— Да не знаю, что сказать. Нормально все. Ева сейчас…
— А можно мне выпить? — пресекаю рассказ о его сранной жене, и Ник тут же переводит взгляд на меня.
— Черт, прости. Сейчас…
— Давай я!
Даня забирает инициативу вместе с моим стаканом, встает и подходит к бару. Я за ним цепко слежу и правильно делаю. Он только ждал момента, кажется, чтобы я рот открыла. Провокация уже почти перезрела, как никак.
— Что предпочитает дама? Виски? Ликер? Шампанское? А может быть водку?
И ухмыляется. Подначивает. Играется. А потом вступает и Довод. Он допивает свое виски, бросает на меня взгляд и тянет нагло.
— Думаю, последнее. Она похожа на ту, кто очень любит водку.
Моментально меня ошпаривает ярость. Я медленно перевожу на него взгляд, и не думаю отводить, даже когда мы опять сталкиваемся.
Кажется, если сейчас зажечь спичку — красивый дом четы Астаховых взлетит на воздух.
— А вы бы хотели, чтобы я предпочла сухой Мартини с тремя оливками? Как ваша жена?
На самом деле, это пальцем в небо. Я не знаю, чем заливает свою гнилую душу госпожа Довод. Ее муж со мной такие вещи никогда не обсуждал, но, судя по тому, как он сцепил челюсть — я попала в точку.
Хмыкаю и отвожу глаза. Не могу. Не выдерживаю. Это испытание, увы, мне не по плечу.
— Я вас разочарую, видимо, по всем фронтам, — тихо заканчиваю, — Виски с колой.
Надеюсь, мне больше говорить не придется.
Ловлю на себе обеспокоенный взгляд Ники, но слегка улыбаюсь и мотаю головой, мол, все нормально. Она не знает. И не узнает. Зачем? Новость о том, что кого Ника называет «ублюдком паскудным», сейчас сидит в ее гостиной, вальяжно раскинув ноги, вряд ли поспособствует торжеству. Ставить под угрозу ее счастье? Да ни в жизни! Я хоть и знаю, что Ник ее любит, и мне доподлинно известно, моего «парня» он называет точно также — все равно так себе гарантии. Они могут поссориться в попытке отстоять своих друзей, а я этого не переживу. Ника его действительно любит...но и меня любит тоже. Я за нее в огонь, и в воду, она туда же. Кто знает? Вдруг дружба и в их мире имеет иную цену? Точнее, имеет хоть какую-нибудь? Ник может считать также, а это конфликт. Никому не нужный, пустой конфликт.
Поэтому никаких скандалов. Надо просто подвести разговор к сути и побыстрее свалить отсюда, как можно дальше.
Вздыхаю, приняв стакан из рук парня, и усердно думаю, как лучше все это провернуть, когда Ник снова спрашивает.
— Ну и что, Влад? Как тебе в России?
Горько, но я снова напрягаюсь всем телом. Ругаю себя тихо, что по-прежнему хочу знать, как у него дела, и готова ловить информацию по крупинкам…
Боже…какая же я жалкая…
Говоришь, повзрослела? И где твоя хваленная логика? В трубу вылетела в который раз, когда разговор о Доводе зашел?
Ненавижу...
— Очень хорошо. Я скучал по родным пенатам.
— Европа — не то, скажи?
— Определенно, — мягко смеется, — Я уже с ума схожу от их бесконечных ограничений. Хорошо, что моя ссылка закончена.
Что?...
Замираю всем телом, а пульс ускоряется. Что это значит? Какая ссылка? И…он…он возвращается?
Никита отвечает таким же мягким смехом.
— Из огня, да в полымя?
— Да.
— То есть ты все-таки решился?
— А почему нет? Я этого хотел, а ты же знаешь…
— Когда ты что-то хочешь, ты это получаешь.
— Точно.
— Я считаю — за это надо выпить! — вклинивается Даня, — Хватит уже наш прекрасный Питер украшать старыми мордами! Дорогу молодым! И все такое. К тому же, представьте только, как шикарно он будет смотреться на всех этих предвыборных плакатах!
Меня уносит холодной волной. Застываю, не могу пошевелиться, а в ушах, кажется, снова начинает звенеть — он будет учавствовать в выборах. Серьезно?! Нет…СЕРЬЕЗНО, БЛ...?! Ты — судьба, настолько сука?!
Еще как! Слышу, как звенят стаканы и чувствую, что вся толпа смотрит на меня. Ждут. А я, клянусь, сдохну скорее, чем выпью за эту хрень. Пошли вы все!
Моргаю пару раз, поднимаю глаза, но поджимаю губы.
— Извините, я аполитична. Но поздравляю, господин Довод, — киваю и отпиваю немного без воодушевления, — Наверно, вы и правда будете неплохо смотреться на плакатах. Надеюсь, без синяка. Пойду покурю.
Кажется, я все-таки испортила вечер. Черт. Но, честно?! Этот удар выдержать оказалось сложно.
Он возвращается…
Будто это что-то значит...Сердечко мое отбивает быстрый ритм. Оно что-то празднует, потому что оно, глупое, не понимает — ничего не поменяется. Какая разница?! Ну вернулся. Ну будет снова жить здесь. Будет работать. Будет учавствовать в выборах по второму кругу. Дальше что?! Только хуже станет! Если раньше я могла заблокировать его везде и видеть, только если сама не выдержу — теперь о собственных порывах можно забыть.
Мне придется его видеть.
В прошлый раз все было именно так. Его рожа украшала почти каждый билборд на каждом повороте. И по второму кругу…черт…
Прикрываю глаза, прижавшись спиной к лодочному домику у озера. Территория у друзей — огромна. Здесь есть и баня, и летняя кухня, и веранда, а еще лодочный домик, где Ник хранит свои припасы для рыбалки, в которой души не чает.
Ну почему…почему он не может также? Иметь нормальное хобби? А не отдавать всего себя женщинам, которые исчисляются в миллионах?
Съезжаю по стеночке и подтягиваю ноги к груди. Сигаретный дым медленно уползает в потемневшее небо, а дышать дико сложно. Жаль не из-за курева. Очень жаль.
Меня как будто окунуло в собственную грязь, и я к такому не была готова. Хорошо одно — все-таки встречи он не искал и вряд ли будет. Какой в этом смысл? Судя по всему, им с Евой все-таки удалось сохранить отношения, не смотря на левак. Хотя…как там говорят? Левак укрепляет брак? Вряд ли их обоих сильно волнует отсутствие моногамии.
Ладно. Если серьезно, то ершиться можно до конца времен, а признавать, да, больно, но да, надо: Влад говорит о Еве с теплом.
Раньше, он говорил о ней с отвращением — теперь с теплом. Ха! Как быстро меняются приоритеты…с другой стороны, есть особое волнение, когда ты видишь, как народная мудрость из присказки становится непреложным обетом. Или константой: левак, по всей видимости, действительно укрепляет брак. Единственное, что меня в этом радует, что там было еще прилагательное «хороший». Хороший левак укрепляет брак, так что, судя по всему, спасибо? За высокую оценку моим…как там было? Способностям круто стонать и в узлы завязываться? Да. Именно им.
Так. Ладно. Прекрати. Тебя это больше не касается! У него своя жизнь! И главное, что в твою он лезть не собирается. Это главная константа, а не какой-то там бред-оправдания мужу изменщику: Он. Больше. Тебя. Не. Тронет.
Только вот стоит мне произнести такие простые слова, как все получается ровно наоборот.
Я слышала, что говорить о чем-то в слух, а тем более так отчаянно повторять, или по-простому каркать, дело гиблое. Нельзя. Надо ситуацию отпускать, а не призывать самый плохой поворот событий всеми фибрами души. Я слышала, но, видимо, где-то повернула снова не туда, потому что когда я закуриваю вторую сигарету, слышу, как по каменной тропинке звучат тихие, спокойные шаги.
И я знаю, что это он.
Все мое нутро поджимается, а потом начинает истерично трепыхаться. Кожу обдает мурашками. Тело снова пылает там, где он касался, то есть везде.
Я знаю, что это он, понимаете?! Знаю! Поэтому не поднимаю глаз, когда до блеска начищенные туфли останавливаются прямо напротив. Тупо смотрю на струйку дыма, он тупо молчит.
Твою мать…
— Отвали от меня на хер, — цежу еле слышно, сразу получаю смешок.
— А ты, я смотрю, продолжаешь дерзить? Слышала выражение «не по Сеньке шапка»?
— Слышал выражение: отвали от меня на хер? Надеюсь, что с возрастом на слух не начал жаловаться.
Чувствую, как притворное веселье растворяется вместе с моим дымом. Кажется, на этот раз я действительно довыеживалась…
— Встала, — звучит холодное, я пытаюсь спрятать испуг и волнение за притворным смешком.
— Отсоси…
Женя. Если я когда-то говорила, что ты дура — прости. Прости меня, родная ты моя душа, любительница острых ощущений на свою сладкую попку. Ты не дура, нет. Ты просто идиотка! Снова лезешь на рожон, как будто промолчать не можешь! Ведь все же могло быть иначе…
Но все так, как есть.
Довод шумно выдыхает носом, скорее всего и крылья его затрепыхали, как шторка на ветру — так всегда и происходило, когда он сильно злился, сейчас то он сильно злится. Прямо в бешенстве! И я это, опять же, сразу улавливаю, только время отмотать назад не могу…да и честно? Едва ли я поступила бы иначе...кажется, рядом с ним я генетически неспособна выбирать правильные варианты...
Секунды не проходит, как он хватает меня за предплечья и с силой дергает на ноги.
— Руки убери, козел! — взвизгиваю, но сразу притихаю.
Серьезно.
Я его таким бешеным еще не видела. Плотно сжатые челюсти, желваки, играющие в пинг-понг друг с другом, сжатые губы в тонкую линию. И пальцы на моей коже, которые продолжают сжиматься и вдавливаться, причиняя физическую боль.
Мамочка…
— Отпусти… — стараюсь не умолять, но получается с натяжкой.
Голос жалкий и блеклый. Я натурально боюсь его сейчас, и это, наверно, читается во всем моем существе.
— Отпу…
— Выбросила сигарету, — звучит хриплый, севший голос.
Его я тоже, кстати, не узнаю, но от него уже бегут мурашки. Будто…знаете? Вроде что-то знакомое, а одновременно совершенно новое.
Твою мать! Во что я опять вляпалась?!
— Чего еще?!
ТВОЮ МАТЬ В КВАДРАТЕ! Прекрати дергать его за усы! Однако, язык мой — враг мой, он действует быстрее каких-то там инстинктов самосохранения…
— Убери от меня свои чертовы руки, ублюдок или…
Что там «или» проглатывает история. Довод делает на меня шаг, вдавливая в злосчастную стенку домика, нависает сверху, а его запах…сводит с ума.
Меня так ведет, что мир вокруг распадается на части, а остаются только его глаза. Черные дыры, что выжигают из меня душу.