Не успела затихнуть новость, как, стуча металлом на подошвах, стремительно прошел новый курьер.
Все замерли, подобрались.
А потом в Светлый отдел пришел церемонный посланник и, не снимая капюшона, пригласил на коллегию Инквизиторов «месье Александрофф».
Там Леонид смог только повторить слово в слово то, что произошло с ним утром в Старом Париже. А затем по отдельным репликам он сумел склеить для себя ленту недавно произошедшего.
После поимки шухарта Тома и ареста заговорщика Кастелена Темные продолжили умирать прямо за стенами Трокадеро.
Светящееся нечто, развалившее башню жертвоприношений, спалило на месте благонадежного вампира, который всего лишь зашел посмотреть на диораму.
Затем упал замертво сенегальский колдун в павильоне своей страны. Следом досталось Темному парижанину, зашедшему в павильон Туниса, – и он тоже не выжил.
А потом еще один Темный из Германии стал жертвой прямо на мосту Йена. Поблизости оказались добровольные дружинники из Дневных сантинель, которые увидели через Сумрак, как беднягу настиг большой сгусток Света. Дальше что ж? Дружинники немедленно принялись вести обстрел всеми боевыми чарами, что имелись у них в распоряжении. Но Светлый шар от этого, казалось, стал только больше и взялся преследовать атакующих. Те, разумеется, бросились наутек, не преминув послать «Караул!» Темным во все стороны.
И пока ничего не было известно о рыщущих в поисках Крысиного Короля оборотнях, уже и без того потрепанных в сибирском отделе.
– Как понимать? Извольте, – сказал Градлон и с силой провел подушечкой большого пальца по жилке на левом виске. – Инквизиция раскрыла ящик Пандоры.
– Инквизиция? Вы всерьез так полагаете?
– Увы, да. Последнее, что я успел забрать у того несчастного, подтвердило мои худшие опасения.
– Это был Бриан де Маэ?
– Нет. Он мертв. Теперь они оба мертвы.
– Оба?
– Бриан де Маэ, мой наставник и некогда претендент на место Пресветлого коннетабля Парижа, умел хранить секреты. Я знал его много лет, но даже мне не было известно, что у него есть брат-близнец. Альбер де Маэ. Он никогда не был посвящен в Иные. Тот, кто пролил свою кровь у нас на глазах, – это Альбер.
– Вы знаете смысл ритуала?
– Теперь уже да, месье. После того как прочел предсмертные мысли второго де Маэ. Впрочем, кое-что должны знать и вы. Хотя никто не верил в эту безумную фантазию, в миф наподобие венца Мерлина, который привезли эти господа… – Пресветлый кивнул на Артура.
– Что это за миф?
– Эмпириум, – коротко ответил Градлон и замолчал.
Морис и Дункель переглянулись.
– Эмпириум? – переспросил Вуивр. – Что это? Никогда не слышал.
– Не может быть… – проронил Морис. – Абсурд.
– Полагаю, господа, мы имеем право знать, – сказал Артур с обычной своей ноткой усталого сарказма.
– Это невозможно. – Морис, казалось, убеждает сам себя, а не только собравшихся. – Такая же чепуха, как философский камень. Алхимические бредни.
– А что нам скажет хранитель легенд? – осведомился Дункель.
Сзади на конторке сама собой перелистывалась книга, по которой бежало гусиное перо. Сделав запись этого вопроса, перо замерло. Почудилось, что и само оно выгнулось, как вопросительный знак.
Из угла комнаты к столу вышел дон Рауль.
– Непроверенные слухи, – начал испанец. – Мысль, которая приписывается графу Сен-Жермену…
– Который приложил руку к созданию друзы, если не ошибаюсь? – с прохладцей уточнил Дункель у Пресветлого, бесцеремонно прервав обладателя железной руки.
– Не ошибаетесь, месье, – учтиво склонил голову Градлон.
– Сеньоры? – Рауль убедился, что может продолжать. – Еще сто лет назад в ходу была теория, что горение вызывает некий флюид под названием «флогистон». Чем выше его концентрация в веществе, тем больше тепла оно выделяет. Точно так же Сен-Жермен полагал, что Свет и Тьма есть первоначала, которые циркулируют в душе, как кровь в организме. Под квинтэссенцией Тьмы он понимал инферно. Квинтэссенцию Света граф назвал Эмпириум. Он полагал, если можно выделить чистое инферно, что происходит весьма часто, то можно получить и чистый Эмпириум.
– Это лженаука! – вдруг сказал Претемный коннетабль. – Одно слово – шарлатан! Инферно не есть чистая Тьма. Это даже не магия Темных. Светлый тоже способен проклясть. Инферно выйдет ничуть не хуже.
– Все верно, сеньор. Инферно не есть чистая Тьма. Это концентрированное зло, присущее и Темным, и Светлым. Помимо прочего Сен-Жермен полагал, что Сумрак черпает Силу из чувств смертных. Ныне это предположение разделяется наиболее сведущими Иными. Но, по Сен-Жермену, важно не столько содержание чувства, как принято думать, сколько концентрация. Тьма преследует цель – совершенную и ничем не ограниченную свободу. Любое чувство имеет право быть, любое чувство получает выражение и оправдание. Никакого сдерживания, а потому – никакой концентрации. Тьма ничего не дает, только поглощает. И напротив – Свет. Вместо свободы – добровольно принятая на себя обязанность, подчиняющая чувство. Полная концентрация.
– Опустим метафизику, – нетерпеливо процедил Морис. – Время дорого.
– Эта первая догадка Сен-Жермена имеет самое прямое отношение ко второй, сеньор. Граф полагал, что Свет в душе Иного можно сконцентрировать до абсолюта. Все равно что получить флогистон.
– Ересь, – сказал Морис.
Леонид подумал, что странно подобное услышать от того, чье существование и само по себе являлось бы ересью с точки зрения инквизиции римско-католической церкви. Да и любой другой тоже.
– Это все, что я имею сообщить. – Испанец поклонился. – Мне неизвестно, предпринимал ли Сен-Жермен какие-либо практические опыты…
– Не предпринимал, – заговорил Градлон, устало потирая висок. – Но он рассказывал об этом своему ученику Бриану де Маэ, а тот рассказывал мне. Почтенный сеньор Рауль, очевидно, не знает, как именно Сен-Жермен надеялся выделить чистый Эмпириум. Он полагал, что Свет образуется при самопожертвовании. И что можно создать некий кристалл, который сконцентрирует Эмпириум так же, как хорошо отшлифованная линза собирает лучи солнца. Вот что я слышал. Но теперь, похоже, все встает на свои места. Смарагд месье Брюса – это и есть линза. Когда Сен-Жермен узнал о его самопожертвовании, то пустил в ход все свои уловки, чтобы заполучить эти кристаллы и должным образом на них воздействовать. Он был непревзойденным мастером в работе с камнями. Однако граф не решился поставить опыт на самом себе. Сен-Жермен оставил кристаллы в России и забыл о своих намерениях. А вот Бриан де Маэ, похоже, не забыл…
– И что же? – поторопил его Великий Инквизитор Франции.
– Я не все сумел извлечь из памяти Альбера. Он слишком быстро умер… как это ни жестоко… Судя по всему, для выделения Эмпириума помимо кристаллов требовалось заклинание, и Сен-Жермен открыл его Бриану. А тот уже за неимением друзы придумал хитрый план. Скорее всего когда разыскал своего брата-близнеца, с которым был разлучен еще в детстве, и убедился, что он тоже Иной. Бриан не стал вводить Альбера в Сумрак, но обратил в свою веру. По-видимому, концентрация Эмпириума происходит в крови. И де Маэ решил удвоить эффект за счет брата. Но требовалось самопожертвование, а тут как нельзя кстати случилась революция. Можно было бы добровольно пойти на гильотину, только для выделения Эмпириума подобного мало. Вероятно, Бриан все же не особенно доверял идеям графа. Он пытался изменить расклад сил в границах Великого Договора. Но скорее всего, предвидя, что будет, он действовал вполне расчетливо. Он ведь сам сдался Трибуналу?
– Верно, – кивнул Морис.
– Итак, Бриан де Маэ оказался запертым в химере, как Прометей, прикованный к скале во имя людей. Сто лет, глядя на Париж с собора, он не просто страдал, а растил в себе Эмпириум. А в это время еще живы были его единомышленники, и небывало долгий век для смертного коротал брат Альбер. Единомышленники не сидели сложа руки. Все это время они безуспешно пытались воссоздать друзу Сен-Жермена. А также инкогнито вдохновили молодого горячего Кастелена изменить миропорядок. Так продолжалось, пока вам, уважаемые, не пришло в голову организовать выставку Иных, чтобы поймать Кастелена. Его собрались ловить на реликвии Мерлина, однако Ноэлю требовалась друза. Он узнал о том, что ее привезут из России, от моей протеже мадемуазель Турнье. Самое любопытное началось дальше. Альбер с приспешниками отбили Бриана у заговорщиков, но упустили изумруды, ведь Ноэль не знал их истинной ценности. Тогда Бриан придумал новый план. Досточтимая Инквизиция дала ему в руки козырь еще раз, объявив День без Договора. О, и теперь они разыграли сложную партию! Недаром Бриан так любил когда-то шахматы. Сначала они подослали в Старый Париж Короля Крыс. В суматохе нужно было поставить метку на аппарат русского синематографиста. А он еще и облегчил им задачу, когда оставил свою камеру под лестницей. Затем они привели вас, месье Александрофф, в Небесный Глобус. Предварительно они туда же направили этого несчастного Тома, шухарта, как таких зовут немцы. Все, что от него требовалось, – это передать накопленные силы Альберу. А брат Бриана затем обнаружил себя окончательно, чтобы попасть в Трокадеро.
– Погоди, – взмахом руки прервал его Дункель. – Зачем Альберу было отдавать себя в ваши руки, если он и так мог бы переместиться к друзе?
– Бриан использовал нечто вроде так называемой Минойской Сферы. По сути, это логическая машинка Раймунда Луллия с нанесенными пространственными символами. Но чтобы ею воспользоваться, нужно точно представлять себе место, куда желаешь попасть. Совершенно необходимо было, чтобы Альбер воочию увидел, где именно находится друза. Потом соратники Бриана по метке на камере провесили портал…
– Пресветлый! – вырвалось у Леонида.
Все посмотрели на него, кроме, пожалуй, Мориса и Совиной Головы. Стало неловко, но Александров уже не мог остановиться:
– Темные вместе с Шагро… – Он осекся и тут же поправился: – …с Евгением из московского Дневного осмотре