– Я все понял. Что они сейчас делают?
– Мне отсюда не видно, слышу только топот по коридорам.
– А что происходит в зале?
– Не знаю, пока там тихо.
Связь оборвалась. Механический голос сообщил, что у абонента недостаточно средств...
Они смотрели репортаж в машине Ильи.
– ...За моей спиной находится тот самый театральный центр, – вещал Крикаль. – Сейчас он напоминает осажденную неприступную крепость. С той точки, где мы находимся, отлично видно свет в зрительном зале и фойе. Однако понять, что происходит внутри здания, невозможно. По крайней мере заметных передвижений не наблюдается. «Норд-Ост» – а теперь так называют театральный центр на Дубровке – словно замер в ожидании грядущих событий. Премьера зловещего спектакля под названием «терроризм» продолжается...
– Выключи, – попросила Надежда. – Он ничего не сказал.
Илья выключил телевизор.
– Поедем ко мне, – предложил он. – Я подниму свою службу безопасности. Это профессиональные люди, бывшие офицеры КГБ.
– Все не то...
– Давай я отвезу тебя домой. А сам вернусь сюда и буду ждать прокурора.
– Нет, пойдем. – Она вышла из машины. – Я знаю, решение придет. И самое неожиданное...
Илья засунул в карман фляжку и молча последовал за ней.
Они снова двигались вдоль оцепления, теперь уже плотного, неприступного и обозленного.
Милиционеры выставляли металлическое ограждение...
Люди кучками стояли повсюду, переговаривались, плакали, утешали друг друга и что-то обсуждали, а где-то уже выпивали, разливая водку в бумажные стаканчики. Зрелище ожидалось бесплатное, грандиозное и трагическое. Разогнать эту толпу было невозможно, поскольку в основном здесь находились родственники тех, кто сидел сейчас в заложниках. Ко всему прочему сюда слетелись стаи журналистов со всего света, повсюду сновали телеоператоры, радиорепортеры и еще бог весть кто с любительскими камерами и фотоаппаратами – разрозненная и вездесущая, объективонасыщенная, всевидящая и разноязыкая толпа.
Можно было заметить, что это броуновское движение, словно челноки, взад-вперед прорыскивают какие-то люди в гражданском. Они останавливались то там, то здесь, что-то спрашивали, проверяли документы и даже кого-то задерживали и уводили.
За углом дома, невидимые от театрального центра, стояли два штабных автобуса с зашторенными окнами. Чуть в стороне от них – две плоские мыльницы БТРов, на броне каждого дежурил солдат в бронежилете.
К штабу время от времени подъезжали служебные автомобили, и толпа журналистов в единый миг, невзирая на охрану, брала их в кольцо – следовал всплеск профессионального азарта, фотовспышек и почти один и тот же вопрос: какие требования выдвигают террористы?
Надежда, а за ней и Сердюк, повинуясь этому водовороту, тоже крутились в толчее.
– Нет, ну я не знаю! – тихо и почти весело возмутился Илья. – Что мы торчим тут? Все мои уважаемые авторы наверняка где-нибудь совещаются. Даже если кто-то и приедет, нас к ним не подпустят. Видишь, что творится?
– Иди в машину и подожди меня там, – приказала она.
– Нет, Петрова, я тебя не оставлю! – клятвенно заверил Илья. – Ты обязательно влипнешь в какую-нибудь историю.
– Пожалуй, ты прав, – вдруг согласилась она. – Так мы только теряем время.
– Ну наконец-то в тебе заговорил разум, Петрова! – Сердюк вытащил увесистую фляжку, приложился. – Хочешь? Чтобы ноги не мерзли?
– У меня не мерзнут...
Они двинулись в ту сторону, где оставили машину, и вдруг натолкнулись на раскрашенный автомобиль представителей международного Красного Креста.
– Вот они! – обрадованно воскликнула Надежда. – Вот кто нам поможет!
– А что? Это вариант! – подтвердил Илья, опять доставая фляжку.
Возле машины никого не было. Надежда обошла ее, наклонилась, постучала в стекло...
И вдруг увидела, что внутри целуются – девица в меховой курточке и темнокожий мужчина, закованный в кожу. Причем делают это страстно и страдают от тесноты салона.
Она постучала еще, настойчивее и громче – объятия распались. Негр опустил стекло, увидев Надежду, засмеялся, заговорил что-то по-французски, выскочил из машины.
– Мне нужна ваша помощь, – по-английски сказала Надежда. – Вы меня понимаете?
Негр что-то залопотал, открыл дверцу, видимо, приглашая сесть в машину.
– Садитесь в машину, – перевела девица, застегивая кофточку.
Надежда села на заднее сиденье – девица и негр с любопытством обернулись к ней.
– Что с вами случилось? – будто бы озабоченно спросила девица, настойчивым движением пытаясь поправить лифчик.
– Со мной ничего, – невзирая ни на что, сухо ответила Надежда. – В театральном центре находится раненый. Ему требуется медицинская помощь!
Девица справилась с лифчиком, что-то сказала французу.
– Откуда вам известно о раненом? – спросила переводчица.
– Он позвонил по телефону.
Чернокожий включил двигатель и поехал, сигналя мельтешащим впереди людям.
– Погодите, вы куда? – встревожилась Надежда.
– По нашим сведениям, в захваченном здании нет больных и раненых, – объяснила девица. – Необходимо срочно доложить представителю нашей организации.
– Но вы поможете вынести его из центра?
– Представитель примет решение!
Машину везде пропускали, но все равно пришлось объезжать целый квартал. Наконец подъехали к микроавтобусу с красным крестом.
Надежду подвели к пожилой женщине в униформе, кожаный француз что-то объяснил ей, показывая то на центр, то на Надежду.
Допрос через переводчицу был хоть и скорым, но бестолковым и напоминал вызов «неотложки». При этом заполняли какой-то формуляр.
– Имя раненого? Его возраст, гражданство?
– Беспалый Иван Михайлович, тридцать семь лет. Живет в Москве.
– Вас спрашивают о гражданстве!
– Гражданство российское... Да какое это имеет значение?
– Характер ранения?
– Вроде бы в ногу...
– Повреждена ли кость?
– Откуда же я знаю! – уже от нетерпения вспылила Надежда. – Нужно спасать раненого!
Женщина куда-то позвонила, пожалуй, с полминуты докладывала кому-то на французском, после чего зачем-то пожала руку Надежде.
– Я готова пойти вместе с вами, – сказала Надя. – Раненый находится в какой-то гримерке.
Девица перевела и тут же сообщила ответ:
– К сожалению, мы не можем сейчас войти в захваченное террористами здание и оказать помощь.
– Почему? – обескуражилась Надежда. – Есть же международные правила! Конвенции!
– Террористы не соблюдают конвенций, – был ответ. – Они ведут войну без всяких правил.
– Но ведь можно попытаться! – Надежда не могла подобрать слов от возмущения. – Вы имеете право!
– Без специального разрешения мы не имеем права исполнять свои обязанности. – Девица почему-то смотрела на нее с неприязнью.
– Тогда получите это разрешение! Звоните! Почему вы не звоните? Получайте и исполняйте! Вы хоть пытались? Кто может дать разрешение?
– Мы можем сами стать объектом нападения террористов, – кажется, порола отсебятину недовольная девица. – Велика опасность оказаться в заложниках.
Чернокожий француз, должно быть, хотел утешить ее, взял под локоток и что-то забормотал, повел к машине.
– Да идите вы!
Надежда оттолкнула его и пошла в сторону, однако француз догнал и приобнял за плечи.
Его блестящая физиономия показалась ей мерзкой.
Надежда отпрянула, влепила ему пощечину и не спеша удалилась прочь.
Тот затараторил что-то радостное и восхищенное.
Игорь Александрович достал из шкафа какие-то документы, сунул в карман, прихватил свой посох и вышел из квартиры.
Нижняя соседка подстерегала его за своей дверью и явилась, едва он поставил ногу на площадку.
– Скажу вам по секрету, Игорь Александрович, – зашептала она. – Вы знаете, что мне пришло приглашение из Германии? Теперь я могу переехать в эту страну!
– Счастливого пути, – обронил он, намереваясь пройти мимо.
Соседка схватилась за посох, но тут же испуганно отдернула руку.
– Ой, что это?
– Что?
– Почему у вас такая горячая палка?
– Нагрелась от рук.
– Какие же у вас горячие руки!.. Мне надо вам кое-что сказать, Игорь Александрович...
– Только быстро, я спешу.
– Я ждала вас, чтобы посоветоваться! Да, мне в Германии выделят квартиру за счет правительства и дадут пенсию. По старости. Это очень высокая пенсия!
– Замечательно...
– Но вы представляете, что значит переехать? Что я стану делать с квартирой? С имуществом? Куда я дену библиотеку? Вы же знаете, сейчас никому не нужны книги! Только из-за них я бы осталась жить в этой стране. Но здесь становится страшно!
– Простите, мне нужно идти. – Он пристукнул посохом и пошел вниз.
– Куда же вы ночью, Игорь Александрович? В Москве очень опасно!
– У меня есть палка! – бросил он на ходу.
Надежда сидела на кухне у Марины – ноги в тазу с горячей водой, шея обмотана шерстяным шарфом, на плечах теплое детское одеяло, в руках кружка с пуншем. О всех впечатлениях от последних событий уже было рассказано, наступил момент раздумий, отягощенный безвыходностью, от которой все уже кажется глупостью.
Напряженное молчание разрядил Артемка, внезапно влетевший на кухню.
– Надя! – Он с разбега прыгнул ей на колени. – А я тебя во сне вижу. Ты мне все снишься, снишься!
– Это что за явление? – строго спросила мать. – А ну в постель!
– Погоди! – оживилась Надя. – Мы же давно не виделись... Ну, и что тебе снится?
– Как мы с тобой в бадминтон играем! – обнимая Надежду, прошептал Артемка. – Волан летит высоко-высоко! А ты ракеткой попасть не можешь! И смеешься... – И шепнул на ушко: – И такая красивая!
– Так! Марш спать! – прикрикнула Марина. – Когда взрослые разговаривают, тебе нечего тут делать.
Артемка вел себя по-мужски, то есть невозмутимо.
– Вы же не разговариваете. Вы же сидите и молчите.
– Мы думаем. Быстро в постель! Сейчас отец проснется, и будет тебе!