– Зачем так много? Мне говорили, бубенцы защищают от морока, но ты же чародейка.
Быстрым, едва уловимым движением, точно в танце, Мельця провела кончиками пальцев по височным кольцам в расплетённых волосах.
– Они для защиты, – повторила она. – Поверь, они все нужны.
В полях вокруг Щижа уже гуляли девушки. Их песни летали в воздухе, сплетаясь с закатными лучами, переливаясь красками в полевых цветах. Отсюда, вдали от городских стен и мрачных идолов, речному богу город на острове уже не казался столь чуждым и пугающим. Здесь, так же как и в Старгороде, пели песни и плели венки, здесь так же ждали праздники, пели песни, танцевали в хороводах…
Но всё же задержаться не хотелось. Старгород звал обратно домой.
Мельця и Велга плели венки. Они сели прямо на землю, утонув в высокой траве. Их пальцы покрылись пыльцой. Вокруг витали терпкие, резкие запахи полыни.
– Мужики нас убьют за ожидание, – покачала головой Мельця.
– Подождут.
– Согласна. Ночь ещё не скоро.
– А эта ночь и вправду колдовская? – спросила Велга. – Говорят, на зимнее солнцестояние к людям выходят духи Нави и танцуют с ними, а на летнее, наоборот, пытаются похитить…
Над их головами проплыла стремительно, точно косяк рыб в реке, стая крошечных пташек. Они пропели что-то нежно, немного тревожно, точно предупреждая о наступлении ночи.
Мельця примерила пушистый венок из колокольчиков.
– Если что и попытаются похитить сегодня, то только сердце, – улыбнулась она. – Но ты никому не отдавай его, Велга. Потом обязательно будет больно.
– И это ты говоришь в день своей свадьбы? – усмехнулась Велга.
– В ночь своей свадьбы, – уточнила Мельця. – Мне уже не так страшно. Арн давно это сердце на кусочки расколол.
– И ты всё равно собираешься за него замуж? – удивилась Велга.
– Он расколол, он пусть и собирает. Это теперь его забота.
Неудивительно, что Змай не обрадовался их свадьбе.
– Вы мучаете друг друга, – нахмурившись, произнесла Велга.
– Потому что любим.
– Разве это правильно? – сплетая между собой стебли цветов, точно волосы в косу, задумчиво спросила Велга. – Мои родители заботились друг о друге. Моя мать, конечно, была непростая, у неё был тяжёлый нрав, но отец любил её и терпел все выходки… и она уважала его, старалась ради него. – Она попыталась связать два конца, чтобы получился венок, но тот тут же начал расплетаться.
– Любовь бывает очень разной, Велга. Иногда у неё простые пути, как у твоих родителей. Встретились, полюбили друг друга, поженились. Иногда сложные, как у нас с Арном. Но мы с ним и не самые простые люди. Иногда она даётся вовсе только ради того, чтобы погубить тебя прежнюю и через смерть создать нечто новое.
– Ох… нет, я так не хочу…
Наконец скрепив два конца венка осокой, Велга подняла его с колен, и он тут же развалился.
– Давай помогу. – Мельця забрала у неё венок, ловко привела его в порядок и, протянув Велге, вдруг замешкалась. – Нет, расплетай волосы. С косой сегодня никак нельзя.
Пышные кудри Велги разметались по плечам. И Мельця, точно корону, надела ей на голову венок.
– Мне кажется, так быть не должно, – робко возразила Велга.
– Как?
– Сложно. Я думаю, любовь всё же должна созидать, а не разрушать.
Она сказала это и тут же пожалела, когда глаза Мельци потемнели, сделались почти чёрными. Закатные лучи подсвечивали её распушившиеся волосы, смуглую кожу, чародейка вдруг показалась очень мягкой и уязвимой.
– Прости, я не хотела ничего такого…
– Я понимаю, – кивнула Мельця. – И я согласилась бы с тобой. Но мне боги послали только такую любовь. Поверь, я пыталась от неё убежать. Нагнала… просто, наверное, для такой, как я, нет на свете никого, кроме такого, как Арн. А для такого, как он, нет никого, кроме меня.
– Ты его любишь?
Она кивнула не задумываясь.
– И ты будешь с ним счастлива?
– Не узнаю, пока не попробую.
Велга испугалась, что заронила в её сердце сомнения, хотела что-то добавить, как-то исправить всё, но чародейка уже поднялась на ноги, отряхивая рубаху:
– Пошли. А то товарищи Арна сожрут нас живьём, так и не дождавшись ужина. И ещё…
Они остановились посреди поля, Мельця неожиданно притянула Велгу к себе и крепко обняла.
– Спасибо, что не бросила нас со Змаем в Твердове. Мы живы только благодаря тебе.
– Вы и угодили туда из-за меня.
Чародейка помотала головой:
– Из-за своей жадности… из-за предательства князя, из-за жестокости королевы, может быть, самую малость, потому что доверились тебе. Но в целом – нет. Ты нас спасла, несмотря на прошлое. Спасибо.
Народу на берегу собралось неожиданно много, куда больше, чем было изначально.
– Местные пришли, – удивилась Мельця. – Что ж… Всё же Купала.
В землю у самой воды воткнули пламенники.
Тот старик со змеем на лице ждал вместе с Арном Мельцу. Велга нырнула в толпу, пробралась к Змаю.
– Где вас так долго носило? – прошипел он.
– Мельця переволновалась.
– Дай угадаю, она опять пыталась сбежать, а ты её уговаривала?
– Что? Нет, наоборот… подожди, опять?
Змай только шикнул на неё, приложив палец к губам, а старик вдруг громко прокричал что-то на скренорском, но слова эти были то ли редкими, то ли слишком древними, потому что Велга не поняла их значения.
Старик продолжил говорить медленно, уже не так громко, а Мельця и Арн повторяли за ним.
– Это клятвы брачующихся, – подсказал ей Змай.
– Я догадалась.
– Вроде всё, – проговорил кто-то из скренорцев сбоку от Велги. – Наконец-то пойдём ужинать.
Но стоило старику замолчать, как откуда-то из толпы местных вышла пожилая простоволосая женщина, вынесла нож и чашу с огнём, и над берегом пронёсся разочарованный вздох.
Мельця и Арн порезали ладони, смешали свою кровь, и их поженили уже по-ратиславскому и рдзенскому обычаям: огнём, водой и кровью. И когда они наконец скрепили обряд поцелуем и все захлопали, заулюлюкали, кто-то воскликнул с отчаянием:
– А теперь пойдём жрать?!
Скренорец с половником захохотал:
– А теперь пошли жрать! Эй, Вилли, открывай бочонок. Угощай всех.
Толпа потекла обратно к костру и понесла Велгу с собой. Она пыталась выглянуть из-за широких спин скренорцев, рассмотреть молодожёнов. Совесть колола её за непрошеные советы. Зачем она полезла к Мельце с этими разговорами? Только испортила праздник.
Но когда все собрались у огня и скренорец со змеем принёс большую братину, наполненную каким-то островным напитком, название которому Велга никогда не слышала, Мельця смеялась и второй после Арна отпила из братины, и ту пустили по кругу.
– Что это? – спросила Велга у Станчика… или Грача, который встал подле неё.
– О, крепкая штука. Попробуй, – посоветовал тот, принимая братину и делая глоток. – Скренорский напиток.
Велга успела заметить, как Змай округлил глаза и замотал головой, пытаясь её остановить.
– Давай. – Грач рукой накренил братину, и Велга скорее приложилась губами.
Было горько. Гадко. Ей захотелось выплюнуть. Но оскорбить скренорцев Велга не посмела. Братина пошла дальше и, когда Велга только успела отдышаться, вернулась к ней.
– Нет, – просипела она беспомощно.
– Дава-ай, – развязно повторил Грач.
На второй раз напиток показался не таким плохим и горчил уже почти приятно. Велга успела съесть кусок мяса, и вместе с питьём стало и вовсе вкусно. На третий раз она задержала братину у себя, сделала несколько глотков. Ещё через круг скренорцы дружно захохотали, требуя не оставлять напиток у себя насовсем.
Когда она встала, костёр стал расплываться, и Велга побрела во тьму, к реке.
– Мне надо умыться.
– Утонешь, – раздался совсем рядом хриплый голос Белого.
Он крепко схватил её за талию, потянул куда-то.
– Нет, – захныкала Велга, вырываясь. – Мне надо умыться. Искупаться.
Она забрыкалась, поднимая брызги, он потащил её к берегу. Когда она зашла так глубоко? Вода доставала ей до груди.
Было темно. Только вода, что плескалась под ними, звёзды, тени. Белый был разгорячённый, весь мокрый. С него стекали капли, когда Велга обхватила его за шею. Его дыхание коснулось её губ.
Она хотела что-то сказать. Слова уже крутились на языке, но так и исчезли в темноте. Вместо них были поцелуи, неразборчивые, торопливые, точно украденные. И его руки на её теле. Она клялась, что больше никогда не коснётся его. Что он больше никогда не коснётся её. Никогда.
– Никогда, – прошептала Велга.
– Что?..
Но слова ничего не значили. Ничто больше не имело значения. Только ночь. И река. И поцелуи. И его руки.
Они едва не упали в воду, ухватились друг за друга. Смех Войчеха оказался таким тихим, нежным. И его улыбка. Велга коснулась его растрёпанных волос, убирая прядь за ухо. Кончики её пальцев заскользили дальше, по шее и ниже, к груди.
Всё было иначе. Ушли ярость, жестокость. Вместо них пришло нечто новое, чему не получалось найти названия.
И когда они уже задыхались, то замерли посреди реки, прижимаясь друг к другу лбами. Они молчали. Слова бы всё испортили. Разрушили бы эту ночь.
Последнюю, что осталась у них для них двоих.
На рассвете всё изменится.
Было только сейчас. И Велга хваталась за это сейчас, прижимаясь теснее к Войчеху. Она почти не различала его лица, только видела лёгкую улыбку на губах, видела, как блестели его глаза.
Если бы только родная мать не отдала его ведьме, оставила у себя, быть может, Кажимеж Буривой сосватал бы единственную дочь старшему сыну королевы. Быть может, Войчех вырос бы другим. Быть может, Велга не презирала бы себя за то, что так сильно желала поцеловать его. Быть может, они бы не тянулись друг к другу так же сильно, как и отталкивали. Всё было бы иначе. Просто. И однажды они взялись бы за руки и уже никогда не отпускали.
Но оставалась только эта ночь. Только сейчас.
И в этом сейчас на короткое украденное время они выбрали быть вместе.