– Слишком мало времени, юноша. Дозвольте перемолвиться с вами парой слов. Я вел бы разговор с Инквизицией сам, но больше не в силах занять ваше тело.
– Но как вы?..
– Мой проводник в мир живых – сии изумруды. Таинство, проведенное через них над сим истуканом, разрушило течение энергий. Все равно что дверь притворило сильным ветром, ежели угодно. А затем, когда Пресветлый таинство вдругорядь совершил, дверца и отворилась заново. Токмо не как ранее, а на малую щелку. Но хватить должно… Я все еще вижу вашими глазами и слышу вашими ушами. Девица не лжет. Не в ее силах проклинать, как не в моих – ожить.
– Но она – Великая!
– Я уразумел сие довольно скоро, а окончательно уверился здесь, в соборе. Токмо сообщить вам не успел, началась моя битва. Градлон мог долго прятать истину от живых, но не от теней.
– Как же тогда вызвать инферно?
– В городе еще остался большой мастер. Самый искусный в Старом Свете.
– Кто?
– А кто проклят сам от века и несет сие с собой, куда бы ни явился. Кого страшно не любят звери, а чтят только крысы.
– Король! – От выкрика Леонида, казалось, зазвенели все склянки в лаборатории.
– Я много узнал от теней, пока ждал, что мы снова увидимся. Тот Инквизитор, у которого шпага вместо магического жезла… Тот, что спасал вас, юноша… Он послал нескольких мятежников навечно в Сумрак. А я их встретил. Знание в уплату за знание. А знание – единственное, что ценно в Сумраке, запомните сие. Они прятали Крысиного Монарха в своих подземельях, а затем выпустили. Более молодые мятежники подарили им сию мысль, когда сотворили чудовище из синего мха. Король должен был отвести всем глаза – и отвел. Теперь надобно схватить его ранее, чем до него доберется исчадие Света.
– Но как, Яков Вилимыч? Оборотни искали его целый день – и бесполезно!
– Оборотни не терпят крыс, но вовсе не питаются ими. Лучший крысолов тот, кто готов их съесть.
– Кот-перевертыш?
– Или аспид.
– А разве есть в Париже такой… аспид?
– Есть. Из Санкт-Петербурга приехал. В одном экипаже с вами, юноша.
И тут Леонид вспомнил дневного дозорного Евгения. Сначала в купе поезда. Затем как увидел того в Старом Париже сегодня утром. Не чутье ли привело Темного туда, где Крысиный Король нашел свои первые жертвы?
– Мудрому достаточно, – сказал Брюс. – Еще свидимся, надеюсь. Сила уходит…
Лаборатория в Сухаревой башне начала таять. Леонид по-прежнему находился на террасе колокольни Нотр-Дам, держась рукой за самый высокий изумруд из друзы.
Сколько времени он говорил с ушедшим?
Вряд ли для остальных прошло дольше мгновения.
– Господа! – Леонид выпрямился. – Кажется, я получил важное известие…
– От кого же? – недоверчиво спросил Морис.
А Мари посмотрела на Леонида с надеждой. Она явно думала, что через друзу с ним разговаривал Градлон.
– От того, кому Европа стольким обязана…
Эпилог
Самое величественное зрелище выставки разворачивалось над Марсовым полем, но, увы, никому из простых смертных не дано было его увидеть.
Впрочем, Иные тоже предпочли ретироваться подальше. Договор уже снова обрел силу на всей территории Парижа. Инквизиция наскоро состряпала циркуляр и довела до сведения всех Светлых и Темных Парижа, будь то приезжие или проживающие, строжайший приказ – покинуть выставку до особого распоряжения.
Потому сейчас почти все оставшиеся Иные собрались на башне Эйфеля.
Евгений-Шагрон стоял за спиной Крысиного Короля. Он принял свой довольно отталкивающий сумеречный облик змееподобного существа с двумя руками и двумя ногам, зато без хвоста, и следил за жертвой немигающим взглядом рептилии. Темный был страшно недоволен, что ему пришлось временно прекратить любимое занятие – езду на автомобиле, и это недовольство не сулило Королю ничего хорошего.
Сам Король выглядел совсем не так, как представлялось Леониду. В Сумраке он даже не умел превращаться в крысу, хотя руки его становились похожими на лапы грызуна, а резцы удлинялись. Кроме всего прочего, этот субъект вне человеческого мира был совершенно лыс. Но и вне мира, доступного лишь Иным, ничего крысиного в нем не проглядывалось. Напротив, Король больше всего напоминал откормленного и довольного кота.
Довольным ему надлежало быть хотя бы тем, что от имени Лелю и всех вервольфов Парижа ему были обещаны целые сутки, чтобы убраться из города и не быть преследуемым. Разумеется, в случае успеха предприятия. На случай неуспеха Лелю с несколькими соратниками окружили башню внизу.
Хотя, если бы план провалился, спасаться бегством пришлось бы им.
Из Инквизиторов за происходящим лично наблюдал только дон Рауль. Хранитель легенд обязан был засвидетельствовать правдивость еще одной. У него над плечом висел прозрачный хрустальный шар размером с голову. Морис, Дункель и прочие, надежно укрывшись где-то в хорошо укрепленном подвале, следили за всем через него: шар посылал картины на точно такой же, установленный в их логове.
Кроме прочего, сеньору Раулю надлежало забрать ленту, отснятую Александровым. Сам кинематографист не имел права ни проявить ее, ни просмотреть вне стен Инквизиции.
От Светлых на площадке находились бывший заместитель Градлона месье Фюмэ и Мари. Теперешний Пресветлый увешал себя магическими предметами, как рождественскую ель – игрушками. Но в человеческом мире разглядеть этого под его костюмом было невозможно. У Мари были только те артефакты, что оставил ей прежний коннетабль.
Претемный Вуивр своим присутствием не почтил.
Впереди, над Марсовым полем, крутилась огромная черная воронка размером, наверное, с жерло Везувия. По сравнению с ней и колесо обозрения позади Дворца электричества, и Небесный Глобус казались детскими рисунками.
Самое трудное было – спрятать воронку до того, как она наберет требуемую силу. И здесь, как ни странно, помогли Темные, у которых имелся большой опыт по этой части. Они погрузили воронку на второй слой Сумрака, в то время как Эмпириум если и проявлял себя, то либо на первом слое, либо в человеческом измерении.
Всем парижским Иным после сумасшедшего Дня без Договора пришлось пережить еще несколько весьма напряженных дней затишья. То, что когда-то было Брианом, тоже затаилось. Но все Светлые накопители, расставленные по приказу Градлона на периферии выставки, – Ночной Дозор это тщательно проверил, – были опустошены.
Однако теперь с проклятия были сняты все незримые оковы, словно у аэростата обрубили швартовочный канат и сбросили часть балласта. Воронка показалась на первом слое.
Марсово поле здесь выглядело не так, как мог узреть человеческий глаз при солнечном свете. Выставочные павильоны еще не успели толком прорасти сюда и смотрелись эфемерными, полупрозрачными, как мечты архитектора. Даже башня Эйфеля здесь оказалась сделанной не из железа, а похоже, из бронзы. Ее конструкции увивали длинные пряди синего мха, точно лозы винограда. Но тратить силы на его уничтожение никто не собирался.
Леонид занимался привычным делом – крутил рукоятку, однако ему было не по себе. Он много раз видел маленькие воронки проклятий, но никогда – столь исполинскую. Он представлял себе подобное над лондонским Тауэром перед тем, как на город обрушилась чума, и поеживался. Затем представил себе медленно растущую воронку над Дрезденом, о которой рассказывал Фрилинг. Неужели вот этот самодовольный Темный, похожий не на короля, а одновременно на буржуа и зажиточного пролетария, мог наслать чуму или нечто вроде того на Париж?
Леонид присутствовал и при сцене, когда Шагрон тащил этого субъекта на башню. Тот возмущался, апеллировал к Договору и заявлял, что поступает всего лишь сообразно его природе.
Всего лишь. Природе.
Александров чуть не огрел его камерой по голове, но сдержался в присутствии Мари. Он даже начал испытывать симпатию к Темному любителю авто Шагрону. Евгений к тому же оказался и великолепным сыщиком, найдя Крысиного Короля меньше чем за сутки и совершенно не опасаясь при этом перемещаться по городу, где за каждым углом мог поджидать Эмпириум.
Черная воронка медленно поворачивалась, поднимаясь все выше и обретая все большее сходство с гигантским воздушным шаром. Ее узкий хвост изогнулся и соединился с верхушкой башни. Аппарат уже не мог запечатлеть это во всей красе.
– А вот и их Светлость, – мрачно процедил Шагрон по-русски. Но через Сумрак его все поняли.
Эмпириум возник неподалеку от воронки. Сейчас он походил на огромную шаровую молнию, но размер не шел ни в какое сравнение с инферно. Сгусток Света начал медленно облетать воронку.
– А все говорят – Земля вертится вокруг Солнца. – Шагрон обнажил острые зубы и моргнул нижними веками.
Эмпириум продолжал свое путешествие, как будто не желая нападать.
– Сделай что-нибудь, твое крысейшество. – Шагрон толкнул Короля в плечо. – Или крысичество?
– Что я могу? – раздраженно повернулся к нему Король. В миру его, как выяснилось, звали ни много ни мало Франсуа Верлен, будто бы в честь сразу двух поэтов – не то издевка судьбы, не то прихоть Сумрака. – Я израсходовал почти все, что у меня было. Я же не закончил цикл…
– Не перегрыз сколько положено? – бросил Фюмэ.
Самым неприятным оказалось, что проклятие Король никогда не насылает со зла. Он вообще не желает никому ничего плохого. Даже в отличие от простых оборотней крайне редко кусает до смерти. А проклятие – нечто вроде отходов его сумеречной жизнедеятельности, отторжение продуктов распада Тьмы перед тем, как залечь в очередную вековую спячку.
По совести, время это еще не наступило.
– Хорошо, – продолжил Фюмэ. – Я с тобой поделюсь.
– Нет, – вдруг сказала Мари. – Я.
– Круг Силы, – изрек дон Рауль, до того, по обыкновению, незаметный. – Сеньорита передает, мы способствуем. Я взываю через Сумрак к Великим.
Леонид без объяснений понял, что они собираются предпринять. Получив неожиданную инъекцию, воронка резко вырастет. Она может даже прорваться – тут был риск. Но и Эмпириум не сможет не откликнуться. Они наконец-то сойдутся.