— Да заходите, чего там… — говорил тракторист, приведя нас к себе, но мы все-таки разулись в прихожей — немыслимо было в таком виде идти в жилое помещение. Пальто и плащи тоже оставили здесь.
Мы едва ступили на порог, а хозяйка уже хлопотала. Как я понял потом, в доме были две комнаты, прихожая, маленькая верандочка и кухня. Но зимой отапливалась только одна комната (в ней спали дети) и кухня. Заглянул в эту комнату: занавешенное рядном (чтоб не дуло) окно, две кровати и шкаф. Обстановка спартанская. На кухне тоже стояла двуспальная кровать. Хозяйка перенесла сюда полуторагодовалого крепкого и круглого, как камушек, малыша. Он не проснулся, только начал смешно морщиться, оказавшись на свету. Сонная девочка лет десяти-одиннадцати перешла на другую кровать сама. Это были самый младший и самая старшая. Для нас освободили их место. Двое других детей оставались на своей кровати.
— Кому-то придется на полу… — полувопросительно сказала хозяйка.
— О чем говорить! Конечно! — воскликнули мы шепотом.
Этой женщине, судя по всему, было года тридцать два — тридцать три, но выглядела она старше. Удивительным было сочетание натруженных рук и нежнейшего, почти бескровного лица. Про такие лица говорят: все насквозь светится. Никаких ухищрений, которые придают иным современным женщинам подобие изящества и красоты, она явно не знала, ей было просто не до этих ухищрений, хотя они, наверное, и не помешали бы.
Я все пытался вспомнить, у кого из живописцев встречаются такие простые, некрасивые, но по-своему значительные женские лица. Не такими ли изображали средневековых мадонн? Что-то святое и истовое было в сочетании худобы этой женщины с налитостью, крепостью, румянцем спящего мальчика.
Рассмотрели мы наконец и своего виновато улыбавшегося тракториста. Умылись, сливая друг другу над ведром, перекусили за одним столом и, пожелав хозяевам спокойной ночи (хотя какая у них могла быть спокойная ночь — вчетвером, вместе с детьми, на одной кровати), удалились в отведенную нам комнату. Алик с Лешей легли на полу, а мы с Матвеем по-царски устроились на кровати. Она еще хранила тепло двух маленьких тел и пропиталась запахами детства — малыш не раз, видно, уделывался во сне, но сейчас нам было не до этого. Последнее, о чем я подумал, были танцы в клубе. А может, это уже приснилось мне, привиделось странным и фантастическим видением, наподобие тех, что встречаются на картинах Брейгеля или Босха.
Проснувшись утром, я услышал:
— Бо-ро-да…
— А у того усы…
— Фу! Рыжие…
Обсуждали меня с Аликом. Я улыбнулся и открыл глаза. С противоположной кровати смотрели две девчушки. Тут же они с деланным испугом нырнули под одеяло.
Тракторист позавтракал и уже натягивал телогрейку. Хозяйка расчесала волосы своей старшенькой и теперь заплетала ей косички. Потом оставила девочку возиться с братом (стоя на кровати, малыш звонкой струей прудил в горшок), а сама неслышно зашла в комнату.
— Пора, — сказала она детям. — Пора вставать.
Меньшую девочку она перенесла на кухню, а другая, как испуганный котенок, шмыгнула мимо нас вслед за матерью.
Однако нужно было и нам подниматься. Приятные открытия начались одно за другим. Во-первых, погода стояла изумительная. Ветер совершенно упал, снегопад прекратился, а легкий морозец держался, сушил землю. Солнце еще не взошло, но день обещал быть ясным, солнечным. Во-вторых, наши носки, обувь, одежда были высушены, а обувь и вымыта перед этим.
— Когда же вы встали? — изумленно спросил Алик, имея в виду, когда она успела сделать работу по дому да еще и позаботиться о нас.
Женщина молча улыбнулась. Только потом я понял смысл этой улыбки: наша хозяйка, но существу, и не ложилась больше, так, может, чуть прикорнула в ногах у мужа и детей. Мы легли в первом часу, а в четыре ей уже нужно было бежать на ферму доить совхозных коров; после этого дома нужно подоить собственную буренку, задать ей сена, приготовить теплое пойло и покормить кабанчика. Сейчас, управившись по дому, она опять торопилась на ферму.
— Кормов хватает? — спросил Матвей. Его, как всегда, заботили хозяйственные дела, особенно в общественном секторе.
Но вернемся к перечню приятных открытий. В-третьих, на плите стояла выварка с горячей водой. Жена механизатора, хозяйка понимала, что значит для шофера в морозное утро ведро горячей воды. Этому лодырю Леше везет — всегда о нем кто-нибудь позаботится. Впрочем, то же самое можно было сказать на сей раз и обо мне…
Мотор нашего «газика» послушно, без всяких уговоров завелся. Минут через десять мы тронулись. Чтобы не сглазить, о погоде и дороге (ох уж эта дорога!) помалкивали. Только когда выехали на асфальт, Матвей глянул на часы и удовлетворенно сказал:
— Успеваю.
— А что там у вас за совещание? — спросил я наконец.
— Ну как же! Смотр наглядной агитации. Проводим месячник с пятнадцатого января. А я зампред комиссии. Мне сегодня первым выступать, буду докладывать о мероприятиях. Кстати, за этот совхоз тоже нужно взяться. Ни плакатов, ни лозунгов… Черт знает что!