У самого подъезда с независимым видом прогуливается Андрюша Коробов. Вот вышел из машины и прошел в гостиницу толстый иностранец с дамой. Андрюша устремляет ему навстречу свою сияющую улыбку, но тот, кроме своей дамы, решительно ничего не замечает. Андрюша отодвигается подальше. Из гостиницы неторопливо выходит группа финнов – светловолосых, с непокрытыми головами. Они замечают Андрюшу сразу – кажется, они даже знали, что увидят его здесь. Один из финнов, подойдя к своему автобусу, взмахом руки приглашает мальчика следовать за ним, открывает дверцу, но Андрюша, мило улыбаясь, пожимает плечами, дескать, с удовольствием сопровождал бы вас, но не могу – занят. Финны садятся в автобус. Андрей следит за ними и, вероятно, колеблется: может, все-таки принять приглашение?
Но в это время из гостиницы выходит высокий красивый негр. Андрей одним скачком оказывается возле него.
– Реасе, friendship![18] – приветливо говорит Андрюша. Негр с интересом прислушивается.
– Oh, mon petit! – восклицает он. – Му English is bad… Est-ce que tu parles français, toi?[19]
…Языкового контакта не получается: негр предлагает французский. Андрей отважно говорит «бонжур» и исчерпывает свой запас французских слов наполовину. Но негр доволен и без того. Андрей знает: надо ковать железо, пока горячо. Он отцепляет от своего свитера значок с надписью «Кижи» и вручает негру.
– Glad to meet you, – толкует он, – it is for you…[20]
Негр, улыбаясь, силится понять. Видимо, сейчас Андрюша получил бы массу всяких ценностей, но со стороны соседнего сквера раздается торжествующий вопль:
– Андрюха!
Это Гродненский. Он летит сюда и кричит: «Андрюха, ты где был?!» Андрей отворачивается, словно это относится не к нему, зато негр с интересом смотрит на Гродненского. Хорошо еще, что внимание Гродненского отвлек вставший между ними лимузин, но время уже упущено: негру надо ехать. Быстро сует он руку в карман, быстро протягивает Андрюше какие-то мелкие вещи, быстро садится в эту машину. И она, искусно обойдя Гродненского, который разглядывает марку на капоте, уезжает.
– Это «ситроен», Андрюх! «Ситроен», зуб даю! – подскакивает он, и тут Андрюша с размаху дает ему по уху.
– Я тебе дам «ситроен»! Горилла, мумия египетская! – кричит Андрей остервенело. – Все испортил!
– Что испортил-то? – не понимает Гродненский, а подойти боится.
– Все! У меня тут, может, задание… А он со своим «ситроеном»!
И Андрей идет к скверу, рассматривая по дороге свою добычу. Там один значок в виде Эйфелевой башни, французская монетка и еще один значок, совсем маленький. Глаза Андрея загораются.
– Фантомас, кажется…
А Гродненский плетется сзади. Он ошарашен отпором друга.
– Андрюх, ну какое задание? Ну скажи!
– А это видел? – Друг показывает ему кукиш. – Думаешь, я уже забыл, как ты Пушкареву пятки лизал?
– А теперь я ему покажу! Мы все покажем…
– Ты на всех не вали, ты за себя отвечай. Скажи громко: «Я лопоухий бобик, безмозглый рахит и макака».
– Ты что? – пугается Гродненский, нервно усмехаясь и пятясь. – Ты, знаешь, не очень-то…
Но Андрей куражится не на шутку. Взгляд его ясен и неумолим.
– А не скажешь – катись отсюда на все четыре, понял? К своему дорогому Ленечке. Вас небось мистер Грифитс заждался: когда ж это шестой «Б» высадит десант и спасет его?
Смеясь, Андрей сел на скамейку, задрал ногу на ногу и разглядывает значок с зеленым лицом Фантомаса. Он ждет. Гродненский, внутренне содрогаясь, сопит носом.
– Ну кончай, Андрюх, – просит он.
– А я только начал. С предателями по-другому нельзя. Ну? Скажешь? Тогда Эйфелеву башню дам, у меня таких двенадцать.
На веснушчатой физиономии Гродненского написано изнеможение. Он озирается, шмыгает носом и быстро говорит:
– Ну ладно, я лопоухий бобик.
– Правильно. Дальше.
– Ну, макака… – нагибает Гродненский свою грешную рыжую голову, чтобы не показать слез.
– Кто макака?
– Я…
– Дикция у тебя плохая. Ну ладно, утрись, – смягчается Андрей.
14
А Леня Пушкарев сидит в это время на том бульваре, где проходит внешкольная жизнь шестого «Б», и хмуро, по обязанности рассказывает Ванечке обещанную сказку. Братья по очереди кусают огромный брикет мороженого.
– Ну попробуй только, говорит Иван-царевич, я тебе так, говорит, врежу – своих не узнаешь. Дал ему в поддых – он и улетел. А Иван-царевич вскочил на коня и был таков.
– Уехал?
– Ну да. Ускакал. Приехал к этой своей… Василисе Прекрасной. И стали они жить-поживать да добра наживать.
– А сыночек? Лень! А сыночек Ванечка?
– Ну и родился у них сыночек Ванечка. Это само собой.
– Это я, да?
– Ты, ты.
– В прошлый раз ты лучше рассказывал, – недоволен Ваня. Пауза, заполненная мороженым, длится недолго.
– Леня, а ты дашь в поддых Павлику Свищеву?
– Это за что?
– А чтобы он не смеялся. А то он меня дразнит левшой-лапшой!
– Ну-ну? Ладно, я ему…
Леня осекся, потому что по бульвару прямо на них понуро бредет Галка. Сначала она не замечает Лени, потом делает вид, что не замечает. Но тут взгляд ее падает на Ваню – любопытство пересиливает, и Галка с самой холодной миной, на какую она способна, все-таки подходит к скамейке.
Леня с трудом переводит дыхание: только этой встречи ему сейчас не хватало.
– Пушкарев, почему с тобой все время этот ребенок? – сурово спрашивает Галка. – Это чей ребенок?
– А тебя как зовут? – протягивая руку, дружелюбно говорит Ваня. – Меня – Ваня Пушкарев.
– Меня – Галя, – смягчается Галка. – Пушкарев, у тебя разве есть брат?
– Есть брат, – спешит доложить Ваня. – Это я брат. Отцов сын Ваня.
Леня дергает его за руку.
– Почему отцов, – удивляется Галя. – У вас же есть мама?
– Есть, – выскакивает опять Ваня. – У нас две мамы. А папа у нас один…
Галка начинает понимать. А Леня вздыхает почти с облегчением: худшее произошло, чего уж теперь бояться?
– Ваня, а домой тебе не пора? – строго спрашивает он.
– Не пора, не пора, – замотал головой Ванечка. – Лень, а в кино про Кощея все по-другому! Там сперва надо секрет угадать, что его смерть лежит на черном дереве в гадючьем яйце.
Галка смеется. Усмехается и Леня. Ему неловко заниматься при ней такой чепухой. Особенно теперь, после его вчерашнего позора.
– Да брось ты, не было этого! – говорит Леня.
– Я сам видел! – распаляется Ванечка.
– Мало ли что! Это же сказочка… – Леня как-то потемнел лицом. – Ты разве веришь, что ковер-самолет по правде летает? Без мотора это ж не самолет, а портянка…
– Не летает?
– Конечно нет! А этот… князь Гвидон? Помнишь, как лебедь его побрызгала водой, и – пожалуйста! —
Тут он в точку уменьшился,
Комаром оборотился,
Полетел и запищал…
– Вот тебе уже четыре года, ты уже большой. Сам подумай: может это быть?
Ваня подавленно молчит.
А Галке этот странный разговор внушает интерес, но и смутное беспокойство.
– Ясное дело – не может, – продолжает печально рассуждать Леня. – Или вот Буратино твой любимый. Все знают, что его не было. Только маленькие дурачки верят, что из полена можно сделать живого пацана. Нельзя, правда же?
И тут случилось нечто непредвиденное: Ванечка моргал, моргал и вдруг заревел.
– Ты чего издеваешься над ребенком?! – взвивается Галка. – Очень умный вырос, да?!
Она усадила Ваню рядом с собой и, заглядывая искательно в его полные горя глаза, говорит с жаром:
– Не верь ему, все они были! И Буратино был, и Кощей, и князь Гвидон, и Снежная Королева, и Кот в сапогах… Слышишь? По правде были! Вот честное пионерское…
Ванечка ревет, заглушая ее слова, а Леня с досадой катает ногой камешки поодаль от них.
– Эй, ты! Скажи ему, что они были! – требует Галка.
Леня подошел:
– Да не реви, я пошутил. Галя лучше знает. Если она говорит «были» – значит были.
– А… а щас? – несколько успокоившись, спрашивает Ванечка.
– И сейчас где-нибудь есть! – уверяет Галка. И в награду ей Ванечка удовлетворенно улыбается сквозь дрожащие на ресницах слезы. Да и Пушкарев-старший, честно говоря, благодарен ей за спасенные сказки.
– Ну, Ванечка, пошли. Поздно уже, – миролюбиво говорит он.
– Галя, а ты с нами? – спрашивает малыш.
Галка не в силах отказаться. Да и куда ей идти – ведь Тамара уехала с Родионовой…
Взяв Ваню с двух сторон за руки, Леня и Галка бредут по бульвару.
15
Андрей и Гродненский в будке телефона-автомата.
– Алло, Колька, ты? – Андрюша заливается счастливым смехом. – Да, здорово он вас околпачил! И вы ему за это ничего не сделаете?.. Ну мало ли что… подумать надо. Вот приходите сейчас, тут Гродненский родил одну идею…
Гродненский очень удивлен:
– Какую? Я не родил…
Коробов зажал рукой микрофон:
– Да я для смеху…
На всякий случай Гродненский подхихикнул.
Андрюша – в трубку:
– Алло! Так придете? Угол Красина и Садовой… Ну все, ждем. Привет ежам, хомякам и так далее. Эй, марки не забудьте, вы мне еще двадцать штук должны! – Он повесил трубку. – Так, Козлята будут. А ты сбегаешь за Курочкиным.
– Ладно. Андрюх, а для чего тебе марки чужие и значки, если отец тебе и так привозит сколько хочешь?
Тень досады пробегает по лицу Андрея.
– Ты думаешь, я из-за этой ерунды у гостиницы крутился? У меня задание, понял?
Где уж Гродненскому понять!
– От кого? От отца?
– От кого надо. Давай дуй за Курочкиным!
Андрей повернул его за плечи и слегка придал ему ускорение.
16
Уже вечер, а Леня и Галка все бродят по улицам. Малыша с ними нет, он давно спит. А у них идет свой разговор. Пушкарев уже знает то, что камнем лежит на душе у Галки.