–Тэк-с, позвольте прежде всего выразить вам мои искренние соболезнования.
– Спасибо.
– Схоронили уже?
– Да, позавчера.
– А-а, ну-ну… Так вот, значит, Людмила Федоровна…
– Теодоровна.
–Пардон, Людмила Теодоровна, – Пронин с любопытством взглянул на гостью. «Конечно, – подумал он, – Федоровна для такой фифы слишком простовато. Выпендривается. Наверняка работает на радио ассистенткой режиссера. Или в газете». Он любил делать такие несложные умозаключения и был доволен, когда они подтверждались. – А где, разрешите полюбопытствовать, Вы работаете?
– В кольцах Сатурна.
– Где, простите?
– Это журнал такой – «Кольца Сатурна» называется, – усмехнулась Людмила Теодоровна.
– Не слышал.
– Ничего. Сейчас их столько развелось – все не упомнишь.
– Да, это точно, – подтвердил Пронин. – А вы, стало быть, журналистка? Наверно, про любовь пишите и … дружбу?
– Почему вы так решили? – удивилась гостья.
– Ну, название уж больно игривое – «Кольца Сатурна»,– Пронин снова не без удовольствия оглядел ее мальчишеское лицо и фигурку.
– Вы, вероятно, спутали Сатурн с Венерой…
– А, может быть, может быть, – рассмеялся Пронин. – А что, и такой журнал есть?
– Нет, но мог бы быть, – сухо ответила Людмила Теодоровна и с явным намеком посмотрела на часы.
– Конечно, понимаю – дела… – как бы всполошился Пронин. – А я тут со своими вопросами дурацкими. Но, знаете… сидишь тут целыми днями. Только и видишь бумаги, бумаги… А тут такая девушка симпатичная, кхе-кхе…
Гостья промолчала, но по лицу было видно, что смягчилась.
– А все-таки, – проявил настойчивость Пронин. – О чем журнал-то ваш, если не про любовь?
– Да в основном мистика и прочая ерунда, – честно призналась Людмила Теодоровна.
– А-а, значит, об оживших мумиях и зеленых человечках,– хмыкнул Пронин. – Я сам не прочь про это почитать…
– Я рада, что вы интересуетесь современной журналистикой, – на этот раз довольно резко оборвала девушка. – Но давайте все же перейдем к делу.
Они еще поговорили. Впрочем, разговор этот, как и остальные, ничего не дал. На том и расстались.
***
Наталья Тихоновна после убийства супруга сильно сдала. Людмила старалась навещать ее почаще. Иногда приезжала вместе со Славой, но чаще одна. И всякий раз мать начинала разговор «со значением», дескать, как там у вас? Серьезно? Мне бы перед смертью внуков понянчить. Вот отец тоже о том мечтал, да не успел…
Людмила обыкновенно на это отвечала, что, вроде бы да, все серьезно. Но мы пока присматриваемся.
– А что тебя не устраивает? – удивлялась Наталья Тихоновна. – Славик парень видный и, похоже, самостоятельный. А чем он занимается? Семью-то содержать сможет?
– Сможет. И не одну, а хоть десяток. Он начальник какого-то медицинского центра.
– Такой молодой и уже начальник? – всплескивала руками Наталья Тихоновна. – Ему же тридцать, не больше?
– Двадцать девять.
– Вот видишь, дочка? Значит, серьезный человек, перспективный. Зря такого молодого начальником не назначат.
– Да, он перспективный. Хоть куда. А отец у него еще перспективнее, – Людмила назвала имя, которое даже Наталья Тихоновна, далекая от бизнеса, как от Марса, слышала в новостях.
– Тот самый?..
– Тот самый. Он-то сынку и выделил это местечко. Для начала, так сказать… – ответила Людка с какой-то двусмысленной интонацией.
– И ты с ним знакома?
Людка кивнула:
– Раз в неделю вижусь за семейным обедом.
– Каждую неделю? Ох, Людка, хватай своего Славика, а то ведь уведут. Это ж как в лотерею выиграть. Видать, ты отцу его приглянулась.
– Приглянулась. Может, даже слишком…
Наталья Тихоновна пристально взглянула на дочь:
– Он что, приставал к тебе, к сыновней невесте? Ох, грех-то!
– Положим, я еще не невеста. Ладно, мама, побегу я. Мне еще сегодня интервью брать.
Людмила подхватилась и пошла по дорожке от дома. Наталья Тихоновна глядела ей вслед.
– Красивая девка! Ладная… – подумала она и привычно перекрестила удаляющуюся дочь.
Людмила Теодоровна спешила. У нее через два часа, действительно, было назначено интервью. С Ильей Львовичем Хаскиным.
***
Я жил себе-не тужил. ПОИБИН работал. Раз или два в неделю за Хаскиным приезжал вишневый лимузин, и он отправлялся незнамо куда на встречу с загадочным спонсором. И они часами вели «умные» разговоры – о Боге, о судьбе, о смысле бытия. Время от времени Илья Львович вручал мне бумажку с именем и датой рождения какого-то человека и просил отыскать ему пару. Мол, олигарх требует «для привлечения новых спонсоров», – объяснял он. Тогда я включал свою программу и, как правило, отыскивал «напарника».
Хаскин всегда меня восхищал тем, что чего не коснись, у него найдется свое мнение. Причем, он не пыжился, чтобы выдать что-нибудь оригинальное. Это у него само собой выходило. Он был оригинален во всем. Даже своим детям давал имена любимых писателей. У него было пятеро сыновей и две дочки. Девочки получили имена Марина и Анна, в память поэтесс. Его старший, которому стукнуло уже 13 лет, носил имя Федор (в честь Достоевского). Еще один был Андреем в память Платонова. Одного Хаскин нарек Исааком, как своего любимого Бабеля. Но литературные вкусы Ильи Львовича не ограничивались русскими писателями. Поэтому двое младших получили имена Уильям, Вилли, но в честь Фолкнера, а не Шекспира, а самый младший носил странное имя Амброз. «Как, вы, Костя, не читали Амброза Бирса?» – удивлялся Илья Львович. – Прочтите немедленно. Великий писатель. И самый страшный из всех мне известных. Эдгар По ему и в подметки не годится».
***
С некоего момента события стали развиваться столь стремительно, что я опасаюсь упустить что-то важное или сбиться. Пожалуй, все началось с того, что в один прекрасный день (вернее, ночь) в Москве объявился рав Круглянский. Еще спускаясь по трапу самолета, он набрал номер телефона генерала и после взаимных приветствий спросил:
– Что с этими загадочными убийствами? Удалось их распутать?
– Какое там. Каждую неделю еще десяток висяков прибавляется. И никаких зацепок.
– Зацепка, кажется, появилась. Сейчас приеду и расскажу, – сказал Круглянский и, хотя было около часа ночи, прямо из аэропорта отправился к генералу в Тушино.
Генерал в ожидании друга и его «зацепки» нетерпеливо расхаживал по комнате. С каждым днем ситуация с расследованием становилась все хуже. Убийства продолжались, паника среди населения росла, хотя, казалось бы, куда уж больше. В самое последнее время возникло новое явление – те, кто мог себе это позволить, бежали из города, увозя с собой детей, ибо именно дети все чаще становились жертвами убийц. Распространялись слухи самого фантастического свойства и нелепости. Говорили о какой-то изуверской секте, совершающей ритуальные убийства, ибо сектанты убеждены, что убийства (особенно, детей) увеличивают годы жизни тех, кто их совершает.
Когда ночной гость, наконец, приехал, генерал коротко ввел его в курс последних событий, рассказав и о нелепых слухах.
– Хм, – сказал Круглянский. – Как ни смешно, но эти слухи прямо в пандан к моей версии.
После встречи с генералом в Иерусалиме рава мучила та подмеченная им закономерность, что семьи убитых получают определенную сумму денег, и эта сумма в точности соответствует формуле: 60 минус возраст убитого равно количеству долларов. «Почему 60?», – по многу раз на дню спрашивал он себя. Что-то в его памяти было с этим связано, но эту ниточку никак не удавалось ухватить. Спустя две недели Круглянский вспомнил о рыжем математике, приезжавшем из России. Российский гость в присутствии десятка математиков из неофициальной группы Рипса излагал свою гипотезу о «напарниках». Ни имени, ни фамилии докладчика он не запомнил. Его идея показалась нелепой даже им, фанатам библейских кодов, которых в излишней критичности упрекнуть было трудно. Но несколько месяцев назад Рипс очень его удивил, сказав, что безумная гипотеза Рыжего вроде бы подтверждается. Круглянский смутно помнил, что тот рассказывал что-то о 120 годах, отпущенных Богом, но как бы на двоих. Остальные подробности его память не удержала.
– И это всё-ё-ё? – разочарованно протянул генерал.
– Совсем не всё-ё-ё, – передразнил его Круглянский.
И вправду это было далеко «не всё-ё-ё». Внезапно раву в голову пришла идея попробовать отыскать старым рипсовским способом информацию об этой волне необъяснимых преступлений. Ведь если в Библии записано все, то хотя бы намек на эти события тоже должен найтись. Круглянский вбил в рипсовскую программу то, что было ему известно: Москва, убийства, год 202… 120 лет и даже фамилию и звание друга – генерал Пронин. И что бы вы думали? Программа не подкачала, и через час Круглянский прочел фамилию Хаскин. После чего немедленно вспомнил и эту фамилию, и имя рыжего математика из России. Ну да, конечно, Илья Хаскин. Не успел Круглянский закончить свой рассказ, как генерал стал набирать номер.
– Ты куда звонишь? – удивился рав.
– Приказ о задержании этого Хаскина. Возьмем его сейчас же. Как говорится, тепленьким.
– Ты что? Оснований же никаких. То-то смеху будет, когда газетчики узнают, что бравый генерал Пронин ищет преступников с помощью библейских кодов. Только этого не хватало!..
– А что ты предлагаешь?
– Надо все проверить. Может быть, подослать к Хаскину твоих людей, чтобы его «прощупать».
– Ага, пока мы его будем щупать, еще пара убийств случится.
– Что ж, одним убийством больше, одним меньше, когда их и без того несколько сот, разница невелика, – философски заметил рав, и Пронин даже поразился цинизму его фразы.– Нам с тобой нельзя опростоволоситься. Но, главное, что-то мне подсказывает, что Хаскин тут ни при чем. По моему впечатлению он человек немного не от мира сего. Паганель, понимаешь, о чем я? А Паганели таких преступлений не совершают.
С немалым трудом удалось все же убедить генерала повременить с его импульсивным приказом. Решили для начала собрать всю имеющуюся информацию.