Леонид уже успел неплохо изучить окрестности. Он подумал, что на сей раз идти нужно самым коротким путем и не переходить на другую сторону Сены.
– Возьми фиакр, – посоветовал Бернар. – Встретимся на Эспланаде.
Никто из них не знал, что в этот день не суждено было сбыться никаким планам.
Как ни странно, то, о чем в суматохе забыли прославленные ночные сантинель Парижа, не ускользнуло от внимания куда менее прославленных дневных. Когда Леонид быстрым шагом, едва не переходя на бег, приблизился к дому Фламеля, он все же заметил, что остальные посетители предпочитают обходить тот стороной.
Из двери, однако, вышли двое господ и остановились на пороге. Один показался Леониду знакомым, но лишь подойдя вплотную, он узнал своего железнодорожного попутчика.
– Мое почтение, – несколько небрежно приветствовал Темный.
– Евгений Спиридонович!.. – Леонид приподнял шляпу.
Было видно, что носивший сумеречное имя Шагрон, столь легко раскрытое Брюсом, тоже успел побывать в модном парижском магазине мужского платья. Вероятно даже – времени было предостаточно, – заказал себе костюм у лучшего портного. Леониду бросился в глаза драгоценный браслет. Просто камни, безо всякого волшебного свойства. Но этого браслета и в помине не было, когда они делили купе в вагоне поезда. Александров отчего-то подумал, что Темный мог просто зайти сегодня в ювелирную лавку и взять, что понравится, отведя глаза всем, кто там находился. И никто ему не мог бы поставить это в вину. Светлые руководствуются совестью, Темные – чистым прагматизмом.
– Как здоровье почтенного графа Якова Вилимовича? – полюбопытствовал Шагрон.
– Яков Вилимович пребывает в незримых материях, – ответил Леонид, не вдаваясь в подробности и тут же обратив внимание на другого Темного: – Месье?..
– Кольбер, – учтиво представился тот, явно подавив привычку отрекомендоваться по протоколу.
– Наследили тут, Светлый, – вновь перехватил Шагрон. – Впрочем, наследили, можно сказать, с нашей стороны, нам следы и заметать.
– Не вы ли, месье, оставили некий прибор? – осведомился второй.
– Не просто прибор, – усмехнулся Шагрон, – а весьма полезное изобретение. В некотором роде вы мой должник, Леонид Сергеевич…
Должник прекрасно знал, чем оборачиваются подобные слова. Особенный день закончится, а платежи никто не отменит.
– Но воспринимайте это как дружескую услугу. И даже не вам, а вашему наставнику. Договора нет, а потому и делить нам сегодня вроде как нечего. Прошу, любезный, вот ваше имущество. – Шагрон толкнул дверь.
Леонид торопливо прошел внутрь. Камера стояла там же, где он ее оставил.
Никаких следов крови под лестницей не просматривалось.
– Взгляните внимательнее, – неожиданно предложил Кольбер. – Мы не притрагивались к вашему аппарату, месье. На нем только Светлая магия.
Леонид тщательно осмотрел «Патэ». Не полагаясь на свои невысокие способности, он даже достал из кармана брелок, подвешенный на один шатлен с выставочным жетоном. Брелок при должном нажатии подавал владельцу сигнал о том, что применены Темные заклинания. Конечно же, он не мог бы распознать все, однако настройка была куда тоньше, чем ощущения слабого Иного. Тем не менее и брелок, и собственный осмотр сумеречным зрением показали, что ничего Темного в камере не было.
– Мы вовремя подоспели, – сообщил Шагрон.
– А вы, Евгений Спиридонович, надо полагать, сегодня стали добровольным помощником тех, кто официально сложил полномочия… – К Леониду возвращалась уверенность, да не одна, а с толикой нахальства.
– Как и вы, Леонид Сергеевич, – улыбнулся Шагрон. – Хотя на выставке сегодня столько Инквизиторов, что нам впору дать себе послабление.
– То, что здесь произошло, говорит об обратном. – Леонид подхватил камеру.
– Это можно оставить волкулакам, – отмахнулся Шагрон. – Все Темные уже прослышали о каком-то Крысином Короле.
– Гару объявили о добровольном отказе от охоты на этот день и ночь, месье… – сказал Кольбер.
Он сделал многозначительную паузу, и Леонид неожиданно его прекрасно понял. Оборотни Парижа наверняка рассчитывали нечто выиграть для себя, когда День закончится. А может, надеялись на списание каких-то старых долгов.
Опять эти долги…
– Господа, искренне благодарю за помощь, – заторопился Леонид. – Евгений Спиридонович, мой наставник тоже был бы сейчас не менее благодарен. Но мне следует идти. Я собираюсь запечатлеть самую правдивую хронику сегодняшнего дня.
– Не смеем задерживать, месье, – приподнял котелок Кольбер. – И оставляем право воззвать к нам через Сумрак, если вы захотите узнать, нет ли поблизости от нас какой-нибудь любопытной уличной сцены.
– Знаете, любезный, без Договора чрезвычайно скучно. – Шагрон достал золотой портсигар; Александрову снова почудилось, что и этот предмет Темный приобрел сегодня, не заплатив ни сантима и ни капли не опасаясь претензий.
– Следить за собой, Евгений Спиридонович, тоже весьма увлекательное занятие, – неожиданно для себя ответил Александров.
– Вот только заснять вы сами себя пока не можете. – Шагрон закурил. – Я думаю, когда изобретут хотя бы фотографический аппарат, который позволит заснять самого себя на месте, без выдержки, это приобретет огромную популярность.
– Вероятно, вы правы, – подхватил Леонид. – Но не забывайте, Светлым всегда интересны не они сами. Всего наилучшего, господа. Удачного… – Он проглотил слово «дежурства». – Хм… променада.
Леонид двинулся в обратную дорогу к выходу из Старого Парижа. Сейчас тут было куда многолюднее. Посетители в современной одежде резко выделялись среди тех, кто, словно на маскарад, был обряжен в костюмы жителей 1440 года. Прохожие часто останавливались, запрокидывали головы, глазея на высокие здания, соединенные между собой множеством переходов. Этот павильон, наверное, можно было бы пройти из конца в конец, ни разу не спустившись на мостовую.
Александров и сам невольно посматривал на верхние ярусы и балконы этого замкнутого средневекового мирка. А когда в очередной раз спустил взгляд на землю, то увидел недалеко от дворца Пре-о-Клер невысокого мужчину в черном пальто и цилиндре. Тот неторопливо шел, опираясь на трость, к выходу. Сначала Леониду показалось, что человек привлек его внимание своим нарочито чопорным видом среди цветочниц и мушкетеров. По всему, господин только что покинул один из ресторанов. А может, посещал местный театр, где все было обставлено, как в бургундском отеле во времена Мольера.
Но потом русский сантинель решил, что господин ему чем-то знаком. Только забежать вперед и прямо заглянуть в лицо было неудобно, и оставалось рассматривать спину, затылок и часть щеки. Пока Леонид не догадался посмотреть на уходящего через Сумрак…
Увиденное его обескуражило. Месье, как он и предполагал, оказался Иным. Только – поразительно! – непосвященным. Вместе с тем Леонид обычным зрением отчетливо замечал седые пряди, выбивающиеся из-под цилиндра, и седую бородку. Господин не был молод. В Париже, городе необычайной активности Дозоров, никто не сумел опознать и инициировать Иного почти до самой старости?!
Впрочем, господин мог быть приезжим. Мало ли гостей прибыло посмотреть на выставку? Однако, судя по хорошему костюму, его владелец не был бедняком. Такие люди на виду. Даже если он жил в глубокой французской провинции, его должны были бы обнаружить. Да что там провинция! На каждом вокзале Парижа дежурят сантинель, они не дадут пройти мимо скрытому Иному. Даже если этот господин приехал сегодня. Вокзал находится за пределами выставки, там караулят и Светлые, и Темные дозорные. Если только этот субъект не прибыл на конном экипаже, хотя наверняка и на этот случай здесь нечто предусмотрено…
Леонид присмотрелся к ауре внимательнее. У необращенных она зачастую блистает всеми оттенками радуги. Однако чаще всего Иных распознают в детстве или юности. Кроме того, по странным и непонятным законам Сумрака бывает так, что Иной с самого начала испытывает склонность к определенной стороне. Существует не одна и не две теории, как происходит выбор Света или Тьмы, и среди них и такая, что никакого выбора нет вовсе. Просто при первом входе в Сумрак проявляется настоящая сущность Иного, незаметная до того в ауре. Как болезнь может с самого рождения жить в организме, а затем в несколько дней умертвить его при соответствующих условиях.
Александров не верил в эту теорию. Он полагал, что собственный выбор человека имеет значение, хотя и обусловлен многими обстоятельствами – средой, где тот вынужден был жить, умственным и нравственным развитием, воспитанием и прочим. В любом случае у Иного, прожившего изрядную жизнь, но ни разу не входившего в Сумрак, должны были накопиться впечатления, заранее склоняющие его в ту или другую сторону. В конце концов, не бывает и людей, абсолютно нравственно нейтральных. Невозможно быть свободным от окружающего общества.
В ауре неизвестного Иного преобладал Свет. И не просто преобладал, он искрил и переливался. Леониду даже показалось, что он ошибся, и незнакомец самый что ни на есть Светлый, давно уже инициированный. Он перепроверил и осознал, что все же был прав. Нет, перед ним идет еще никем не выявленный Иной с мощной склонностью к Свету. Настолько мощной, что можно было бы поспорить с любым дневным сантинель на исход посвящений, предложив тому лично ввести этого господина в Сумрак.
Леониду пришла запоздалая мысль, что, может, в том и кроется разгадка незнакомца. Его давно уже нашли Темные, но, поняв, кем он станет, сделали все возможное, чтобы этого не произошло. К тому же, насколько Александрову хватало умений, он определил, что незнакомец – будущий Иной высокого ранга. Куда более высокого, чем его собственный.
Господин тем временем миновал ворота Сен-Мишель, ни разу не обернувшись и, казалось, не замечая, что его преследует молодой человек с необычной поклажей в руках. Человек в цилиндре свернул не налево, к набережной Дебийи, а направо. Но направился он не к Альмскому мосту, а к расположенному тут же причалу, где как раз стояло прогулочное судно – таких по Сене сновало огромное количество.