В горле у него начало булькать, и Мюллер закрыл глаза. Шавасс поднялся, и тут же в комнату вошел Нагель, куривший сигарету, вставленную в длинный мундштук, выпустил большое облако дыма.
— Что вы можете сообщить, герр Шавасс?
— Ничего, — безразлично произнес Пол.
— Какая жалость. В таком случае…
Он сделал едва заметный жест, и Ганс схватил Пола за руки и заломил их за спину. С невероятной скоростью к ним придвинулся Штайнер, который разминал хрустящие костяшки пальцев.
— Ну, а теперь черед доплаты, — сказал он холодно, и Шавасс полетел на пол, когда кулак полицейского ударил раненую щеку. По всему телу пробежали терзающие волны боли.
Когда Штайнер подошел ближе, Пол поднял обе ноги и изо всей силы пнул его в живот. Штайнер опрокинулся на операционный стол. Секунду он свисал с него, как тряпка, а затем поднялся и со страшной физиономией двинулся на Шавасса.
Тот снова попытался отбиваться, но Ганс перехватил его горло мускулистой ручищей, и Пол сразу же задохнулся. Первый удар Штайнера пришелся в живот, а последующие наносились в разные места — Пол уже ничего не соображал — до тех пор, пока Шавасс не рухнул, как подкошенный.
Штайнер врезал ему по позвоночнику ногой и уже сделал замах для следующего удара, когда его остановил Нагель.
— Хватит, — сказал он резко. — Пока он нам нужен живым.
Не открывая глаз, Шавасс глубоко задышал, борясь с надвигающимся беспамятством. Он прилагал все силы, чтобы не потерять сознания. Сквозь туман он слышал пронзительные вопли Мюллера, когда его стащили с раскладушки и привязывали к операционному столу.
Нагель старался говорить внятно:
— Вы меня слышите, Мюллер? — Раздался омерзительный всхлип, немец выдержал паузу и продолжил: — Мюллер, я был с вами крайне терпелив, но, похоже, время мое заканчивается.
— Начнем, пожалуй? — спросил Штайнер.
Шавасс заставил себя открыть глаза. Штайнер с Гансом оказались раздетыми по пояс и держали в руках резиновые шланги. Нагель наклонился над столом.
— Мюллер, мы знаем о вашей сестре, — сказал он. — Кажется, она живет под именем Кати Хольдт? Рукопись находится у нее? Скажите же мне, где она живет? Мне нужен только манускрипт. Обещаю, что с ней ничего не случится.
И снова из горла Мюллера донеслись ужасные булькающие звуки. Нагель разочарованно выпрямился.
— Приступайте! — крикнул он Штайнеру и Гансу. И отвернулся.
Послышался отвратительный звук, когда резиновый шланг со всей силы хлестнул, обвиваясь вокруг тела несчастного. Мюллер закричал, и крики эти, и удары, казалось, никогда не кончатся. Шавасс закрыл глаза, сжал зубы и постарался абстрагироваться от происходящего. И наконец он провалился в спасительную темноту.
10
Медленно-медленно к Полу стала возвращаться способность видеть, слышать, чувствовать. Но он продолжал лежать с плотно сомкнутыми глазами. Обморок не продолжался слишком долго, потому что давешняя компания все еще находилась в комнате.
Звука ударов не было слышно, зато сердитый голос Нагеля спросил:
— Вы уверены, что с ним все в порядке?
Прежде чем ответить, Крюгер помедлил.
— Если вы хотите знать, жив ли он, то можете не беспокоиться — жив.
— Настоящий осел, — яростно произнес Нагель. — Кто мог знать, что он до такой степени упрям?
— Приниматься снова? — спросил Штайнер.
Нагель в раздражении топнул ногой и рявкнул:
— От мертвого проку никакого: а если вы станете продолжать, то наверняка его прикончите. Пока оставьте его. И вспомните, что у нас есть важная тема для разговора.
— Какие планы на сегодняшний вечер? — поинтересовался Крюгер.
— Именно это я и предлагаю обсудить, — ответил Нагель. — Прием начинается в семь. Ужин — в восемь, а речь Гауптманна — ровно в девять тридцать.
— В какое время мне лучше всего там появиться? — спросил Штайнер.
— В девять. Подождете в кустах под террасой бальной залы. На террасе будет стоять стол, специально приготовленный для Гауптманна. Я притащу его туда в девять пятнадцать под предлогом, что ему нужно побыть в тишине и хорошенько собраться с мыслями перед выступлением.
— Вы можете дать полную гарантию, что он выйдет с вами на террасу? — спросил Крюгер.
— Разумеется, — ответил Нагель. — Гауптманна я знаю уже несколько лет и всем известно, что он никогда не пользуется заранее подготовленными речами. Он придумывает, импровизирует. — Он обратился к Штайнеру. — Запомните: мне необходима полная четкость в выполнении этого задания. Вас выбрали потому, что вы доказали свою абсолютную надежность. Сегодня вечером Гауптманн должен умереть.
— Все будет выполнено, герр Нагель, — уверенно произнес Штайнер.
— Связь Гауптманна с Бюро по расследованию Военных преступлений в Людвинсбурге, превратила его чуть ли не национального героя. Мы должны преподать народу урок. Должны показать, что наша организация все еще сильна и с ней надо считаться, — назидательно сказал Нагель, пересек комнату и пнул Шавасса в бок. — Фи, Штайнер, как вы были грубы с нашим приятелем!.. Похоже, что ему совсем плохо. Надеюсь, к завтрашнему дню, когда я приду, чтобы задать ему несколько вопросов, он будет в нормальном состоянии?..
Крюгер склонился над Полом, но трогать его не стал.
— Сегодня попозже я лично его осмотрю. Останетесь на ланч?
— Вряд ли. Мне необходимо вернуться в Гамбург. Столько подготовки к сегодняшнему вечернему представлению…
Они протопали к двери, и Шавасс слегка приоткрыл глаза. На пороге Крюгер сказал Гансу:
— Останься на страже. Встань в конце галереи. Подождешь, пока охранники поедят и вернутся.
Дверь закрылась, и в замке повернулся ключ.
Шавасс потихоньку сел и осторожно потрогал шею кончиками пальцев. Слава Богу, что Штайнер носил легкие ботинки на «манной каше». Мышцы живота ныли и отзывались на прикосновение, голова гудела, как котел, а правая щека распухла и покрылась коркой засохшей крови…
Мюллер тихо застонал и из горла его снова вырвался жуткий булькающий хрип. Шавасс поднялся и неверными шагами приблизился к операционному столу. Осматривая истерзанное, переломанное тело, Пол увидел, как Мюллер открыл глаза. Мутный взгляд был направлен на него. Похоже, он пытался что-то сказать, и Пол нагнулся к его губам.
— Сестра, — сдавленно прошептал Мюллер. — Я сказал им, где она?
— Нет, вы не произнесли ни слова.
Какое-то страшное подобие улыбки появилось на разбитом лице Мюллера. Он закрыл глаза и издал звук, услыша который, Пол вспомнил выражение — «стон облегчения». И тут Пол понял, что немец перестал дышать.
Он долго еще стоял и смотрел на мертвеца. Потом вздохнул.
— Да, Мюллер, ты был настоящим мужчиной. Это я тебе точно говорю. — Он взял с раскладушки одеяло и накрыл мертвое тело.
Потом он начал обследовать комнату. Камина не было, а единственное окно зарешечено толстыми железными прутьями, крепко вмурованными в камень. Наконец, проверил дверь, но обследование замков показало, что этим путем уйти тоже не удастся.
Пол взглянул на часы: почти половина третьего. Он сел на постель и стал обдумывать создавшуюся ситуацию. Необходимо было как-то отсюда вырваться. Из взгляда, которым Крюгер одарил Анну, Шавасс понял, что тот собирается ею заняться. Мысль от этом заставила Шавасса содрогнуться.
А тут еще этот Гауптманн. Пол постарался вспомнить все, что ему приходилось читать об этом человеке. Либеральный политик, безраздельно властвовавший над сердцами простых людей. Вполне возможно — новый канцлер. Его смерть станет мировой сенсацией. Ирония судьбы заключалась в том, что он должен умереть на Мирной Конференции ООН.
Тот факт, что Нагель с присными готовят убийство этого человека, говорит о силе их движения. Если им удастся избежать наказания, значит вскоре они появятся на немецкой политической арене в качестве полноправных представителей своей организации. А уж коли наци возьмут правительство хотя бы под малейший контроль, то нарушится с таким трудом выстроенный баланс в отношениях Восточной и Западной Германий, что моментально отразится на мировой политике.
В бессильной злобе он стукнул кулаком по колену. Вот тогда он и заметил один из резиновых шлангов, которыми лупцевали Мюллера.
Либо Штайнер, либо Ганс отбросил его на пол, и откатился под операционный стол. Подняв его, Пол заметил, что шланг весь в крови, и обтер его одеялом. Потом взвесил на руке. Эта штуковина была двух футов в длину — жуткое и смертельное оружие — и пока он рассматривал ее, в голове стал вырисовываться план.
Сначала Шавасс заорал, что было сил. Потом он сделал передышку и повторил крик. Наконец, он услышал приближающиеся шаги, которые замерли у его двери. Шавасс начал громко стонать.
Из-за двери послышался голос Ганса:
— А ну, прекрати, не то я заткну тебе пасть!
В ответ Пол дико завыл, а сам пересек комнату и прижался спиной к стене возле двери.
Ганс зло повторил:
— Что я тебе сказал?! — И после паузы: — Ну, ладно, дружок, сам напросился.
В замке заворочался ключ, и дверь распахнулась. Ганс вошел в комнату, вытянув вперед скрюченные ручищи, а Шавасс тихонько сказал из-за его спины:
— Я здесь, скотина.
Ганс повернулся и собирался позвать на помощь, но не успел. Шавасс изо всей силы врезал ему шлангом по горлу. Ганс не издал ни звука. Глаза его закатились и, словно подрубленный, он рухнул на спину. Бородища покрылась пеной, пальцы заскребли по дощатому полу, а рот судорожно хлебал воздух. Вскоре он застыл.
Шавасс опустился на колено и принялся обыскивать его карманы. На сей раз ему не повезло. Пистолета у Ганса не оказалось. Пол вышел на галерею и прислушался: пока все было спокойно. Он быстро запер дверь и положил ключ в карман, но, направившись к камере Хардта, внезапно услышал женский крик, раздавшийся откуда-то неподалеку.
Шавасс стремительно двинулся на звук, переполненный холодной слепой яростью. Она снова закричала, звук шел из-за массивной дубовой двери в конце галереи. Шавасс совсем тихо нажал на ручку и приоткрыл дверь.