Урок всегда бывал коротким, бакалавр возвращался к окну и к своей книжке, а мы снова принимались носиться как угорелые или играли в прятки, забираясь в совершенно немыслимые места, в заброшенный очаг старой кухни или за бочку для дождевой воды на крыше. С крыши видны были немощеная улица позади дома и белая каменная ограда с обшарпанной зеленой калиткой, что вела в сад, где росла мушмула. Закрытое со всех сторон пространство с насаженными деревьями, полное тени, влаги и тишины. Через сад шел выложенный кирпичом канал, журчала вода.
Взбираясь на крышу, я изо всех сил старался не поддаваться страху. Мне было тогда тринадцать лет, я слышал не раз, что в этом зловещем возрасте с человеком случаются всякие беды, можно даже умереть. И мне казалось, что я обязательно поскользнусь на крыше, на старых, хрупких, поросших мхом черепицах, полечу вниз и разобьюсь насмерть. Но из сада доносился тоненький голос:
— Идите сюда, будем играть. Я принесла коврижку медовую.
Это была сестра Колдунчика.
Сестра Колдунчика длинная, как ящерица, тощая, костлявая. Она носила туфли без каблуков и бегала быстрее любого из нас. Ходила всегда в блузке с закрытым стоячим воротом, в клетчатой юбке, которая была ей длинна, черные ее волосы были заплетены в две косы с розовыми лентами. Голос у нее был тоненький, жесты повелительные.
— Сейчас идем, Тана, — ответил я. Все мы звали ее почему-то Таной. — Тана ждет нас в саду, у нее коврижка, — крикнул я ребятам.
Через некоторое время, перебежав заднюю улицу, мы все оказались возле Таны под деревьями. Мордобой, Колдунчик, Рыбешка, Сандокан и я.
Тана разломила жесткую коврижку на равные куски, раздала. Никому и в голову не пришло сказать спасибо.
— А теперь давайте играть в разбойников и полицейского. Только скорей, я тороплюсь.
Она командовала, и всем это нравилось. Бросили жребий, мне выпало быть полицейским. Я повернулся лицом к стене и принялся громко считать до тридцати, остальные разбежались и попрятались за стволы. Повернувшись, я не увидел никого, все словно бы испарились. Самым толстым и медлительным был Мордобой. Его легче поймать. Из-за старого ящика виднелось его плечо. Я кинулся к Мордобою; поняв, что обнаружен, он выскочил из своего укрытия и побежал петляя, хватаясь за стволы. Пока я его преследовал, появились остальные, они подбегали ко мне, не слишком, правда, близко, старались отвлечь меня от Мордобоя. Но я знал, что его поймать легче, и не оставлял преследования. Руки мои горели от жесткой коры стволов. Лицо пылало, я с трудом переводил дыхание. Кровь волнами вздымалась и опускалась, билась в моем горячем теле. Смелее всех подскакивала ко мне Тана: «Что ж ты меня не ловишь?» Но я не обращал на нее внимания, я знал, что поймать ее почти невозможно. Наконец мне удалось загнать Мордобоя в угол. Я три раза ударил его по спине:
«Раз, два, три, теперь в тюрьме сиди». Мордобой фыркал как бык, лицо у него было красное, все в поту. Я отвел его под дерево, где находилась «тюрьма». Теперь он будет там стоять до тех пор, пока кто-нибудь не изловчится, подбежит к нему и тоже три раза ударит по спине — тогда он свободен.
Мне стало труднее. Надо было ловить остальных и в то же время следить, чтобы кто-нибудь не освободил «заключенного». Они скакали вокруг, дразнили меня, но я старался не отходить от пленника. Раза два рванулся вперед и чуть не догнал Колдунчика, потом Сандокана, но пришлось вернуться, потому что Тана тотчас же молнией кинулась выручать Мордобоя.
Я задыхался, в открытый рот врывался горячий воздух, ноги горели. Я сообразил, что решительнее всех будут спасать пленника Тана и Сандокан, и придумал некую военную хитрость. Притворился, будто занят одним только Сандоканом, он все припрыгивал, покачиваясь из стороны в сторону. Я сделал вид, будто бросаюсь за ним, а сам незаметно искоса следил за Таной, она с другой стороны потихоньку подбиралась к заветному дереву. Я понимал, что, как только погонюсь за Сандоканом, она тотчас бросится выручать пленника. И вот что я сделал. Побежал прочь от дерева, но в тот же миг повернул назад, Тана стала удирать, я испугался, что не сумею догнать ее, и ринулся вслед, протянув руки. Я успел схватить ее за ноги, мы долго катались по земле среди листьев и корней. Упав, она вскрикнула, но потом с яростью дикого зверька принялась колотить меня руками и ногами и скоро вырвалась из моих объятий. Быстро вскочила, отряхнула юбку и сказала гордо:
— Только так ты мог меня поймать.
Я думаю, она сильно ушиблась, но не захотела признаться и заявила, что ей ничуть не больно. Остальные подошли, стали спрашивать что да как.
— Ты не ушиблась? — спросил ее брат.
— Не болтай глупостей. Я не неженка. Спроси лучше его, может, он ушибся.
Пришлось улыбнуться. Тана права. Она такая же, как мы. С ней можно играть как с мальчишкой. С ней не надо миндальничать. Она не устает, когда бегает, презирает синяки и царапины. Ни в чем не отстает от нас.
— Нет, я тоже не ушибся.
— Будем опять играть? спросила она.
— Да нет, уже поздно, — отвечал я.
Мы вышли из сада, вернулись в школу. Тана почти такая же, как мы. Когда мы упали, я обхватил ее, она была совсем как мальчишка, и пахло от нее потом, как от мальчишки, и тощая она, как мальчишка. И дерется. А все-таки…
Так как мы держались особняком, многие мальчики в школе смотрели на нас косо. Мы постоянно собирались вместе, ходили везде вместе, старались не смешиваться с остальными, у нас были свои, нам одним понятные словечки и выражения.
Кроме того, в нашу компанию входил главный силач — Мордобой и тот, кого больше всех боялись, — Сандокан. Наши вылазки походили на пиратские рейды или похождения охотников за сокровищами. Мы бродили по склонам холмов в поисках заброшенных пещер, устраивали там свои убежища и тайные штабы. У нас был пароль. По деревьям с вершины на вершину мы перебросили веревки и могли подолгу путешествовать по лесу, не спускаясь на землю. Мы собирали редкие камни, семена, ядовитые плоды, иногда попадался какой-нибудь старый нож, и все эти сокровища мы хранили в своей пещере.
С помощью Таны сшили черный флаг с изображением черепа, а из подобранных где придется досок соорудили галеру, которую и брали на абордаж. Друг друга мы призывали коротким высоким свистом, подобным песне американской зеленушки. Всякий, заслышав этот свист, тотчас бросал все дела и мчался на зов. Свист означал, что случилось нечто важное.
Однажды я оказался один на заднем дворе школы, три здоровых парня из вражеского лагеря приблизились ко мне явно с недобрыми намерениями. Я смотрел на парней спокойно, готовый к драке.
Самый большой сказал:
— Что, испугался?
Не говоря ни слова, я отрицательно помотал головой.
Так ты и разговаривать не хочешь?
Я опять мотнул головой.
Другой продолжал:
— Вы когда вместе соберетесь, всей командой, вот тогда вы герои.
Я молчал.
— Не отвечаешь? — продолжал парень. — Строите из себя героев, а на самом деле — вы мозгляки. Представляешь, — обратился он к приятелю, — они с девчонкой компанию водят.
Худшее оскорбление трудно было бы придумать. Все трое усмехались презрительно.
— Вы и в куклы играете? — спросил второй.
Я мог бы ответить, что Тана такая же, как любой из нас, что мы всегда считали ее своей, что с ней можно играть как с мальчишкой. Но слова парней оскорбили во мне мужчину, я чувствовал себя униженным, я стыдился того, что могут обо мне подумать. Ведь в самом деле, не годится мужчинам играть с девчонкой.
— Сам ты девчонка, — сказал я и двинул парня кулаком в лицо. Все трое тотчас накинулись на меня и принялись осыпать тумаками.
Я отскочил назад и свистнул три раза как зеленушка. В тот же миг появились Мордобой, Сандокан, Колдунчик и Рыбешка. Схватка была недолгой. Враги почти не сопротивлялись. После первых же ударов они обратились в бегство и укрылись в школе.
— В чем дело? — спрашивали меня друзья.
— После расскажу.
Мы отправились на охоту в луга, Сандокан, Колдунчик и я. Долго сидели молча в засаде, подстерегая скворца. Но Сандокан захотел убить индигового подорожника, он считал, что это гораздо труднее. На берегу канала стоял высокий американский кедр, корни его извивались по земле; кедр весь звенел птичьими голосами. Мы подкрадывались как кошки, шаг за шагом, Сандокан шел впереди с рогаткой наготове, держа в руке камень. Вдруг он сделал знак, чтобы мы остановились, и двинулся дальше один. Мы с Колдунчиком, как ни старались, не могли разглядеть подорожника в листве дерева. Но Сандокан, по всему судя, его видел. Сандокан шел вперед очень осторожно, и тут я вдруг спросил Колдунчика:
— Почему Тана любит играть с нами?
— Сам знаешь, она такая.
Вот все, что Колдунчик мне ответил.
Но я хотел сказать совсем другое и попробовал еще:
— Понимаешь, многие удивляются, что мы с девчонкой водимся.
— Все знают, что она моя сестра.
Нет, не то я говорю, что надо сказать, знаю, а сказать никак не могу, ведь Колдунчик брат Таны. Странно, что ей нравится играть с мальчишками. Ведь конечно же, не может быть, что нам нравится играть с девчонкой, она сама к нам пристает, сама хочет играть с нами, словно мальчишка.
Сандокан повернулся к нам разъяренный:
— Вы своей болтовней всех птиц распугаете. Если хотите разговаривать, так лучше уходите отсюда.
Пришлось замолчать. Но я чувствовал, что те парни в чем-то правы. Не полагается водиться с девчонкой. Хоть Тана и сестра Колдунчика, хоть и похожа во всем на мальчишку.
Тана — женщина. Пусть она бегает быстрей меня, а все-таки, когда я схватил ее и мы упали на землю, я почувствовал, что она не такая, как мы. Хотя всего только голос у нее другой, и руки, и дыхание. Сандокан все же умудрился убить подорожника и подарил его Колдунчику. По небесно-голубой грудке расплылось от удара камня большое грязно-красное пятно. Колдунчик побежал с птичкой домой. Мы с Сандоканом отстали.
— Как по-твоему, может, не стоит нам с девчонкой компанию водить? — спросил я.