и мне таким всегда хотелось быть! Почему же тогда я свернул с этой дороги? Я знаю, что она мне важна была.
— Окей, допустим. Я тоже поддался на этот бред и решил устроить секс-марафон. Хорошо. Но ты сказал «сначала». Что было, когда я вернулся в Россию?
— Ты завел первую любовницу.
Признаюсь, что это удар, но гораздо больший из-за добавки числительного.
— Первую? — тихо уточняю, отец поджимает губы и кивает.
— Их у тебя было много.
— А Ева...
— Я думаю, что она знала, — со странной ухмылкой отвечат отец, а я выгибаю брови.
— Что смешного?
— Да так...неважно. С Женей все было по-другому.
— И как?
— Она была особенной, — слегка улыбается отец, глядя на экран моего телефона.
С нежностью.
— Тоже заметил? — вырывается раньше, чем я соображаю, отец кивает.
— Он — вылитый ты, только кучерявый и с мамиными глазами.
— Почему я вас не познакомил?
— Ты не хотел.
— Она была особенной, но я не хотел…
— Не так, — поднимает на меня глаза и еще мягче улыбается, — Вечером перед голосованием, мы с тобой пили виски на террасе, и ты был абсолютно счастлив. Я сказал: Влад, не стоит раньше времени праздновать победу. А ты мне в ответ: я и не праздную ничего, отец. Мне, если честно, уже плевать выиграю я или проиграю.
— Серьезно?
— Серьезно.
— И ты не поинтересовался…
— Конечно поинтересовался! Ты ответил, что скоро все изменится в твоей жизни, и ты надеешься, что мы с мамой примем твой выбор. Я спросил, связанно ли это как-то с той загадочной девушкой?
— И…?
— Ты кивнул и попросил разрешения привести ее домой.
— Я хотел вас познакомить…
— Да, но не пока ты был женат.
А вот это совсем неожиданно.
— То есть я хотел развестись?!
— Я думаю, что да. Прямо ты этого не озвучил, но я умею читать между строк.
— И что же я такого сказал?!
— Что все должно быть правильно. Из редких разговоров о Евгении, я понял, что девочка стесняется роли, которую пока занимает в твоей жизни, и тебе это не нравилось. В смысле...ты хотел, чтобы она чувствовала себя комфортно, и хотел, чтобы когда все с ней познакомились — это было правильно.
Ох-ре-неть.
Это на меня похоже, но…
— Тогда почему ты ничего мне не сказал? — шепчу, отец опускает глаза на телефон и снова улыбается, но уже не так нежно, а скорее с грустью и тяжелым сердцем.
— Прости мне это малодушие, Влад. Когда мы с матерью приехали и увидели тебя всего в трубках…ее не было рядом. А вот Ева была. Мы ждали две недели — но снова ничего, и снова была только Ева. Потом ты пришел в себя, и когда мы поняли, что ты потерял память…