, по слухам, к героям-летунам были вполне благосклонны. Ну а уж героем-то, как думалось Кукараче, на войне стать совсем нетрудно. Но, решил он, в конце концов, и «Шерман» тоже неплохо, все-таки не тыловой трудяга «Студебеккер», а настоящая боевая машина с 75-миллиметровой пушкой и аж двумя пулеметами, причем одним крупнокалиберным!
Мощь, одним словом!
Но вот когда Кукараче сообщили, что его танк отправляют в далекую Россию, гремлин слегка растерялся. О России он почти ничего не знал, слыхал, правда, что там страшно холодно, и поэтому все поголовно – и люди, и тамошние гремлины – вынуждены регулярно употреблять ядреный спиртовой антифриз под названием «водка». Это, надо понимать, чтобы на морозе кровь не загустела. А потом, разогрев как следует кровь, местные жители играют на неправильных треугольных банджо и меховых гармониках-трехрядках, и если уж вовсе раздухарятся – устраивают медвежьи родео или бьют друг другу морды под пение «Интернационала» и «Калинки-малинки».
Ну и еще, что они там все поголовно красные, вроде индейцев племени навахо или сиу, а стало быть, к цивилизованным существам в полной мере отнесены быть не могут. Вполне возможно, что тамошние гремлины тоже красные, и хотя Кукарача был в общем-то чужд расовых предрассудков, но, согласитесь, красный гремлин – это уже перебор! Гремлину полагается быть зеленым и чумазым! В крайнем случае – цвета хаки, если из потомственных вояк! Хотя если красного гремлина вымазать как следует в тавоте или мазуте, то в общем-то, может быть, и сойдет за своего. Хотя вряд ли!
Сам Кукарача происходил из старинной семьи ирландских гоблинов, чем весьма и весьма гордился. И с цветом, и с происхождением у него было все в порядке, и пах он, как и полагается порядочному гремлину, бензином и солидолом, а не каким-то дегтем да сосновыми чурками.
В давние, хотя и не слишком, времена, когда толпы ирландских переселенцев хлынули в Новый Свет, тамошние гоблины отправились вместе с ними. И пусть людям приходилось несладко в трюмах проржавленных насквозь скотовозов, гоблинам, вынужденным ютиться в машинных отделениях, а то и вовсе в трубопроводах, угольных ямах и свищущих паром изношенных котлах, приходилось во сто крат тяжелее. И если бы не вовремя обнаружившаяся природная склонность предков Кукарачи к машинерии, большинство плюющихся кипятком и задыхающихся паром ветхих посудин скорее всего благополучно упокоились бы на океанском дне вместе со своим живым грузом. Экипажами, пассажирами-ирландцами, ну и гоблинами, само собой.
И история Америки получилась бы совсем другой, вот даже как!
Однако все случилось так, как случилось, и большинство дряхлых паровых убожищ, которые и кораблями-то называть неловко, трудами людей и гоблинов, латавших дыры в изношенных паропроводах и изъеденных ржой бортах, достигли благословенных американских берегов, чтобы внести свой посильный вклад в дело процветания новой родины.
В САСШ гоблины быстренько натурализовались, устроившись работать в многочисленных механизмах, которые молодая Америка, как огромная пчелиная матка, плодила без устали и счета, и стали гремлинами. Вообще-то так их назвали люди, а причин возражать у гоблинов-гремлинов не было, тем более что репутация у прежних гоблинов была, прямо скажем, так себе. Что делать, не нашли себя мелкие, но энергичные существа в буколистической Ирландии, вот и безобразничали со скуки! Но Америка – это совсем другое дело! Это именно «дело», а если гремлин при деле, то тут уж не до хулиганства, хотя склонность к невинным шуточкам разного рода у гремлинов никуда не делась – традиции все-таки! Надо сказать, какая-то часть остроухих американцев, в основном молодежь, этим самым традициям следовала уж слишком рьяно, что способствовало формированию в сознании американского обывателя образа гремлина-вредителя, да еще и редкого придурка к тому же. Ну да, в лихие тридцатые и таких было немало, но ведь не только гремлинов, но и людей, и прочих разумных и не очень созданий. Впрочем, и сейчас дела обстоят не лучше.
Кукарача в дни бесшабашной юности тоже отметился в одной из молодежных банд Детройта, где, собственно, и получил свое прозвище.
А вообще – люди существа необъективные, пристрастные и склонные романтизировать свои пороки и слабости. Вон о мафии сколько трогательных фильмов наснимали, а чуть дело коснется гремлинов – так сплошные гадости.
Эх, люди…
Впрочем, война всех подравняла; правда, временно.
По-настоящему, по-гремлински, нашего героя звали, конечно, не Кукарачей, у него, как у всякого порядочного фольклорного существа, имелось истинное имя, только вот выговорить его было бы непросто, да и не полагалось истинное имя трепать где ни попадя, ну а Кукарача – да чем плохо-то? Ну, таракан по-человечьему, но ведь гремлины тараканам не враги. Если, конечно, последние не забивались в маслопроводы или между контактами новомодных электрических реле, тогда уж – простите, ребята, как говориться, ничего личного.
А кроме того, «Кукарача» – это песенка, причем развеселая. А наш гремлин был не чужд прекрасному, а уж тем более развеселому. Поскольку был молод, жизнерадостен, музыкален, да и сам немного поигрывал на банджо. Не треугольном, конечно, а настоящем, пятиструнном «теноре» с пятым колком посередине грифа, ослиной шкурой на барабане красного дерева и никелированными обручами, накрепко схваченными шестнадцатью полудюймовыми винтами.
С банджо он и разместился в танке М-4, хотя местечка в боевом отделении было маловато, но для банджо нашлось, а уж гремлину-то в любой машине место сыщется, тем более в такой громадине, как танк.
Так гремлин Кукарача и танк «Шерман» М-4 вступили во Вторую мировую войну.
3
Наспех склепанный транспорт в составе союзного конвоя, нещадно коптя, полз через Атлантику, с каждой пережеванной винтами милей приближаясь к исторической родине Кукарачи, Ирландии, с каждым часом все дальше унося гремлина и его танк от места рождения – родного Детройта.
Народец на транспорте подобрался ничего себе, вполне свойский народец, местные гремлины-моряки, всяческие котловые, поршневые, брашпильные, да еще руль-машинные, радиоламповые и антенные, впрочем, три последние разновидности спесиво полагали себя гремлинской аристократией и в дружеских посиделках в якорном колодце участвовали редко, предпочитая кучковаться в аппаратурных стойках радиорубки и капитанского мостика. Пренебрегали мазутой, стало быть, да и ладно, и без них было не скучно.
Кроме того, кто они такие? Обслуга, по сути дела, а вот танковые и аэропланные – другое дело, эти направлялись на войну, в основном в Англию или Африку, и только один из них, славный парень, почти виртуоз на банджо, шермановский гремлин Кукарача из Детройта – в далекую и непонятную, но уже легендарную Россию.
И вот уже Ирландия осталась за кормой, а в Исландии конвой переформировали, и транспорт наконец взял курс на северный русский город Мурманск.
В Мурманске танк доукомплектовали местными гремлинами, у которых, как ни странно, на всех четверых было только одно треугольное банджо и ни одного ручного медведя. Гремлины всего мира понимают друг друга, таково уж свойство этих пролетариев колдовского мира, хотя русские гремлины и использовали некоторые специфические словечки, но Кукарача быстро разобрался что к чему, а разобравшись – восхитился и дал себе слово обязательно освоить русский язык. Хотя бы на уровне вот этих специфических выражений-заклинаний, обладающих совершенно невероятной емкостью и мощью в сочетании с поразительной лингвистической простотой. Но это случилось после.
А сейчас четверо русских в мешковатых промасленных комбинезонах и рубчатых шлемах с обрезанными наушниками, настороженно набычившись, стояли напротив выбравшегося из люка мехвода американского гремлина.
Рожи у русских гремлинов оказались нормального зеленоватого цвета, хотя, безусловно, что-то красноватое в них имелось – розовые проплешины от подживших ожогов, и пахло от них гарью, паленой шерстью, окалиной, человеческой кровью, аммиаком, хлоркой и еще какой-то душной медициной.
Кукарача подумал, что так пахнет война, и ему почему-то стало неловко перед этими угрюмыми русскими. Однако, решив не заморачиваться – война всех подравняет, – он вытер лапы промасленной тряпкой, отбросил ее в сторону, изобразил на физиономии знаменитую американскую улыбку и сообщил будущим боевым товарищам:
– Хай, бро, я Кукарача, гремлин из Детройта, прибыл к вам в составе вот этого красавца.
И ткнул лапой через плечо в сторону танка.
Русские переглянулись, потом дружно уставились на Кукарачу. Ни малейших признаков дружелюбия на их суровых мордах не наблюдалось, так что гремлина даже холодком просквозило. Потом пожилой, с обгорелыми ушами, торчащими из шлема, тот самый, от которого несло копотью и железом, угрюмо проскрипел:
– Не знаем мы никаких гремлинов, тем более кукарач, так что валил бы, хлопец, куда подальше, хочешь – в свой Дыройт, хочешь – еще куда. И нечего тебе делать в боевой машине, присланной трудящимися Соединенных Штатов Америки в помощь воюющим трудящимся Страны Советов! Короче – сгинь, нечистая сила!
– Как бы не так! – немедленно окрысился Кукарача. Сдаваться он не собирался. Ну, горелые, ну и что из этого? Я им вон какой классный танк привез, а они еще морды воротят!
– Сгинуть-то я, конечно, могу, – ехидно ухмыляясь, сообщил он, – только мой «Шерман» без меня не то что затвором не шевельнет, а и вовсе не заведется. Потому что в документах ясно написано: «Танк «Шерман» М-4 с сопровождающим гремлином-механиком Кукарачей», во! А ежели кто из вас, парни, тому документу не верит, то хоть я гремлин и не обидчивый, только ведь по случаю знакомства и задницу надрать могу, не посмотрю, что союзники! Как нечего делать!
Кукарача и впрямь обиделся, даже разозлился, аж подпрыгнул. Меж вставшими торчком ушами зазмеились электрические разряды. Кривые ноги сами по себе принялись вытанцовывать коленца боевого буги, глаза вспыхнули багровым, словно стоп-сигналы гангстерского «Бьюика».