Я сказал Биддлу, что он должен зайти в кладбищенский комплекс Аояма-Боши на Каяноки-дори через ворота со стороны Омотесандо-дори. Что должен пройти по дорожке около пятидесяти метров, слева он увидит обелиск, самую высокую конструкцию на всем кладбище. Что я буду ждать его там.
В восемь часов, когда уже стало достаточно темно, я проскользнул на кладбище со стороны Гаиэнниси-дори. Я не воспользовался каким-нибудь из основных входов, на случай если там кто-то занял позицию и поджидает меня. Странное место для занятий бегом, но почему бы и нет? Зайдя на кладбище, я надел окуляры. Теперь я мог разглядеть каждый указатель и кустик — в ярко-зеленом цвете. Я видел летучих мышей, снующих между деревьями, крадущегося кота.
Я устроился рядом с обелиском, внутри мемориала в форме тройной пагоды. Пагода оказалась прекрасным местом для засады с выигрышным обзором в триста шестьдесят градусов.
Биддл появился ровно в десять. К шпионскому делу он относится с такой же пунктуальностью, как к своему чаю.
Я наблюдал, как он пробирается к обелиску. Расстегнутый плащ, костюм с галстуком. Прямо ходячий образ рыцаря плаща и кинжала. Десять минут я осматривал периметр кладбища, используя прибор ночного видения, пока не убедился, что он один. Тогда я выбрался из своего убежища и направился навстречу.
Он не слышал меня, пока с расстояния метра я не позвал:
— Биддл!
— Господи! — воскликнул он, вздрогнув и резко повернувшись ко мне. В темноте я видел, как он щурится. В бело-зеленом цвете окуляров я видел мельчайшие детали его лица.
Детектор Гарри недвижно лежал у меня в кармане. Здоровой рукой я достал дубинку из кармана брюк. Биддл в темноте не заметил этого движения.
— Есть небольшая проблема, — сказал я.
— Какая?
— Я хочу, чтобы вы постарались чуть лучше убедить меня, что не имеете никакого отношения к смерти Харриоси Фуказавы.
Я увидел, как он нахмурил зеленые брови.
— Послушайте, я уже говорил вам… — начал он.
Я сделал замах дубинкой слева и ударил его по голени, несильно, потому что ломать ему кости было еще рано. Биддл заорал и рухнул на землю, ухватившись за раненую ногу. Я дал ему минуту покататься, а сам тем временем осмотрел окрестности. За исключением Биддла, все было тихо.
— Больше никакого шума, — сказал я. — Веди себя спокойно, или я успокою тебя.
Он сжал зубы и посмотрел в ту сторону, откуда исходил мой голос.
— Черт побери, я уже рассказал все, что знаю, — выдохнул он.
— Ты не сказал, что работаешь с Ямаото. Что тот, кто оставил «Сумерки» в действии, — это ты, а не Канезаки.
Его глаза расширились, он пытался разглядеть меня в темноте.
— Канезаки платит тебе, что ли? — простонал он.
— Нет. Никто мне не платит. Впервые я делаю это просто потому, что хочу. Хотя на твоем месте я не назвал бы это хорошей новостью.
— Но ведь тебе могу платить я. Управление. Мы живем в новом мире и, я уже говорил, хотим, чтобы ты стал его частью.
Я усмехнулся:
— Ты говоришь как плакат, зазывающий в армию. Расскажи-ка мне о Ямаото.
— Я серьезно. После одиннадцатого сентября Управлению нужны такие люди, как ты. Именно поэтому мы искали тебя.
— Сейчас я еще раз задам свой вопрос. Бесплатно. Однако если мне и после этого придется повторяться, удар, который уложил тебя на землю, покажется лаской.
Повисло долгое молчание, после чего он сказал:
— Ладно. — Медленно поднялся на ноги, стараясь не наступать на поврежденную ногу. — Слушай. У Ямаото свои интересы, у нас свои. Как раз сейчас они просто совпали, и все. Альянс благоприятных возможностей.
— До каких пределов? Я думал, «Сумерки» предполагались для того, чтобы помогать реформаторам здесь.
Биддл кивнул:
— Реформы выгодны для Соединенных Штатов в длительной перспективе, но они также создадут и проблемы. Понимаешь, Япония — крупнейший в мире кредитор. У нее более трехсот миллиардов долларов инвестировано только в ценные бумаги казначейства США. В ближайшей перспективе настоящие реформы могут привести к закрытию японских банков, закрытие банков будет означать бегство вкладчиков, бегство вкладчиков вынудит банки репатриировать зарубежные капиталы, чтобы покрыть сокращающиеся депозиты. Если реформы со временем все же заработают и экономика начнет налаживаться, вклады в иенах станут более привлекательными, японские банки переведут свои авуары в долларах и евро домой, где они смогут больше заработать.
Биддл вполне прилично взял себя в руки. Возможно, я недооценил его.
— То есть, кто бы ни заказывал музыку в правительстве Штатов, сейчас он отдает предпочтение существующему статус-кво, — сказал я.
— Мы предпочитаем называть это стабильностью. — Биддл наступил на больную ногу и поморщился от боли.
Я осмотрел пространство вокруг. Все спокойно.
— Потому что такой статус-кво надежно держит все эти триллионы иен в США, где они раскручивают американскую экономику.
— Все правильно. Грубо говоря, Америка подсела на постоянную подпитку со стороны иностранных капиталов для поддержки своего дефицитного бюджета, и основную долю получает от Японии. В американском правительстве есть силы, которые не хотят, чтобы эта ситуация изменилась.
Я покачал головой:
— Это не грубо, это очень мягко. Америка подсела на дешевую нефть и поддерживает бесчеловечные режимы на Ближнем Востоке, чтобы удовлетворять свою привычку. Если правительство Штатов поддерживает коррумпированные элементы в Японии, потому что эти элементы гарантируют постоянный доступ к японским капиталам, Дядюшка Сэм всего лишь демонстрирует свою последовательность.
— Полагаю, это не так уж нелогично. Но я не делаю политику. Я ее выполняю.
— Так вот почему «Сумерки» были закрыты полгода назад, — сказал я. — Какая-то новая восходящая фракция в правительстве Штатов решила, что дальнейшие реформы в итоге не в интересах Дядюшки Сэма.
— Наоборот, — возразил Биддл, и вдруг его руки стали двигаться в сторону карманов плаща.
— Держи руки так, чтобы я их видел, — резко проговорил я.
Он вздрогнул.
— Извини, я просто немного замерз. Как ты можешь что-то видеть? Здесь же хоть глаз выколи.
— Что ты имеешь в виду — «наоборот»?
— «Сумерки» никогда не предназначались для развития реформ. Программа с самого начала задумывалась как способ подкупа реформаторов. Кто бы ни отдал приказ о ее прекращении, именно он настоящий сторонник реформ. Но отнюдь не реалист.
— Тогда ты должен быть одним из реалистов.
Биддл слегка приосанился:
— Это верно. Вместе с некоторыми институтами, которые строят американскую внешнюю политику без давления политических спонсоров. Понимаешь, политики толкают Японию к реформам, потому как не понимают, что происходит на самом деле. А на самом деле Япония прошла точку реформ. Десять, даже пять лет назад это еще можно было сделать. Но не сейчас. Дело здесь зашло слишком далеко. Политики в Америке все время болтают о «крайних мерах» и «сильнодействующих средствах», но не понимают, что если попытаться их применить, они ударят рикошетом. Пациент настолько слаб, что операция убьет его. Мы уже пропустили стадию излечения, время подумать, чем облегчить боли.
— Трогательная история, доктор Кеворкян.[17] Но я готов услышать ее конец.
— Конец?
— Да. Ту ее часть, которая начинается со слов: «Вот комбинация к моему сейфу».
— Комбинация… О нет! Нет, нет, нет. — В его голосе появилась тревога. — Как он тебя уговорил? Он что, сказал тебе, что реформаторы — герои? Ради Бога, они точно такие же, как и все политики в этой чертовой стране, такие же себялюбивые и корыстные! Канезаки не знает, что делает.
Я снова ударил дубинкой по раненой ноге. Биддл вскрикнул и осел на землю.
— Спокойно, или я проделаю то же самое с твоими руками.
Он стиснул зубы, лежа на спине, одной рукой схватившись за ногу, а второй размахивая перед лицом в бесполезных попытках оградить себя от следующего удара.
— Я предупреждал тебя насчет того, если мне придется что-то повторять дважды, — напомнил я. — Давай говори. Или тебя не сможет идентифицировать даже стоматолог.
В зеленом сиянии я увидел, как челюсть Биддла заходила желваками. Он застонал и обеими руками схватился за ногу. Наконец сдался:
— Два раза тридцать два влево, один раз четыре вправо, двенадцать влево.
Я достал сотовый телефон и быстрым набором связался с Канезаки.
— Алло.
Я повторил цифры.
— Подождите. — Прошло несколько секунд. — Открылся.
— Ты нашел то, что ищешь?
Послышалось шуршание бумаги.
— Звездный час!
Я отключился.
— Около метра вправо от тебя есть указатель, — подсказал я. — Возьмись за него, легче будет встать.
Биддл передвинулся в нужном направлении и, опираясь на указатель, медленно встал на ноги. Тяжело дыша, он прислонился к указателю, по лицу стекали капли пота.
— Ты знал, что они собираются сделать с Гарри. Разве нет?
Он покачал головой:
— Нет.
— По крайней мере подозревал.
— Я все подозреваю. Мне платят за подозрительность. Но подозревать и знать — разные вещи.
— Почему ты попросил меня убить Канезаки?
— Я думал, ты знаешь. — Его дыхание постепенно становилось ровнее. — Если бы эти расписки выплыли на свет, кого-то нужно было обвинить. И лучше всего, если ответственное лицо будет в таком положении, которое не позволит ему предложить свою версию истории.
— Ему что-то еще угрожает?
Биддл грустно усмехнулся:
— Нет, если расписки вышли из игры, тогда нет.
— Вроде ты не очень расстроился.
— Я профессионал. — Он пожал плечами. — Лично меня все это никак не касается. Надеюсь, и тебя также.
— Что будет с «Сумерками»?
Биддл вздохнул, на его лице появилось задумчивое выражение.
— «Сумерки»? Их уже нет. Программа закрыта полгода назад.
Он снова пересказывал официальную версию. Неудивительно, что ему так быстро удалось восстановить хладнокровие. Биддл уверен, что никаких личных — то есть карьерных — последствий не будет.