– Я уже сказала вашему партнеру все, что знала об американке. А я ее почти не знала.
Флойду не было нужды спрашивать у женщины, как ее зовут, – Кюстин заранее выяснил и оставил запись.
– Я хотел спросить не об американке… Но раз уж речь зашла о покойнице… Вы когда-нибудь разговаривали со Сьюзен Уайт?
– Ни разу. Хотя мы встречались на лестнице. Знаете, не то чтобы я ее специально игнорировала, но в моем возрасте… – Хотя она по-прежнему охраняла дверь, будто крепостные ворота, голос чуть смягчился, потеплел. – Месье, я прожила в этом доме столько лет… Когда-то старалась перезнакомиться со всеми соседями. Но теперь молодые люди так быстро появляются и пропадают, что даже узнавать их имена – напрасная трата сил.
– Я понимаю, – поддакнул Флойд. – Сам живу в похожем доме, на пятом этаже. Всегда одно и то же: люди приходят, люди уходят.
– Но думаю, молодой человек вроде вас уж точно узнал бы ее имя, ведь она была красивая.
– Судя по тому, что я выяснил, она была очень хорошим, милым человеком. Поэтому особенно важно установить, что же с нею случилось.
– Полиция говорит, она упала с балкона.
– В этом нет сомнений. Вопрос в том, сама упала или ее столкнули.
– Я слышала, она была простой туристкой. Кому понадобилось убивать туристку?
– Вот это я и надеюсь выяснить.
– Вы уже говорили с вдовцом, который живет этажом выше?
– С месье Бланшаром? Да, он очень помог нам.
– Он знал ее лучше, чем любой другой жилец. – Женщина приблизилась к Флойду и добавила вполголоса, заговорщицки: – Я вам вот что скажу: тут что-то нечисто.
– Я думаю, все было в рамках приличий, – сказал Флойд. – Американка любила играть на скачках. Месье Бланшар помогал ей заполнять форму, давал советы по выбору лошадей.
Женщина насупилась, очевидно раздосадованная возражением:
– А я все-таки думаю, что для мужчины его возраста… Впрочем, не важно. Кто я такая, чтобы осуждать? Месье, вы хотели еще что-то спросить?
– Только одно: в этом доме живут дети?
– На четвертом этаже была пара с ребенком, но они переехали в Тулузу в прошлом году.
– И с тех пор никаких детей?
– Никаких детей.
– Значит, других детей вы в здании не видели?
– Ну, сюда время от времени приходят гости, и с детьми.
Флойд постучал карандашом по блокноту.
– А дети сами по себе бывают?
– Иногда. К месье Шарлю, жившему на шестом этаже, по воскресеньям заходила дочь.
– Заходила? А сейчас заходит?
– С тех пор как его похоронили на кладбище в Иври – нет.
– И с тех пор никаких детей?
– Насколько я знаю, нет.
– Мадам, постарайтесь вспомнить: вы когда-нибудь видели маленькую девочку в этом доме? Нам в особенности важно знать, видели ли вы ее в последние пару недель.
– Месье, это было бы весьма необычно, и я бы запомнила.
Флойд захлопнул блокнот, не вписав туда ни единого слова.
– Спасибо, мадам.
– Простите, что больше не помогла ничем.
– Вы очень нам помогли, уверяю. – Флойд коснулся полей шляпы и отошел от двери.
Та закрылась, звякнули-щелкнули замок и цепочка. На площадке было всего две квартиры, так что Флойд направился к третьему этажу. Уже прошел полпути, когда снова зазвякало-защелкало – женщина поспешно отпирала дверь. Сыщик остановился, взявшись рукой за перила, глядя вниз.
– Мадам?
– Я вспомнила! – произнесла та дрожащим голосом. – Ребенок был!
– Маленькая девочка?
– Очень странная девочка. Я разминулась с нею на лестнице однажды ночью, когда возвращалась к себе.
– Простите за любопытство, но не могли бы вы сказать, куда ходили?
– Никуда. Стыдно признаться, но я временами брожу во сне. Иногда бессознательно отпираю дверь и просыпаюсь лишь внизу лестницы. Это случилось три-четыре недели назад. Я ее встретила, глянула на лицо и…
Она вздрогнула.
– Мадам?
– Месье, утром я решила, что мне просто приснился кошмар.
– Может, и приснился.
– Месье, я искренне на это надеюсь, ведь когда я посмотрела в лицо девочке, то увидела воплощенное зло. Словно сам дьявол посетил наш дом в обличье ребенка. А хуже всего, что на лице отчетливо читалось: она хорошо понимает мои мысли о ней.
– Можете описать ее?
– Восемь-девять лет или чуть старше. Очень грязная, порванная одежда. Сама девочка тощая. Я видела ее руку на перилах – кожа да кости. Волосы слишком уж черные, словно выкрашенные. Словно дряхлая старуха-ведьма… Или труп, долго пролежавший на солнце, усохший, сморщившийся.
– Позвольте вас успокоить: должно быть, это все-таки кошмар, – улыбнулся Флойд.
– Откуда у вас такая уверенность?
– Это не тот ребенок, который меня интересует. У того розовые щечки и миленькие косички. И лицо ангелочка.
– Слава тебе господи, – проговорила женщина. – Наверное, это и впрямь был дурной сон. Просто когда вы упомянули маленькую девочку…
– Очень хорошо вас понимаю. Недавно мне и самому снились такие страсти! А когда проснулся, не сразу понял, что ничего такого не происходило в действительности. Мадам, не переживайте из-за дурного сна. Привидевшееся вам чудовище не вернется. Очень жаль, что я вообще упомянул про девочку.
– Да что вы, тут нет вашей вины.
– Пожалуйста, не тревожьтесь, не думайте об этом. Я очень благодарен за помощь. – Флойд сунул руку в карман, затем спросил: – Мой партнер ведь оставил вам визитку на случай, если вы что-нибудь вспомните?
– Да, она есть у меня.
– Если что – звоните.
Женщина закрыла дверь. Флойд надеялся, что смог успокоить пожилую даму. Чего уж точно не хотелось, так это славы злодея, запугивающего стариков до полусмерти. Но, уходя, он услышал: дверь запирали на вдвое большее число замков и цепочек, чем раньше.
– Мы эту хрень не строили, – сообщила Скелсгард. – Мы ее просто унаследовали. И потому, к сожалению, вынуждены играть по чужим правилам. А они таковы: ничто опасное в Париж не попадет.
Они стояли перед круглой дверью диаметром два метра, подвешенной на шарнирах к стене. Дверь обрамляли черно-желтые ленты, предупреждающие надписи, поручни, обитые мягким. Надписи ясно указывали: находящееся за дверью небезопасно для здоровья.
– Опасное? Ты имеешь в виду ружья, бомбы и все такое прочее?
– Я имею в виду то, чего не должны иметь люди с Земли-Два. Фактически все произведенное нами не может пройти через портал. И не только явно опасное, но вообще все, способное сильно повлиять на лежащий там мир за порталом. То есть почти вся техника, произведенная на Земле-Один.
Скелсгард потянула рычаг, запустила сложный механизм, распахнувший дверь.
Ожье слабо представляла себе, что увидит. Может, комнату или коридор? Но увидела лишь электрически-желтую мембрану, туго затягивающую дверной проем. Испускаемый ею свет дрожал, колебался, словно отражаясь от поверхности бассейна. От него по помещению бежали странные отсветы и блики, у Верити даже слегка закружилась голова. Мембрана была непрозрачна, но при взгляде на нее рождалось подспудное ощущение огромной глубины.
– Это цензор? – нервно спросила Ожье.
– Да. Упреждаю следующий вопрос: мы не знаем, как он работает. Нам лишь известно, что через него можно протолкнуть некоторые вещи. Остальные он выпихивает или уничтожает – наверное, по личному капризу.
Ожье присмотрелась к дверной раме, вмонтированной в скалу. Очевидно, раму сделали люди, присоединили к чему-то построенному в то же время, что и ветка гиперсети, – задолго до того, как портал отыскала команда Скелсгард.
– Что на другой стороне? – спросила Верити.
– Весь мир. Хотя, точнее, подземелье – но оно связано с тоннелями под Парижем.
– А почему нельзя обойти цензор? Прокопаться сбоку?
– Не получается. Что бы мы ни пробовали, хода из этого зала нет. Мы пытались прорубиться, пропилить стену по обе стороны портала – напрасно. Будто жуешь алмаз. Наверное, строители специально укрепили стены, чтобы все проходили через портал.
– Но вы-то проходили через цензор.
– Ну да. Я могу. И ты можешь. А типы вроде Ниагары – не могут. В его теле столько машин, что цензор испечет его заживо. Нанотехнология исключена абсолютно. Как бы мы ни пытались ее спрятать, цензор обязательно находит и сжигает напрочь.
– Значит, здешний Париж защищен от нанооружия. Это замечательно!
– Да. Но цензор препятствует не только нанотехнологиям. Блокируется любое мало-мальски сложное устройство. Так что никаких пистолетов, коммуникационной аппаратуры, часов, фотокамер, датчиков и медицинских приборов.
– А что проходит?
– Немногое. Одежда, бумага, простые инструменты вроде лопат и отверток. Вот практически и все, что цензор считает безопасным. Мы однажды сумели его обмануть, но очень примитивным способом. Пистолеты и винтовки он не разрешает – даже копии оружия двадцатого века. Но если разобрать на части, удается протащить. Вот только зачем? Легче найти обычное оружие на Земле-Два.
Ожье протянула руку к обманчивой поверхности:
– Можно потрогать?
– С чего бы нет? Можешь хоть руку запихать. Скоро тебе придется туда целиком лезть. Суй – хуже не будет.
Ожье погрузила палец в желтую субстанцию. Удивительно: он ушел гораздо глубже ожидаемого, прежде чем уперся во что-то твердое. Кончик пальца укололо. Ожье надавила сильнее, и желтая пленка ощутимо вогнулась. Похоже на эффект поверхностного натяжения, когда оболочка капли упруго сопротивляется несильному давлению. В местах наибольшего растяжения пленка изменила цвет, стала ржаво-коричневой.
– Ты полностью уверена, что проходить безопасно?
– Мы все проходили сотню раз, – ответила Скелсгард. – С телами – никаких проблем. Цензор отлично различает биоматерию и нанотехнологии.
– Отлично различает?
– Пихай, и увидишь.
Ожье надавила сильней. Вдруг возникло ощущение разрыва, и мембрана сомкнулась на запястье. Никакой боли, только холодок. Верити пошевелила пальцами. Кажется, все на месте, двигаются нормально. Она выдернула руку, осмотрела – порядок.