Фу.
- Нет уж. Ты хоть знаешь, как мне будет плохо? Поверь, приятного в этом мало.
- Точно, - сказал он, опустил стакан и откинулся на спинку стула, скрестив руки.
- Я не понимаю.
- Если ты это выпьешь, тебе будет плохо, - отозвался он. – Тебя возненавидит твой желудок.
- Да. Все мы что-то узнали сегодня. И…?
- Хорошо, - он покрутил браслет с шипами на запястье. – Предположим, что ты его выпила. Тебе плохо, но после этого ты ведь снова будешь в порядке?
- Не знаю. Я не отравлюсь?
Он рассмеялся.
- Нет.
- Тогда я буду в порядке.
Он отодвинул в сторону стакан с грязной водой и схватил лист бумаги. Достав ручку, он принялся рисовать. Я попыталась заглянуть со своего места.
- Это не… будет нас атаковать?
Джун посмотрела на меня, хмурясь.
- Коваи ка? – спросил он. – Боишься? Неужели у Юу настолько плохо с контролем?
Черт. Даже не пытаясь, я снова выдала ему информацию о Томо.
- Он умеет управлять, - соврала я. – Но о тебе я не знаю. Те змеи, что напали на якудза, были страшными.
Он улыбнулся.
- Но они тебя не тронули, - и он был прав.
Он рисовал, и я заглядывала через его левую руку, которой он пытался прикрыться. Его линии были грубее, чем у Томохиро. Томо рисовал медленнее, линии получались плавными. Джун же делал это резкими и уверенными движениями.
Он рисовал стакан воды, он даже не успел закончить, а вода уже раскачивалась, с каждым штрихом капельки стекались по стенке стакана.
Когда он закончил, то поднял бумагу и коснулся поверхности ладонью. Изображение казалось размытым, мне стал не по себе, я отвела взгляд. Я чувствовала себя так же, когда смотрела, как рисует Томо. Было что-то особое в том миге, когда рисунок переставал быть просто рисунком, а становился чем-то большим. Чем-то живым.
Когда я подняла взгляд, стакан воды все еще оставался на листе, но Джун сжимал копию в руке. Края стакана были неровными, были заметны штрихи, а в воде кружились черные линии, словно туда капнули чернила, и они смешивались с водой. Но сама вода не была похожа на нарисованную.
- Пить хочешь? – спросил Джун.
Я недоверчиво уставилась на него. Я ведь понимала, что такой напиток вполне может убить.
Он должен был понять, что я думаю, из-за бледности на моем лице. Он поднял свободную руку и помахал ею.
- Я нарисовал воду, а не яд, - сказал он. – Может, тебе и станет плохо. Но потом все будет в порядке.
Я неуверенно коснулась стакана. Если бы его нарисовал Томохиро, я бы порезалась. Это я понимала. Но стакан Джуна был гладким на ощупь, был похож на обычный. Почему из-за таких мыслей я чувствую себя виноватой?
- Дело в том, - сказал он, - что если ты выпьешь что-то, из-за чего тебе станет плохо, то велик шанс, что тебе станет потом лучше. Но если плохо станет не только тебе? А если из стакана выпьет, скажем, беременная?
Мои глаза расширились, я прижала ладонь ко рту. Я понимала, о чем он говорит. Голос дрожал.
- Думаешь, моя мама выпила чернила, когда была беременна мной.
- Если кто-то выпьет чернила, то не получит способности Ками, - сказал Джун. – Даже если ввести в кровь. Но если чернила попадут в тело, что только формируется, то… тело может подумать, что так и должно быть.
- О, боже.
Джун заговорил тихо и мягко.
- Кэти, когда тебе было десять или одиннадцать… ты замечала тогда, что чернила на тебя реагируют?
- Нет, - сказала я. – Я ничего не замечала, пока… - голос оборвался. – Пока я не приехала в Японию. Когда я прибыла, то почувствовала, что внутри словно что-то шевелится. Самолет… попал в зону турбулентности, но я готова поклясться, что он дрожал в такт с моим пульсом. Это же случилось и в Сунтабе, и когда я увидела, как двигается рисунок Томо.
- Понятно, - сказал он. – Чернила спали, пока не попали сюда. Пока не почувствовали вокруг других Ками. Их нельзя назвать живыми, но… это сила, данная Аматэрасу. И эта сила притягивает подобную, как магнит. Это обычные люди назвали бы притяжением, призванием в жизни. Ками же призваны, чтобы защитить Японию.
- Но как чернила попали к моей маме? – об этом даже думать было страшно. Я дрожала и положила руки на стол, чтобы успокоиться.
- А тетя? – спросил Джун. – Она разве не присылала подарки из Японии?
Я покачала головой.
- Она уехала в Японию, когда мне было восемь. Мама тут никогда не была. Диана так и не смогла убедить ее побывать здесь, вряд ли она была здесь до моего рождения. Она не любит выезжать из страны, - то есть, не любила. Я все еще не могла думать о ней в прошедшем времени.
Джун отвел взгляд.
- А твой папа? – спросил он, крутя пальцами серебряную серьгу. Я заметила, что он так делает, когда нервничает.
- Я даже его не видела, - сказала я. – Он бросил маму до моего рождения.
- Сасуга, - отозвался он. – Как и ожидалось.
- Что?
- Ничего, - сказал он. – Просто… мой отец был бездельником.
- Он ушел?
- Типа того. Сейчас его уже нет.
- Прости, - сказала я. – Моя мама тоже умерла.
Этого он явно не знал, и я напомнила себе, что мы вообще не знали друг друга. Так почему мне казалось, что мы все знаем?
- Мне жаль, - сказал он.
- Сердечный приступ год назад. А что случилось с твоим папой?
Глаза Джуна стали еще темнее и холоднее, чем обычно. Он убрал руку от серьги и сжал ее в кулак. Он ничего не сказал.
Я понимала эту боль. Я хотела дотянуться до него, как дотянулся до меня Томо. Смерть, может, и случилась давно, но рана Джуна оставалась открытой. Он с ней не справился.
Я положила ладонь на его запястье, и он удивленно посмотрел на меня.
- Я хочу помочь. Я тоже через это прошла.
Он всегда держал себя в руках, и я еще ни разу не видела его таким потрясенным.
- Якудза, - сказал он. – Это из-за якудза.
Боже. Тогда понятно, почему он хотел их уничтожить. Я помнила, что он сказал, когда банда Ишикавы пыталась мне угрожать. Джун выбил кинжал и остановил нападение. Он сказал тогда, что не любит бандитов. Что уже пересекался с ними.
- Мой папа был Ками, - сказал он. – Он работал на Ханчи.
Мои глаза расширились.
- Ханчи хотел, чтобы Томо работал на него.
Он кивнул.
- Мне тоже предлагали. Но я ни в коем случае этого не сделал бы. Они разрушили нашу жизнь. Нам с мамой пришлось переехать к ее родителям. У нас не осталось ни дома, ни машины, ничего.
- После смерти твоего папы? – поняла я. Он кивнул, закрыв глаза. Его кожа под моими пальцами была горячей. Я хотела его обнять, но это было бы странно. А если он не так это поймет? Потому я держала его за запястье, пока он сидел и молчал.
- Те подонки, - сказал он мрачным тоном. – Потому я и хотел чернилами разобраться с ними. Чтобы они больше никому не навредили.
Я понимала его страдания, его стремление к справедливости. Но не могла согласиться со способом достижения цели, но у этого хотя бы была причина.
- Забудь, - сказал он, подняв голову. Он снова взял себя в руки. – Куда важнее сейчас, мы почти поняли, как ты связана с чернилами. Дальше нужно понять, как ими управлять.
- Управлять? – спросила я. – Но я ведь не Ками.
- Вполне себе Ками. Хоть и искусственно получившаяся.
- Жутковато, - сказала я, он рассмеялся.
- Прости, - сказал он. – А мне это кажется классным. Твои рисунки не двигаются, но ты можешь управлять чернилами.
В кабинете становилось темнее, его освещал лишь закат.
Я взглянула на часы.
- Ой. Диана будет гадать, куда я пропала. Я должна была вернуться домой еще полтора часа назад.
- Гомэн! – извинился он. – Я могу тебя подвезти.
- Нет, спасибо, - пролепетала я. Не хотелось, чтобы он узнал, где я живу.
- Хотя бы до станции, - сказал он. – Пока мы не убедимся, что якудза оставили тебя в покое, ходить в одиночку по Шизуоке, да еще и ночью, опасно, не так ли?
Он был прав. Да и выглядел он уже менее пугающим. Вряд ли он снова попытается что-то с нами сделать. У него была своя причина, хотя все было запутанно. Но его цель можно было назвать хорошей.
- Спасибо, - сказала я. Мы убрали баночки с красками на место, он зачеркнул рисунок стакана. Нарисованная вода оставляла черные следы в раковине, когда мы ее вылили.
- Мазуи, - сказал он, пытаясь убрать следы. Он отвернулся и скривился, высунув язык.
Я рассмеялась. Не смогла сдержаться.
- Хочешь пить? – я попыталась передразнить его голос.
- Я знал, что ты не станешь пить, - сказал он. – Иначе я и не спрашивал бы.
Мы остановились у его шкафчика в гэнкане, чтобы взять дополнительный шлем и забрать обувь.
- Я порой подвожу Икеду домой после репетиции, когда она не берет свой мотоцикл, – объяснил он. Я не могла понять их отношения – он называл ее по фамилии, она его – по имени, но это было не мое дело. Его черный мотоцикл стоял позади стоянки для велосипедов. Солнце быстро садилось, воздух был холодным. Все-таки осень решила наступить.
Я села за ним, обняв его руками за пояс. Это было неловко. Эта близость смущала и завораживала.
«Прекрати, - говорила я себе. – Да, он красивый. Но ты не одна. Забудь».
Было глупо вообще так себя чувствовать. Я просто за него держалась, чтобы не упасть с мотоцикла. Он это знал, я тоже это знала.
Джун завел мотоцикл, мы поехали по улице. Хорошо, что я сидела за ним, ведь ветер оказался еще холоднее, когда мы помчались. Путь проходил мимо замок Сунпу, я смотрела на его белые стены, которые освещали фонари у моста. Мы проехали мимо полицейского участка, конечно, Ками выбрали себе это место.
Я не могла забыть, как мы с Томохиро ударили шинаем запястье Джуна, какой звук при этом слышался.
«Да что я творю?» - подумала я. Но, может, с помощью Джуна мы с Томо все же одолеем чернила.
У меня не было выбора.
Это немного облегчило чувство вины.
Я слезла с мотоцикла, когда Джун приехал на станцию. Воздух покалывал холодом пальцы, когда я убрала руки с его пояса. Он был теплым, а я теперь осталась без этого тепла.