В зеркале, что висело на дальней стене в серебряной раме и не показывало ничего, даже отражения комнаты, демонстрируя только серое пространство, вдруг заклубился туман. В тумане полыхнули огненные линии, будто невидимая рука рисовала там, вместо грифеля используя молнии. Леонид увидел со стороны фигурки на башне, между которыми словно поставили красное стекло. Безо всяких подсказок Александров сообразил, что зеркало передает изображение того самого «ла прессьон», и назначение его – отражать магические явления вокруг хозяина лаборатории.
Сразу две пылающие красным стены пытались сдавить старого алхимика, как две воротины – зазевавшегося прохожего. Схлопываясь, они отодвигали его фигурку все дальше от друзы, вытесняя на ту часть галереи, что шла вокруг колокольни.
В середине комнаты ярко зеленели, светясь, изумруды.
Но Яков Вилимович, очевидно, несколько покривил душой, когда говорил, что растерял все свои силы. Да, Леониду объяснили это прискорбное обстоятельство еще во время самого первого ритуала обмена. Его наставник оставался Великим, однако, чтобы вернуть былую мощь, требовалось значительное время, а пребывание в теле ученика неизменно было ограничено. Это равносильно тому, как опускать ведро в колодезь лишь на мгновение – оно попросту не успеет наполниться. Брюс нес в мир живых свои знания, опыт и умения, потому и был незаменим как советчик. А как боец он немногим превосходил Леонида, да и то благодаря все тому же опыту. Кроме всего прочего, Яков Вилимович, несмотря на годы, проведенные на службе у царя Петра Великого, в магические поединки вступал лишь во время учебы. Как и его нынешний подопечный…
Однако Брюс владел кое-какими секретами. Петр Афанасьевич и Борис Игнатьевич объяснили магу низшего разряда Александрову, что колдовские способности зависят от двух обстоятельств. Первое – это природный талант. Здесь ничего не попишешь, ты либо Иной, либо нет. Только у Темных есть некое преимущество делать обычных людей себе подобными, но лишь за счет утраты человеческого и превращения в живого мертвеца либо зверя в людском обличье. Второе – обуздание страстей. Нужно переживать сильнейшие чувства, но при том объезжать их как норовистых лошадей. В этом лишь случае растет сила волшебника. Брюс сумел обуздать не только бездонную горечь после смерти жены, но даже свою жажду жить. Он пожертвовал собой, однако именно это и давало ему силу при возвращении из мира теней.
Сию немалую силу он вложил в то, чтобы отодвинуть «ла прессьон».
Леонид увидел в зеркале, как мерцающие красные створки немного отдалились от одинокой фигурки. Но в следующий миг сразу трех противников связали светящиеся нити, и красные воротины снова начали сходиться обратно. Дозорные-отступники создали круг Силы, и даже Мари вошла в него.
А в колбе безликие начали удаляться. Нет, они оставались стоять на месте. Просто самого Брюса отодвигало на другую часть галереи, как под шквальным ветром.
Лаборатория кипела, словно кухня графского дворца перед званым ужином. Александров даже начал опасаться, не взорвется ли какой-нибудь сосуд – кто знает, чем это обернулось бы для Брюса? Сами собой листались страницы манускриптов, будто Яков Вилимович лихорадочно искал способы противодействия.
Но старый маг явно проигрывал. Неужели против него тоже выступил Великий? Или все дело было в слабой теневой природе восставшего? Или французы владели неизвестными секретами?
Леонид без особой надежды оглядел лабораторию – вдруг отыщется способ, каким он сможет если не выручить, так по крайней мере поддержать наставника?
– Приступайте, – раздался голос Правого.
Левый все еще боролся с Брюсом.
Но круг Силы вдруг распался. Якову Вилимовичу это не помогло: магическое давление все так же теснило его. А Правый шагнул к саквояжу на полу и поднял его вместе с друзой. Леонид наблюдал все это через колбу. Рядом клокотала багровая жидкость в тигле, наверное, то была ярость владельца лаборатории.
Мари извлекла из своего ридикюля некий предмет. Леониду было трудно разглядеть его через колбу, да и не очень-то он был настроен разглядывать – в первую очередь Леня был поражен тем, как легко и решительно девушка приняла это противостояние на галерее, как легко и решительно вступила в схватку, зная, кто стоит по ту сторону сумеречной преграды. Ведь не могла же она напрочь забыть о русском дозорном, которому еще вчера столь благосклонно улыбалась? А коли так – в действительности допускала его гибель и готова была принести его в жертву вместе с магом-наставником? А как же «сам погибай, но товарища выручай»? Или товарищем ей Леня был лишь до той поры, пока не отыграл свою неказистую роль? Если о таких оттенках Света она вела речь несколькими минутами ранее, то Александров отказывался понимать и принимать сию палитру.
Правый тем временем поставил саквояж под козлоголовой химерой. Он явно был опытным магом – не делал никаких пассов, ничего лишнего; казалось, он просто застыл на месте. Однако над друзой возникло нечто вроде маленького северного сияния. Затем сияние сфокусировалось в тонкий луч, идущий от самого высокого кристалла. Этот луч заплясал по поверхности химеры, будто сумеречный «солнечный зайчик».
Неожиданно все вспыхнуло ярко-зеленым. Вспыхнуло и погасло.
В лаборатории Сухаревой башни почти все затихло. Перестали кипеть жидкости в тиглях. Прекратили перелистываться страницы манускриптов. Успокоились твари в спиртовых растворах.
А на галерее Нотр-Дам все еще находились четверо. Однако теперь среди них не было девушки. Под химерой, рядом с саквояжем, скорчившись, лежал обнаженный человек. Безликий наклонился над ним. Откуда-то из воздуха появился плащ, который немедленно набросили на лежащего. Тот зашевелился. Безликий приложил руки к его голове, потом надел на шею цепочку – наверняка некий лечебный амулет.
А его товарищ, давивший старого мага «прессом», начал опускать руки.
– Все кончено, – сказал он, явно обращаясь к Брюсу. – Свершилось.
– Не… для… всех… – Слова давались Якову Вилимовичу с трудом, он терял силы.
– Кончено, – повторил противник. – Ваши изумруды больше не нужны.
– Вы заключили ее в камень… – процедил Брюс. – Почти дитя…
Красная жидкость на столе недалеко от ошеломленного Леонида снова закипела.
– Ее выбор, – ответил безликий. – Жертва в обмен на жертву.
Бывший узник каменного истукана заворочался под плащом, пытаясь встать.
Первый из сообщников протянул ему руку.
Бриан не торопился подавать ее в ответ. Он выдавил какие-то слова, их нельзя было разобрать с края террасы, куда оттеснили Брюса. Но смысл их вполне угадывался:
– Кто вы такие?
– Освободители, месье. И провозвестники нового мира, – ответил безликий.
– Что вам угодно? – с трудом произнес Бриан.
– То же, что и вам, – вдруг раздался надтреснутый голос Брюса. – Рушить.
Леонид в башне даже не ожидал, что старый маг, теснимый «прессом», все же вмешается.
Колдовское давление усилилось: то ли противник разозлился, то ли наставник Леонида потерял необходимую сосредоточенность. Но Брюса прижало к парапету потоком чистой Силы Сумрака. Еще немного – и опрокинет вниз!
Тогда, повинуясь наитию, Леонид вдруг сделал то единственное, что следовало сделать. Он подбежал к камину и сунул руку в синее пламя. Нет, он не почувствовал жара – один лишь холод. Но этим холодом его пробрало так, как не пробирало никакими русскими морозами. В глазах на один краткий миг померкло вовсе, затем слегка прояснилось, однако теперь всю обстановку брюсовой лаборатории Леонид видел будто бы сквозь рой мелкой суетливой мошкары. Виски сдавило, к горлу подкатила тошнота, а дыхание сделалось как у старого астматика. Александров с трудом поборол в себе искушение немедля вынуть руку из огня, так плохо ему было. «Нет у меня здесь ни горла, ни груди, ни висков! – убеждал он себя. – Не может ничего болеть! И воздух не требуется! Это все фантомы моего сознания!» Однако попробуй докажи несчастной руке, что ее никто не калечит, когда ощущения такие, словно все предплечье уже обуглилось или промерзло до кости! Ослабев от боли, дрожа всем телом, Леня рухнул на колени. Каминный зев рывком приблизился и тут же отдалился – это измученного дозорного качнуло взад-вперед. Держаться! Во что бы то ни стало – держаться! Ему казалось, что через каминную трубу башня связана с самыми дальними и глубокими закоулками Сумрака, готовыми забрать Брюса навсегда. Чувствуя себя Муцием Сцеволой, стиснув зубы, чтобы не закричать в голос, ученик держал руку в синем холодном пламени, теряя душевные силы, но отдаляя финал для учителя.
– Идемте с нами, месье, – тем временем сказал на галерее безликий освобожденному де Маэ.
Леонид с трудом отвернул голову от огня и посмотрел в колбу сквозь мельтешение черных точек перед глазами. И вновь его сильно качнуло, будто огонь только и ждал, когда Иной потеряет бдительность и можно будет заполучить его целиком.
Безликий помогал Бриану подняться на ноги. Тот стоял нетвердо и выглядел жалко: всклокоченная борода, плащ, наброшенный на голое тело, босые ноги. Ни дать ни взять еретик, каких в былые времена приводили к собору перед казнью.
Назвавший себя освободителем извлек из кармана предмет, похожий на сферу размером с бильярдный шар. К нему подошел сообщник, что все еще насылал на Брюса поток чистой Силы.
Леониду вдруг стало по-настоящему страшно. Эти Светлые заключили в камень Мари. Они вытащили полубезумного злодея, совершившего преступление против Договора. Они напали на помощников самого Градлона и не побоялись вступить в бой с ним самим. Теперь они наверняка избавятся от единственного очевидца. А Леонид ничего не может с этим поделать. Только наблюдать, не вытаскивая руку из огня. Сейчас эти безликие ударят с удвоенной силой. Неужели потом он будет коротать с Брюсом время до скончания времен в этой лаборатории посреди безлюдной туманной Москвы?
Положа руку на сердце, Александров в пылу противостояния на галерее химер попросту забыл, что нельзя сбросить мага с башни так, чтобы тот разбился. Если только он сам не желает умереть или не обессилен полнос