— Надо же, я думал, мое заточение будет вечным! Но нет, нет, во имя древних сил, ты умрешь! Ты скоро умрешь! А я займу тебя, и Нуаду поплатится, поплатится!
— Нуаду? — слышать древнее имя, произносимое с такой страстью, было странно. — О Нуаду никто не слышал в Нижнем мире давным-давно, а в Верхний…
— Не говори мне про Верхний! Что ты вообще можешь знать о Верхнем! Даже я, могучий Эр-Харт, победитель чудовищ и сердце черной стаи, не познал Верхний во всех его лицах! Куда тебе, беспамятное отражение!..
Руку дернуло болью, и Алан почувствовал сквозь сон, как его снова гладят по щекам небольшими ладошками. Мэй, там за него переживает Мэй. Алан думал попрощаться со странным сном, следовало быть вежливым, но когда обернулся, оказалось, что зеркало придвинулось едва ли не вплотную. Громадный волк дышал в лицо и свирепо щурился, надменно разглядывая Алана в упор.
— Измельчал, но не торопишься уступать мне место! Забыл! Забыл себя и меня! Ничего-ничего, недолго тебе осталось! — и шагнул из серебристой жидкости, как из патоки, с усилием. — Победа или смерть!
Алан воспользовался заминкой и шарахнулся назад, осматриваясь в поисках какого-нибудь оружия: против такой махины рукопашным боем долго не продержаться! Вокруг было пусто — лишь черные зеркальные плиты пола, как в тронном зале. Пришлось ловить первый удар на перекрещенные руки и выворачивать кисти возвратным движением в ответ. Древний и непонятно откуда взявшийся противник хмыкнул одобрительно, без труда разрывая аланов хват:
— Ну хоть что-то не забыл, старый чудак! Не узнавать себя! Не узнавать собственное имя! Меня зовут Эр-Харт! И это я должен быть тобой! Я!
Новая серия атак ошеломила Алана наравне со словами: полуседой волк откатился по твердым и ледяным плитам, потряс головой и поспешил встать, чтобы с новым интересом посмотреть на противника.
Да, древний волк был выше, черная длинная грива тоже мешала разглядеть неуловимое сходство, но глаза! Эр-Харт насмешливо фыркнул. Алан видел перед собой… Видел перед собой себя. Старого и озлобленного, живущего жаждой мести, которая неприкрыто светилась в глазах, искажала черты, делала его неузнаваемым.
Это был он, Алан, который был им до клетки, до балагана и беспамятства, до жизни только и исключительно волком! Многолетний вопрос, застарелое любопытство нашли свой ответ, который, однако, не радовал. Алану было странно видеть себя таким. Странно, неприятно и почти больно.
— Ты можешь просто отойти в сторону, я не трону тебя, и смерть будет легкой, и нашему телу не придется переживать мгновение гибели! — Эр-Харт вышагивал медленно, осознавая свое преимущество. — Сдавайся, это хорошая, безболезненная кончина, ты забудешь о проклятье, измученный огрызок души, никаких ошейников, лишь темнота и холод, превращающийся в тепло!
Забыть об ошейнике было бы неплохо, Алан в сомнении поднял руку к шее, пытаясь нащупать твердый камень тут, во сне. У него получилось, что изрядно отрезвило: нельзя, нельзя выпускать из тьмы собственной памяти этого дикого волка! Не в Черный замок! Не туда, где на коленях сидит Мэй! Не туда, где Дженни готовит пирог и поджидает их обоих домой! Не туда, где перебаламученный советник вернется со всем возможным проворством, чтобы спасти друга, а найдет вот этот древний мстительный ужас!
Решимость воспротивиться что-то изменила, мгновением позже Алан осознал, что — пояс привычно оттягивали ножны, у него теперь было оружие. Начальник замковой стражи успокоился и выставил перед собой клинок. Эр-Харт приостановился.
— Что, все-таки мучиться? Выбираешь опять мучиться? Неудивительно, ты всегда выбираешь мучиться, но это глупо! — и застыл в зеркальном отражении стойки Алана.
Полуторный меч против полуторного меча, два одинаково ловких противника, однако Алан теперь обладал опытом большим, чем его древний… предшественник. Эр-Харт злился, не в состоянии заполучить победу быстро, Алан сосредотачивался на противнике все больше, и все больше его понимал. Древним волком двигала жажда мести, только и исключительно! Это было плохо, и это было понятно. А еще Эр-Харта было жаль.
В очередной раз выверенный финт Эр-Харта не достиг цели, Алан ускользнул отработанным давным-давно движением: во время одного из тренировочных боев с Джаредом тот подловил начальника стражи именно так! Сердце согрела благодарность к другу, а зарычавший древний волк напротив не заставил дрогнуть.
— Я вырву твое сердце так же, как вырывал сердца всех своих врагов! Ты не сможешь встать на пути мести!
— Встать — возможно, но и пройти не дам, а насчет сердца… — Алан почти опрокинул противника, тот отшатнулся, разрывая дистанцию. — С сердцем труднее, ты взял на себя непосильную задачу. Видишь ли, мое сердце — камень и при этом принадлежит многим ши. Я им не распоряжаюсь.
— Такого не бывает! А о сердцах я знаю все!
Противник решился на длинную атаку, чтобы использовать все преимущества своего более высокого роста, на некоторое время обоим стало не до разговоров. Алан не успел увернуться от одного завершающего движения, и ему чуть не рассекло щеку! И рассекло бы! Но в момент касания клинка к лицу Алан почувствовал прижатую ладонь Мэя.
— Тебя кто-то защищает! — Эр-Харт тяжело дышал не от движений, от злобы.
Алана прошило подозрением, что у предшественника тоже есть свой ошейник.
— Я же говорю, мое сердце мне не принадлежит, — за волчонка стало тревожно, следовало как можно быстрее покончить с древним, желательно, без применения лезвий. — Часть его всегда в кармане у нашего советника, рядом с платком — он никогда не забывает ни о том, ни о другом и предельно аккуратен. Еще часть — среди подушечек для булавок белошвейки, она иногда случайно колет, но больше греет в ладонях. Другая — возле игрушек непоседы-волчонка, всегда колотится, когда тот вприпрыжку несется навстречу очередной шалости…
— Какая глупость! То, что ты говоришь, невозможно! Я! Эр-Харт! Заявляю тебе об этом! — дикий двойник наступал так, как наступают спорщики, не противники.
— Тогда скажи и моему сердцу, затерявшемуся среди королевских накидок в заботе о короле, запавшему за шиворот некоторым офицерам, пребывающему частью среди приправ повара, аромат которых он иногда вдыхает, но никогда не использует.
Алану очень нужно было прекратить бой и подойти к Эр-Харту близко. Он пока не решил, зачем, однако это лишь подстегивало. Новая благодарность опять заставила сердце забиться чаще, живее: Алан хорошо представлял тех, о ком говорил, и выдумывать небылицы о своем сердце выходило легко, будто он говорил правду.
Противник застыл напротив, потрясая своей долгой гривой, пытаясь предугадать атаку Алана и осознать происходящее по-новому.
— Сам посуди, Эр-Харт, — произнесение имени предшественника протянуло между ними гудящий канат связи, но пугаться и махать мечом было поздно. — Посуди сам, про Нуаду не слышно уже многие тысячи лет. Твоих никого не осталось. В какой мир ты собираешься явиться, древнее создание?
Алан медленно подходил, опустив меч, на всякий случай не вкладывая его в ножны.
— Нет, нет, нет! Я поклялся мстить! — дыхание у волка напротив снова захватило.
— Мстить уже некому, — чем ближе Алан подходил, тем отчетливее становился план. — У тебя тоже есть пределы. Ограничения. Силы и желание знакомиться с новым миром в конце концов! А еще…
Алан подошел вплотную к Эр-Харту, заглянул в свои же глаза, смотрящие с лица выше. Поднял свободную от меча руку, похлопал по плечу, как своего офицера или стражника, умеренно тепло, ловко, обычно. Древний волк уставился на Алана как на чудо света, однако не отстранился. Алан улыбнулся как можно мягче.
— А еще, Эр-Харт, я сильнее, — и прижал более крупного волка к груди, ощущая, как бьется каменное сердце, как сопротивляется древний, и как неостановимо сам Алан становится целым. — Я прощаю тебя и твой долг стае, я отпускаю твой долг Нуаду, я принимаю тебя, Эр-Харт.
На мгновение весь тронный зал — все-таки они сражались в тронном зале! — высветился будто вспышкой молнии, в самых маленьких деталях, самых тонких щелях и неровностях. Алан почувствовал спокойствие, одно на двоих, уходящие безвозвратно воспоминания о жизни Эр-Харта, до того повязанные на мести, что сгинувшие от прощения.
Об этом, однако, Алан теперь не жалел. Пустота беспамятства, мучившая его время от времени отступила — там было что-то, он теперь представлял примерно, каким оно было, а подробности перестали волновать начальника замковой стражи. Эр-Харт тоже обрел покой, старую личность больше не держала месть, и ее силы растворились, разбавили силы самого Алана.
Черный пол под ногами вдруг покачнулся, меч выпал из рук, Алана закрутило, швырнуло и ударило об пол. Начальник стражи постарался проморгаться, отгоняя от себя назойливые видения сна…
— Дядя, ну дядя Алан! Ты уснул! — Мэй укоризненно заглядывал в глаза своими светлыми, со звездочками. Беспокоился.
— Пх-рхости, Мэй, — Алан закашлялся, но чувствовал себя не таким разбитым, даже придержал чуть не потерявшего равновесие от неожиданности ребенка. — Я случайно…
Мэй опять завздыхал как взрослый, укоризненно оглядел Алана, прихватил за щеки, пощупал за правую руку, заулыбался с облегчением.
— Ну вот! Ну вот! Теперь ты теплый весь! Пошли к нам! Пирог наверное уже даже готов! — волчонок приподнялся сам, подладился под левую руку, чтобы помочь встать. — Дядя Алан, а ты потом маме скажи, что я с тобой был. А то она ругаться будет, что я так долго.
«Дядю Алана» внезапно и очень сильно приложила совесть. По его ощущениям, прошел не час и даже не два, пока он тут валялся на полу, вдалеке ото всех патрулей, смотрел дивные по странности сны и грелся об этого маленького волка. Рука все так же болела, но боль из невыносимой стала привычно тянущей.
Попробовал вздохнуть глубже — горло сжимало куда меньше обычного.
— Я тебя за пояс подержу, пойдем, дядя Алан? А то мама плакать будет. Я не люблю, когда плачет. Пусть лучше ругается!